220 лет назад на Смоленщине родился будущий адмирал Павел Нахимов, прославивший Отечество в морях и сложивший голову на Малаховом кургане
Что скажут сегодня об адмирале Павле Степановиче Нахимове, родившемся 220 лет назад?
Пожалуй, что это великий русский флотоводец. Уничтоживший в Синопском сражении 18 ноября 1853 года, в Крымскую войну, турецкую эскадру.
Тактик - третьестепенный
Но Синопское сражение - отнюдь не образец военно-морского искусства. Выиграть его обязан был любой адмирал, имевший такое превосходство в силах, какое было у Нахимова.
Да, он ввел в бой шесть боевых единиц, а турки - десять, но русские единицы - это 84 - 124-пушечные линейные корабли, а турецкие - фрегаты и корветы с числом орудий от 22 до 62. (Помогавшие им четыре 6 - 8-пушечных береговых батареи расклад не меняют)1. Орудий у русских было больше, а главное - больше орудий крупнокалиберных. Чем крупнее калибр, тем тяжелее снаряд и, значит, тем больше (при прочих равных условиях) кинетическая энергия ядра, врезающегося в борт противника. А борт у фрегата и корвета тоньше, чем у линейного корабля...
Каких-либо тактических новшеств Нахимов при Синопе не продемонстрировал. Просто расставил свои суда на якорях вдоль линии стоявших на якорях же турецких - и палил до тех пор, пока враг не прекращал огонь или не взрывался.
Да и расставил далеко не оптимальным образом. Его флагман "Императрица Мария" встал так, что должен был драться с 4 судами и с береговой батареей. А для шедших за ним "Великого князя Константина" и "Чесмы" остались лишь позиции, с которых можно было палить только по 1 - 2 судам и по 1 - 2 батареям2...
Тактика для Нахимова вообще была чем-то третьестепенным. Ниже мы увидим, как он демонстративно не замечал тактических "изюминок" адмирала Нельсона в Трафальгарском сражении 1805 года. Да, Павел Степанович "подначивал" так молодых офицеров, дабы те упорнее овладевали своей профессией. Но в том-то и дело, что главное в профессии морского офицера он видел не в тактической грамотности.
А в собственно морском деле - в умении эксплуатировать военные парусные суда.
То есть, грамотно управляя ими, грамотно организуя службу на них, уверенно плавать на них и обеспечивать их боеготовность.
Без этого победу в бою не принесет даже и самая передовая тактика.
И вот в знании собственно морского дела Нахимов был в русском парусном флоте вне конкуренции.
Моряк от Бога
Он был таковым, уже командуя в 1834 - 1845 годах 84-пушечным линейным кораблем "Силистрия". Капитан 2 ранга Нахимов, докладывал 18 ноября 1837 года в Петербург главный командир Черноморского флота вице-адмирал М.П. Лазарев, "служит здесь образцом для всех командиров кораблей"3.
"Я спрошу всех сотоварищей, служивших в то время на Черном море, - напоминал попавший туда в 1842 году мичманом капитан 1 ранга А.Б. Асланбегов, - кто из них, встретясь в море с кораблем "Силистрия" и входя на рейд, где он красовался, не осматривал себя с ног до головы, чтобы показаться в возможно лучшем, безукоризненном виде зоркому капитану "Силистрии", от которого не скроется ни один шаг, ни малейший недостаток, так точно, как и лихое управление? Одобрение его считалось наградою, которую каждый старался заслуживать"4...
"Видел ли Павел Степанович Нахимов и что сказал?" - непременно интересовались в начале 1850-х офицеры-черноморцы, обсуждая по вечерам на Графской пристани Севастополя, насколько искусно маневрировали нынче уходившие в море или возвращавшиеся с моря суда5.
"Бриг "Эней", снявшись с якоря марта 29-го числа, лавируя из Новороссийска, имел во все время подтянутый галс косого грота, чего отнюдь не должно делать; если судно несет много руля на ветре, то травят гика-шхот, кроме того, когда ветер засвежел, на бриге взяли один риф и брамсели оставили закрепленными - что также не делается; если ветер так свеж, что при одном рифе не позволяет нести брамселей, то должно сейчас же взять другой и поставить брамсели и затем уже, если ветер свежеет, должно крепить их"6.
Это типичный пункт из приказов контр-адмирала (и затем вице-адмирала) Нахимова. В морской практике, в организации службы на парусном судне он знал абсолютно всё, до последних мелочей.
