"Цирк", да и только!
В апреле следующего года исполнится ровно 100 лет решениям XII съезда РКП(б), обозначившего в апреле 1923 г. курс на коренизацию в качестве основы национальной политики в СССР. Сталин и другие "большие вожди" вполне логично наметили перемены в национальной сфере до начала массовой коллективизации, стремясь добиться лояльности к советской власти многомиллионных крестьянских масс. Украинизация в УССР и белорусизация в БССР были также эффективным средством противодействия национальной политике тогдашних польских властей. Изначально было задумано, что мероприятия по коренизации не ограничатся рамками национальных республик и регионов. Наиболее масштабным из таких трансграничных проектов оказалось проведение украинизации в Российской Федерации.
На территории РСФСР, по данным переписи 1926 г., проживало без малого 7 миллионов (а именно 6 948 381) украинцев. Только в приграничном Центральном Черноземье их насчитали более полутора миллионов, в Воронежской губернии - 1 009 211, или 33,2% от всего населения, а в Курской губернии - 513 540, или 19,4% от всех жителей. Эти данные хорошо сочетались с результатами первой всеобщей переписи населения 1897 г.: тогда "малороссийский" назвали своим родным языком 915 900 жителей Воронежской губернии и 527 800 жителей Курской губернии1.
Значительная часть российских украинцев, в особенности на селе, в быту пользовалась украинским языком. У многих языковые навыки не терялись и в городе. Яркий пример тому - актер Павел Иосифович Герага (1892-1969), исполнивший по-украински часть колыбельной в знаменитом фильме Григория Александрова "Цирк" (1936). Он родился под Красноярском в семье переселенцев с Украины, а на самой Украине никогда не работал, играя на сценах театров многих российских городов, включая Ленинград и Москву. На момент съемок Герага был артистом Центрального театра Красной Армии, но у зрителей складывается устойчивое впечатление, что этот усатый человек в вышиванке, поющий на хорошем литературном украинском, служит в киевском или харьковском театре.
С приходом советской власти украинцы на территории РСФСР получили обширные национальные права, но при этом утратили статус принадлежности к титульной нации, будучи объявлены "нацменами". В условиях Российской империи и характерных для нее с XIX века представлений о триединой русской нации, состоящей из великороссов, малороссов и белорусов, украинцы инородцами не считались никогда. Теперь же в качестве "нацменов" они приравнивались к "угнетенным царизмом национальностям", причем в национальном качестве еще предстояло самоопределиться. Дело в том, что длительное совместное проживание этнических украинцев среди преобладавших великороссов на пограничье двух народов способствовало естественной ассимиляции. Уже с середины XIX в. потомки украинских переселенцев в великороссийских губерниях стали воспринимать себя в качестве "хохлов", Причем слово это тогда не несло в себе пренебрежительных интонаций, известны "воронежские хохлы", "кубанские хохлы" и т.д.
А о том, что они на самом деле этнические украинцы, многие российские "хохлы" узнали только с приходом советской власти, а то и с началом украинизации. Важно подчеркнуть, что реальные украинизаторские мероприятия существенно отличались от того, что говорилось "большими вождями" с высоких трибун. Девять лет украинизации в РСФСР вместили в себя сразу три разных периода. В первом из них, в 1923-1925 гг., дело дошло только до создания и открытия украинских начальных школ. Второй период, 1926-1929 гг., характерен началом украинизации низовых звеньев партийно-советского аппарата, а также выделением в российских регионах национальных украинских районов и сельсоветов. Третий и завершающий период, 1930-1932 гг., отличался акцентом на культурную революцию среди российских украинцев: для детей это означало всеобщее начальное обучение по-украински, для взрослых - ликвидацию неграмотности на языке Тараса Шевченко.
Сомнения батьки Махно
Впрочем, с началом в 1929 г. массовой коллективизации приоритеты в работе среди крестьянских масс обычно были далеки от украинизаторских мероприятий. Это обстоятельство остроумно подметил курировавший процессы украинизации и белорусизации в РСФСР и написавший об этом книгу2 ответственный работник Отдела национальностей ВЦИК Зельман Соломонович Островский (1882 - после 1938). Выступая в марте 1932 г. в Воронеже на первом съезде нацменьшинств Центрально-Черноземной области (ЦЧО), он подверг резкой критике областную газету "Коммуна" за то, что освещению съезда она отводила жалкие 10-15 строк на непрестижной 4-й странице. Предваряли же этот материал большие тексты "Батарейное воспитание цыплят" и отчет о достижениях быка-производителя по кличке Франц. Островский возмущался: "Как статьи о воспитании цыплят, так и сообщение об успехах быка Франца могли бы подождать еще несколько дней, потому что если важно воспитание цыплят, то не менее важно и воспитание кадров для нацменьшинств"3.
