Юбилейные воспоминания к 45-летию первого комсомольского десанта на БАМ

Штрих № 1. Романтический

- С прибытием! - кричит парень в кирзовых сапогах. - Как долетели?

- Хорошо долетели. А где Звездный?

- Все здесь Звездный, - отвечает парень и смеется.

Вишневая вода речки Таюры несет разбитые армии последних льдин. На воду падает солнечный свет. По дну речки, у берега, скользят тени рыб.

В первом таежном поселке уже около 600 жителей. Месяц назад со многими из них мы ехали сюда, на Западный участок БАМа, спецпоездом N 14. На перронах Москвы, Кирова, Перми, Омска и других городов и поселков поезд приветствовали тысячи людей. В открытых окнах вагонов колосилось бесчисленное множество молодых рук. Бамовские первопроходцы прощались с теми, кто оставался позади.

И вот встреча через месяц.

Первые щитовые домики, палатки, бригадные вагончики. Это, конечно, еще не улица. Но уже - поселение. На многих из домиков самодельные плакаты: "Даешь БАМ!"; "Строим будущее!"; "Впереди - Тихий океан". На одном из вагончиков полиграфически исполненный призыв: "Охраняйте и расселяйте муравьев!"

В новом отряде "Стройка века" ребята сорока национальностей. Сорока! Все одинаково молодые. Все - одинаково энергичны. Разные только профессии: вальщики, слесари, электрики, повара, геологи, медики...

Энтузиазм и азарт первых дней единит духовное, глубокое чувство. Вот как его обозначил в своем журналистском блокноте тех лет один из нас: "Быть первым там, где начинается великое дело - твое счастье. Дело, необходимое не просто тебе лично, а всем. Всем, кто живет на земле твоей Родины. Это - твой счастливый час. Его не надо путать с торжественным. Потому что счастье - это всегда тепло, а торжество - это лишь мимолетное сияние. Разница".

Штрих № 2. Созидательный

У каждой бригады свои 500 метров просеки. Вернее, тайги. Ленинградцы заканчивают первый участок. Свои 500 м.

Юрий Бузов и Валерий Гришин подходят к очередной лиственнице. Определяют высоту, на которой следует сделать подрезку. Зубья пилы касаются твердого ствола. Забивают. Дерево теряет многолетнюю устойчивость. Вальщики подталкивают ствол шестом. Дерево получает ускорение, угол падения. Все замирают. Дерево падает медленно, в недоумении, затем быстрее, еще быстрее, в отчаянии - ничего нельзя исправить! - с гулом и живым ... бьется о землю. Так. Дальше. Гришин рубит сучья и ветки. Обходит комлевый конец дерева. Рубит с одной стороны, затем без передышки - с другой.

Солнце сверкает над тайгой. Жара становится жестокой. Гришин и Бузов стягивают ветки в кучу. Сушняк и небольшие бревна - до кучи. По очереди пьют теплую воду. Сплевывают под ноги. Размазывают грязь по мокрым лицам. Издалека доносятся глухие удары деревьев о землю. Сигналы соседей: мы работаем, мы идем на сближение. Вальщики чутко улавливают знакомые ритмы.

Подходит комсорг Саша Овчаров. Прислушивается к разговору. Интересуется, какой идиот посылает в тайгу, к ним, строителям железной дороги, детские фильмы. "Весь месяц мы смотрим в своем "Таежнике" фильмы о бабушке и внучке. Причем одни и те же, - говорит он. - Детей-то у нас пока нет".

Вместе с вальцовщиками пробираемся по разбитой вездеходами дороге. Мимо нас постоянно ревут машины. Их двигатели открыты. Тепло от моторов обдает нас мягкими влажными волнами. Впечатление такое, будто это большие животные, разгоряченные долгим бегом по опасной тайге. У вздрагивающей от ветра хвойной горы останавливается распаренный парень. Стягивает с головы шлем, затем войлочную шапочку. Спрашивает у одного из нас:

- Пар идет?

- Идет.

- Значит, варит, - заключает он и вновь натягивает шапочку.

В сторону близкого Байкала плывут белые многоэтажные облака.

Штрих № 3. Предательский

Александр Овчаров стоит на берегу Таюры. Он измотан, уставший - день на редкость тяжелый. Овчаров никак не может взять в толк: кажется ему то, что он видит, или плот с Игорем Ивановым на самом деле несется по быстрой, сверкающей реке.

На самом деле!

Один из строителей, лучший из ораторов ударного отряда, уплывает из Звездного. Уплывает тайно, надеясь, что никто не увидит. А Овчаров увидел. Увидел Овчарова и Игорь. Но вида не подал.