Он мог сразу сказать, что не стоит прописывать в Морском уставе необходимость постоянно иметь на судне готовой к спуску одну шлюпку, что надо иметь две - по одной с каждого борта. Кто знает, с какого именно потребуется вдруг быстро спустить шлюпку?
Что не стоит вводить в новом своде сигналов флаги, на которых есть и белый, и синий цвета. В пасмурную погоду белый в сочетании с синим особенно плохо различим на фоне белесого неба.
Что не стоит заменять в палубах слюдяные фонари стеклянными. Высота междупалубного пространства всего 6 - 7 футов (183 - 213 см), и за фонарь легко задеть и гандшпугом (рычагом для поворачивания орудий), и банником (щеткой для их чистки), и просто головой (тут фонарь вообще сорвется с крюка, на котором висит). Во всех этих случаях стеклянный разобьется - а слюдяной будет лишь помят...
Другого такого знатока не было, потому что быть не могло.
Потому что в морском деле Нахимов видел весь смысл своей жизни.
Однолюб
"Недоросля из дворян Павла Степанова сына Нахимова" два года не могли принять в Морской кадетский корпус: не хватало мест. Но в учебное плавание на корпусном бриге "Симеон и Анна" летом 1815-го 13-летний Павел ушел не дожидаясь зачисления - волонтером, за свой счет.
А став офицером, так никогда и не женился.
Хотя сердечных увлечений и не был чужд. (И очень любил детей!) Но свои воззрения на этот счет ясно изложил еще 24-летним лейтенантом, в письме лучшему другу, лейтенанту М.Ф. Рейнеке (будущему известному ученому-гидрографу) от 25 января 1827 года: "Да, любезный Миша, если б я несколько более имел времени видеться с ней, тогда прощай твой бедный Павел без сердца и головы. Куда бы был тогда он годен? [...] Дай Бог, чтобы дурачество такого роду было со мною последнее"7.
Мичманов и лейтенантов 1840-х контр-адмирал Нахимов прямо и настойчиво отговаривал жениться. Старался отправить их "в дальнее плавание для того, чтобы эта любовь выветрилась": "женатый офицер - не служака"8!
На ней и только на ней был женат Нахимов - на флотской службе. Вот если заменить в офицерской песне тех лет барышню на флотскую службу, то это была бы прямо исповедь Нахимова:
К тебе, котора заложила
На сердце строп любви прямой
И грот-нок-тали прицепила,
К тебе дух принайтовлен мой!
Под фоком, гротом, марселями,
Все лисели поставив вдруг,
На фордевинд под брамселями
К тебе летит мой страстный дух!9
А детьми его были его суда. "Не знаю, кому достанется корабль "Силистрия", - с горечью, в предвидении ухода с должности командира по болезни, писал капитан 2 ранга Нахимов капитану 2 ранга Рейнеке 1 октября 1838 года. - Кому суждено окончить воспитание этого юноши, которому дано доброе нравственное направление, дано доброе основание для всех наук, но который еще не кончил курса и не получил твердости, чтоб действовать самобытно"10...
Свободное от службы время Нахимов - высокий, сутуловатый, с неизменной подзорной трубой - проводил на Графской пристани Севастополя. Оценивая взглядом профессионала проходящие суда: "чистоту" их маневров, скорость и отчетливость постановки и уборки парусов - словом, уровень морской культуры.
Поглощенный своим делом, он был "чужд щегольских приемов человека, жившего в (светском. - Авт.) обществе". В движениях выказывал "какую-то постоянную суетливость и озабоченность"11; говорил со "словоерсами" (т.е. прибавляя к словам частицу "с"; к середине XIX века это считалось уже провинциализмом).
Но главное в том, что столь же преданными делу профессионалами Нахимов стремился сделать всех военных моряков.
Воспитатель матросов
Он добивался этого отнюдь не только приказами с перечислением недостатков. Не только неуклонной требовательностью (отнюдь не исключавшей "полировку" матросов линьками.)
Нахимов старался подчиненных воодушевить, раззадорить!
А для этого убедить в чрезвычайной важности их дела даже неграмотных и неразвитых матросов. "Страх, - напоминал он офицерам, - подчас хорошее дело, да согласитесь, что ненатуральная вещь несколько лет напропалую работать ради страха. Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу-с [...]"12.