А ведь сам Островский в своей книге и выступлениях уже объявил о том, что украинизация в РСФСР состоялась и достигла значительных успехов. В реальности сомневающихся в нужности и правильности такого курса в национальной политике хватало всегда. Редактор воронежской "Коммуны" Александр Швер наверняка принадлежал к их числу, но при этом явно выражал не собственное мнение, а взгляды своего покровителя, первого секретаря Центрально-Черноземного обкома партии Иосифа Варейкиса. Тот так и не появился на съезде нацменьшинств, отправив выступать туда лишь третьего секретаря обкома Михаила Малинова.
Позиция воронежской газеты отражала главную трудность украинизации и всех подобных процессов в советской национальной политике. Партийные органы украинизации не поддавались не только на уровне обкома партии, но и в самом низовом звене. Энергичная украинизаторша по фамилии Иванова из Борисовского района ЦЧО на том же съезде нацменьшинств в 1932 г. честно признавалась под бурные аплодисменты собравшихся: "Кажется, легче украинизировать всех кого угодно, только не райпартактив. Это люди, которые сидят в райкоме..., это люди, которых легче положить в могилу, чем заставить говорить на украинском языке"4.
Во время Большого террора все трое, Варейкис, Малинов и Швер, оказались "троцкистами" и были репрессированы, но их вполне серьезно можно было бы зачислить и в махновцы. Ибо сам батька Махно, этнический украинец, не только пользовался в бытовом обиходе исключительно русским языком, но и страстно протестовал против украинизации. Летом 1918 г. Нестора Ивановича обидели на тогдашней российско-украинской границе в Белгородском уезде. Когда Махно спросил, идут ли поезда из Белгорода и дальше до Харькова, то один из железнодорожников посоветовал обращаться к ним не на русском языке, а на украинском и вместо слов "товарищ" говорить "шановний добродiю". Вождь украинских крестьян был крайне возмущен: "Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование тех фиктивных "украинцев", которые народились из-под грубого сапога немецко-австро-венгерского юнкерства и старались подделаться под модный тон. Я был убежден, что для таких "украинцев" нужен был только украинский язык, а не полнота свободы Украины и населяющего ее трудового народа..."5
Интересно, что при советской власти Махно стал считаться одним из символов украинства наряду с гетманом Мазепой. Так, житель дальневосточного Златоустовска А.М. Ратченко указывал в письме во власть: "За украинскую школу выступать не смеют, чтоб не назвали националистом - петлюровцем, хохлом, малороссом или Махном, Мазепою..."6
Жизнь была прекрасна, судя по докладам
Замыслы центральных большевистских властей по части украинизации приобретали все более причудливое воплощение по мере реализации их в российской глубинке. Из всего арсенала украинизаторских мероприятий наибольшие подвижки наблюдались на ниве просвещения: это в первую очередь было связано с достаточным финансированием школьной сферы - а вот на украинизацию местного аппарата власти денег хронически не хватало. Мнение родителей и самих учащихся в вопросе языка преподавания не учитывалось, несмотря на то, что, как писал в 1925 г. инспектор Отдела национальностей ВЦИК С. Моравский о настроениях в Курской губернии, "хохлы" более знают русский язык и поэтому выгоднее для них самих учиться и впредь на русском языке"7.
Ироническое отношение к украинизации как к чему-то экзотическому необходимо скорректировать именно с точки зрения финансовых возможностей украинизаторов, которые проистекали из двух источников - из Наркомпроса РСФСР и от властей УССР. Последние оказывали щедрую "шефскую помощь", направляя в российские регионы по специальному распределению сотни учителей с Украины. Среди таких регионов оказалась и Казахская АССР, до 1936 г. входившая в состав РСФСР. Там смогли украинизировать около 300 начальных школ и организовать три украинских педтехникума8.
О том, как украинизировали другой педтехникум в Ейске на Кубани, красочно повествовал учившийся там в начале 1930-х гг. известный российский историк Николай Иванович Павленко (1916-2016): "С подачи тогдашнего наркома просвещения УССР Николая Скрыпника Украина была объявлена "ненькой" (матерью) Кубани. На кубанской земле принялись интенсивно проводить украинизацию: на зданиях учреждений менялись вывески, украинскому был предоставлен статус государственного языка, преподавателям дали год для овладения им, по истечении которого они обязаны были начать преподавание на "мове". Известные основания для украинизации Кубани существовали - кубанские казаки были потомками переселенных сюда при Екатерине II запорожских сечевиков. Однако за полтора столетия изолированной от коренной Украины жизни на Кубани, население которой было к тому же разбавлено иногородними, то есть русскими поселенцами, язык в здешних краях превратился в "смесь французского с нижегородским". Русские слова в местном говоре приобрели украинский оттенок, украинские - русский, и кубанский жаргон в итоге существенно отличался как от украинского, так и от русского языков"9.