Александр складывает лодочкой ладони у рта, кричит изо всех сил: "Игорь, куда ты? Игорь?" Но лучший оратор отряда лишь резче ударяет палкой о воду. Ударяет кривой палкой и даже не оглядывается.

Не слышит.

Впереди его ждет первая пристань и любая попутка в будущее.

"Непостижимо", - думает Овчаров. А плот с человеком - единый предмет - уносится все дальше.

Овчаров возвращается в поселок. Тут уже все знают: их коллега, друг, доброволец сбежал. Зачем? Почему? Чего испугался?

"А в память о себе оставил тень", - скажет комсорг строительно-монтажного поезда Саша Овчаров. Скажет в тот же день в синих сумерках у костра. И черканет в своем дневнике только одно слово: "Первый".

Штрих № 4. Аппетитный

Запах горячего, свежеиспеченного в тайге хлеба не сравним ни с чем. Неповторим и его вкус. Чтобы хлеб не потерял хотя бы толику неповторимого запаха и вкуса, столовую соорудили рядом с хлебопекарней. Стены сколотили из досок янтарного цвета. Стены хочется потрогать руками - так они чисты и сияющи.

Как и тайга вокруг, и утреннее небо, и Таюра.

В хлебопекарне трудятся Зинаида Дмитриевна Прокопьева и Нина Николаевна Коваленко. Кормилицы Звездного. Мастерицы, а робки, как школяры. Случайных гостей впускают со смущением. Проверяющие? Нет, по другим делам. Успокаиваются. Начинают рассказывать.

Нина Коваленко:

- Наш хлеб один командированный даже в Усть-Кут с собой увез.

Зинаида Прокопьева:

- Да что в Усть-Кут! Приезжал тут один начальник из Братска. Попробовал - две булки упросил для Братска! Сказал, в горкоме буду по кусочку угощать. Разделю на всех!

- Как Христос?! - ахает Нина.

- Как инструктор горкома партии, - корректирует атеистка Прокопьева. - А вы-то сами, простите, откуда будете?

- Из Москвы будем.

- Какой Москвы? - вновь ахает Нина. - Из той, что прямо в Москве?!

В день отъезда - в саквояжах по булке лучшего хлеба России.

Штрих № 5. Семейный

Строители Валерий Зинченко и Володя Бондаренко знакомы нам по торжественному поезду N 14. Встречаемся у прорабского вагончика. "Что нового?"

Оба, не сговариваясь, достают паспорта. Раскрывают. "Прописан постоянно... пос. Звездный".

Первые якоря.

Петр Петрович Сахно, начальник строительно-монтажного поезда (СМП-26), курит, сутулится. То и дело поглядывает в сторону Таюры. На берегу вяжут бревенчатый мост. Рядом с Сахно - секретарь Усть-Кутского горкома партии Юрий Арсеньевич Гречухин. Говорит: "Скоро к тебе, Петрович, прилетает писательская бригада из Москвы".

Сахно поправляет рано седеющие волосы, кивает головой. Он ждет не писателей, а вертолет из Усть-Кута с какими-то документами. Ждет баржу. Ее арендовали для перевозки тяжелых механизмов. В какой-то момент словно из-под земли появляется высокий худой парень. Из-за его спины выглядывает застенчивая, тихая девушка. Парень откашливается, переступает с ноги на ногу. Говорит: "Петр Петрович, нам надо срочно улететь в Усть-Кут... С прорабом мы договорились..."

- Куда улететь? Зачем? - спрашивает Сахно.

- Мы решили пожениться, - отвечает парень. - В Усть-Куте нам надо подать заявление. Выбрать кольца в магазине...

Таюра бесшумно и быстро несет вишневую воду. Издали доносятся голоса бакенщиков. Сахно с возмущением соображает: допусти в молодежном поселке первую семью - тут же возникнет сотая. Тут же возникнет тысяча новых проблем. Все ведь только строится! Только налаживается. И вообще, что главное - БАМ или свадьбы?

Переводит взгляд на Гречухина. Секретарь райкома молчит. Молодожены ждут ответа. Может быть, начальник СМП вспомнил о своей семье? Может быть, он вспомнил Игирму, где семья ждет не дождется отца и мужа хотя бы на денек?

Может быть. А может быть, и нет.

Переводит взгляд на невесту. Невыносимая молодость девушки повергает в полную растерянность. Но секунды достаточно: он прежний Сахно.

Он трет подбородок.

- Летите.