Эти "поощрение сочувствием" и привитие любви к службе у Нахимова получались каким-то не совсем сейчас осязаемым образом - но получались! Все мемуаристы свидетельствуют об одном и том же: "Матросы очень любили Нахимова, несмотря на его строгость по службе, и не иначе называли его, как "наш старик Павел Степанович""13. Еще с тех пор, когда 35 - 40-летний "старик" был лишь командиром "Силистрии"...
Судя по тем же воспоминаниям офицеров-черноморцев, главную роль тут играло то, что Павел Степанович умел говорить с матросом - говорить доступно и по-дружески, с "сочувствием", с юмором.
Умел - благо был доброжелательно настроен, знал психологию простолюдина той или иной губернии (к "хохлу" надо подойти иначе, чем к "кацапу") и обладал талантом внятно и просто объяснить сложные для неграмотного вещи. Ядро - оно как булка, а бомба - она, братец, как пирог с сыром (так на Украине называли творог. - Авт.), только вместо сыра порох... Так что такое бомба? Верно, ядро с порохом...
С молодыми офицерами было сложнее.
Воспитатель офицеров
Нахимов стремился воздействовать на их самолюбие - но подчас слишком прямолинейно.
"Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был маневр, вздор-с, весь маневр Нельсона заключался в том, что он знал слабость своего неприятеля и свою силу и не терял времени, вступая в бой. Слава Нельсона заключается в том, что он постиг дух народной гордости своих подчиненных и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками. Вот это воспитание и составляет основную задачу нашей жизни [...]"14
Или: ""Как же это, г. NN, у вас сегодня брам-шкоты не были вытянуты до места. Это дурно; вы никогда не будете хорошим адмиралом. Знаете ли, почему Нельсон разбил французско-испанский флот под Трафальгаром?" - "Артиллерия у него была хорошая". - "Мало того, что артиллерия была хороша; этого мало-с. Паруса хорошо стояли, все было вытянуто до места; брамсели у него стояли, конечно, не так, как у вас сегодня; французы увидели это, оробели - вот их и разбили""15.
Это были откровенные натяжки, и мичман NN ожидаемо иронизировал над тем, что "Павел Степанович приписывает успех Трафальгарского сражения вытянутым до места брам-шкотам". Посмеивался над "простаком" и автор процитированных воспоминаний В.И. Зарудный, и многие другие16.
Однако раззадорить офицера "простак" умел и беседой.
Спокойно, но твердо замечал, например, мичману, обидевшемуся на взыскание за упущение по службе, что подобная обида есть малодушие перед лицом трудностей, а куда пришел бы тот же Древний Рим, будь его патриции малодушны?
Там, где надо, не критиковал, а приободрял: "Вы неудачно пристали к борту, это ничего-с, вы в первый раз приставали на гичке (легкой шлюпке. - Авт.) в такую погоду: я очень рад, что это вышло неудачно. Опыт великое дело-с"17...
И безотказно работал другой его педагогический прием - личный пример. Абсолютная преданность службе создала Нахимову такой авторитет, что оплошать мичману или лейтенанту было неудобно: что скажет Павел Степанович? А уж если тот произносил свою коронную фразу: "Теперь я вижу, что вы бравые офицеры-с", то... "Я сам себе верить не хотел, что я бравый офицер, - вспоминал тот же Виктор Зарудный, - этот титул был для меня выше самого почетного сана в государстве"18!
И сразу же после смерти Нахимова стало совершенно ясно, что он "более, чем кто-либо, содействовал выработке типа русского моряка и развитию в Черноморском флоте того геройского духа. который так блистательно выказался" при Синопе и в обороне Севастополе19.
Вот как непревзойденный воспитатель русских моряков он прежде всего и должен остаться в истории.
И, конечно, как народный герой.
Душа и стержень легендарной обороны Севастополя в Крымскую войну.
Народный герой
"Трудно выразить, до какой степени во всем и везде выражается необходимость его присутствия, - докладывал 22 апреля 1855 года генерал-адмиралу статский советник Б.П. Мансуров, - и до какой степени моряки наши кажутся убежденными, что Нахимов олицетворяет в себе стойкий и непоколебимый гений Севастополя"20.
Помощник начальника Севастопольского гарнизона, он не только решал нескончаемые вопросы снабжения и присылки подкреплений. Его внимание и личный пример служили для защитников неоценимым источником моральных сил.
Он ежедневно объезжал на лошаденке все укрепления - находя каждый раз ободряющие слова для офицера, матроса и солдата.