Юный Павленко, чьи родители переехали на Кубань с Черниговщины и Полтавщины, украинский от суржика отличал хорошо. Но и ему приходилось несладко: "Украинизация создавала дополнительные трудности не только для педагогов, но и для нас, студентов. Мы мыслили на русском, поэтому писали сочинение по-русски, а затем с помощью словаря переводили текст его на украинский". Правда, полностью украинизировать техникум так и не удалось: "Из ейских аборигенов к преподаванию на украинском перешел только математик Стороженко, которому украинский язык был более или менее знаком"10.
А еще в деле украинизации было много формализма и показухи, которые неплохо сочетались с тогдашними педагогическими новациями. Одну из них, бригадно-лабораторный метод, активно применяли ейские украинизаторы. Павленко вспоминал: "Школьники или студенты делились на звенья-бригады из четырех-пяти человек. О степени усвоения преподаваемого материала отчитывались не все члены бригады, а лишь ее представитель... Преподававший педагогику Мануил Павлович Лось подходил к звену-бригаде и спрашивал: "Хто буде вiдповiдати?", то есть отвечать. Члены бригады дружно гудели: "Микола", то бишь я. Мануил Павлович задавал мне вопрос, я что-то бойко лепетал, после чего он для вида вопрошал остальных: "Ви теж зна те як Микола?" Бригада дружно отвечала: "Зна мо". "Ну це й добре", - заключал свою беседу педагог и отправлялся к следующей бригаде"11.
Экстренное свертывание
При таких нравах, которые при обследовании Грайворонского педтехникума в декабре 1929 г. назвали "комедией с украинизацией"12, реальные проблемы тонули в оптимистичных реляциях об успехах, сопровождавшихся бравурной статистикой со многими цифрами. Но к концу 1920-х гг. Сталин и соратники стали чаще указывать на опасность "буржуазного национализма", а проблемы с массовой коллективизацией заставляли власти задуматься о судьбе украинизаторских проектов в РСФСР.
Впрочем, в 1931 г. начались активные процессы украинизации в Дальневосточном крае, которые возглавил сподвижник Скрыпника, недавний секретарь Всеукраинского ЦИК, а теперь председатель Дальневосточного крайисполкома Афанасий Иванович Буценко (1889-1965). Для дальневосточных украинцев была завезена литература на украинском языке на 100 тысяч рублей, Наркомпрос УССР направил туда около 300 учителей, девять горсоветов промышленных центров Украины взяли шефство над районами Дальнего Востока, признанными украинскими. В короткие сроки удалось украинизировать более 700 дальневосточных школ.
Но это был последний всплеск украинизации в РСФСР. Н.И. Павленко вспоминал: "К нашему счастью, интенсивная украинизация на Кубани продержалась всего год с небольшим"13. Постановление СНК СССР и и ЦК ВКП(б) "О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области" от 14 декабря 1932 г. упоминало "небольшевистскую украинизацию почти половины районов Северного Кавказа, при полном отсутствии контроля за украинизацией школы и печати" и предписывало прекратить украинизацию на Кубани и "к осени 1933 г. перевести преподавание в школах на русский язык"14.
В итоге украинизацию свернули на всей территории РСФСР, причем значительно более быстрыми темпами. Историк Николай Алексеевич Ивницкий (1922-2018), с 1930 года учившийся по-украински в начальной школе в Вейделевском районе ЦЧО (ныне это Белгородская область), вспоминал, что украинское преподавание в школе закончилось уже 1 января 1933 г.15. Протестов со стороны украинизируемых не последовало - эксперимент с внедрением украинского языка в российскую действительность получился экстравагантным, оторванным от реальности и потому неудачным.
- 1. Дроздов К.С. Политика украинизации в Центральном Черноземье, 1923-1933 гг. М., 2016. С. 9, 84, 456.
- 2. Островский З. Проблемы украинизации и белоруссизации в РСФСР. М., 1931.
- 3. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. Р-1439. Оп. 5. Д. 322. Л. 183.
- 4. ГАВО. Ф. Р-1439. Оп. 5. Д. 322. Л. 105.
- 5. Махно Н.И. Азбука анархиста. М., 2005. С. 341-343.
- 6. Цит. по: Сергiйчук В.I. Укранiзацiя Россi. Полiтичне ошуканство укранцев бiльшовицькою владою в 1923-1932 роках. Кив, 2000. С. 296.
- 7. ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 120. Д. 36. Л. 263.
- 8. Сергiйчук В.I. Указ. соч. С. 260-261.
- 9. Павленко Н.И. Воспоминания историка. М., 2016. С. 34.
- 10. Там же. С. 34-35.
- 11. Там же. С. 35-36.
- 12. ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 125. Д. 192. Л. 91.
- 13. Павленко Н.И. Указ. соч. С. 36.
- 14. ЦК РКП(б)-ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1. 1918-1933 гг. М., 2005. С. 696-698.
- 15. Ивницкий Н.А. Трудный путь в науку. Автобиографические заметки. М., 2013. С. 10.