"Вы воротились из отпуска, г. Лесли, очень рад, теперь хорошие офицеры мне нужны"21. (Как были нужны и до войны. - Авт.). "Смотри ж, друзья, докажите французу, что вы такие же молодцы, какими я вас знаю, а за новые работы и за то, что вы хорошо деретесь, спасибо, ребята"22.
Все, как и до войны, все в порядке-с...
Он намеренно задерживался в самых опасных местах и оставался хладнокровным под любым огнем. Ничего особенного не происходит, все в порядке-с...
Он носил, как в мирное время, черный сюртук с золотыми, с "жирной" адмиральской бахромой, эполеты. Даром что все прочие офицеры, генералы и адмиралы в Севастополе ходили - чтобы не стать жертвой пули - в солдатских шинелях. Ничего особенного не происходит, все в порядке-с...
Он не подавал виду, получая контузии камнями, взметенными упавшим ядром или разрывом бомбы. Хоть и харкал потом по два дня кровью, а спина его ко дню смерти была "совершенно синяя"23. Ничего особенного не происходит, все в порядке-с...
И "всякий, кто был на севастопольских бастионах, - писал капитан-лейтенант Д.М. Афанасьев, - помнит необыкновенный энтузиазм людей при ежедневных появлениях адмирала на батареях: истомленные донельзя матросы, а с ними и солдаты, воскресали при виде своего любимца и с новой силой готовы были творить и творили чудеса"24...
Зажигая других, Нахимов сгорал сам.
К лету 1855-го его уже донимали боли в желудке, мучили рвота, головокружение, последствия контузий, случались обмороки.
Но об этом знал лишь хирург Х.Я. Гюббенет.
"Это вздор, все пустяки", - выговаривал Нахимов даже в бреду, умирая 28-30 июня 1855 года от раны в голову25.
- 1. См.: Жандр А.[П.] Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии Владимира Алексеевича Корнилова. СПб., 1859. С. 361, 368-369.
- 2. Кириллов П. Синоп: победа и поражение. Хроника боевых действий Черноморского флота в Крымскую войну 1853-1856 гг. // Флотомастер. 1999. N 1. С. 6-7.
- 3. Адмирал Нахимов. М.; Л., 1945. С. 51.
- 4. Асланбегов А.[Б.] Адмирал Павел Степанович Нахимов (биографический очерк) // Морской сборник. 1868. N 3. Критика и библиография. С. 6.
- 5. Из архива князя Л.А. Ухтомского // Русская старина. 1911. Октябрь. С. 173.
- 6. П.С. Нахимов. Документы и материалы. М., 1954. С. 142-143.
- 7. Там же. С. 65.
- 8. Из архива князя Л.А. Ухтомского. С. 171.
- 9. Русские морские песни, собранные А. Соколовым // Морской сборник. 1854. N 6. Ч. учено-литературная. С. 135.
- 10. П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 121.
- 11. Записки Петра Кононовича Менькова. Т. I. СПб., 1898. С. 319.
- 12. В.[И.] З[арудный]. Фрегат "Бальчик" // Морской сборник. 1856. N 13. Ч. неофициальная. С. 225.
- 13. П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 429.
- 14. В.[И.] З[арудный]. Фрегат "Бальчик". С. 249.
- 15. В.[И.] З[арудный]. Материалы для истории обороны Севастополя. Об Адмирале Павле Степановиче Нахимове // Морской сборник. 1855. N 10. Отд. 2. Ч. учено-литературная. С. 472-473.
- 16. Там же. С. 473.
- 17. В.[И.] З[арудный]. Фрегат "Бальчик". С. 245.
- 18. Там же. С. 240-241.
- 19. Описание обороны г. Севастополя. Составлено под руководством генерал-адъютанта Тотлебена. Ч. II. Отд. II. СПб., 1872. С. 20.
- 20. П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 515.
- 21. Письма отставного флота капитан-лейтенанта Петра Ивановича Лесли // Сборник рукописей, представленных Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами. Ч. II. СПб., 1872. С. 342.
- 22. Последние минуты адмирала П.С. Нахимова // Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. I. СПб., 1871. С. 88.
- 23. Распоряжения Морского Ведомства о раненых // Морской сборник. 1855. N 7. Официальные статьи и известия. С. 185.
- 24. Адмирал Нахимов. С. 223-224.
- 25. Последние минуты адмирала П.С. Нахимова. С. 90.