Впервые с начала войны в советский плен попали сразу 2500 офицеров, среди которых - 24 генерала. За генералитетом немедленно было установлено негласное наблюдение. "Прослушку" осуществляли офицеры разведывательного управления - будущий писатель и историк Лев Александрович Безыменский (1920 - 2007) и Евгений Анатольевич Тарабрин (1918 - 2004), сделавший после войны блестящую карьеру в органах госбезопасности по линии внешней разведки.
В апреле 1943 г. родилась идея создания в СССР антифашистского комитета, куда собирались вербовать плененных под Сталинградом генералов, и материалы "прослушки" легли на стол Верховному главнокомандующему.
Записка Хрущева и сообщение Безыменского публикуются впервые. Стилистика и орфография документов сохранены.
Сопроводительная записка Н.С. Хрущева И.В. Сталину
Товарищу Сталину И. В.
Посылаю Вам записи разговоров немецких генералов между собой, которые сделал переводчик разведотдела Штаба Донского Фронта. Этот переводчик находился в доме, где были немецкие генералы во главе с фельдмаршалом фон Паулюсом.
- Н. Хрущев
- 8 IV-1943 года
- РГАНИ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 516. Л. 59.
Сообщение Л.А. Безыменского
Копия с копии.
Показания
Военного переводчика р[азвед]о[тдела] штаба Донского фронта т[ехник]/интенданта первого ранга тов. Безыменского
В ночь с 31. 1. на 1.II.1943 г. по приказанию генерал-майора Вавилова1 я находился в доме, где размещались пленные генералы немецкой и румынской армии Дреббер2, Димитриус3, Вульст4, Даниэльс5, Шломмер6, Дюбуа7, Ринольди8 и подполковник Вебер9.
Между упомянутыми лицами происходили следующие разговоры:
1. После возвращения с допроса генерал-лейтенант Шломмер, отвечая на вопросы прочих пленных, заявил, что очень доволен разговором, что маршал Воронов10 очень крупный военный и произвел на него большое впечатление. Маршал, как говорил Шломмер, очень убедительно обрисовал обстановку и его доводы были веские.
2. Генерал-лейтенант Даниэльс вернулся с допроса в возбужденном состоянии. Он говорил, что к нему приставали с комическими вопросами: "Русские думают, что если я генерал, то я должен все сказать, в то время как я вовсе этого не желаю". Остальные выражали одобрение этим словам, причем один из них (предполагаю, Дюбуа), сказал: "Братья, мы должны держаться, как и прежде".
3. Один из Генералов (предполагаю, Ринальди), заявил, что всё-таки немцы понесли совершенно невероятные потери в людях. Другой ответил: "Как мне сказал сам Паулюс, в начале окружения у нас было 270 000 человек. Мы вывезли на самолетах 30 000, остальные остались здесь". Третий возразил: "Но зато мы выполнили свой долг".
4. Один из генералов говорил: "Русские офицеры гораздо менее дисциплинированные, чем немецкие". Прочие присоединились, говоря, что русские офицеры очень много обещают, но мало выполняют. Так, например, им обещали доставить папиросы и водки, но до сих пор ничего из этого нет. Другой ответил: "Верно, на передовой линии офицеры дисциплинированные, а это здесь в тылу".
5. Генерал Вульст, приехав, рассказал, что командир 371 пд Генерал Штемпель11, как он слыхал, покончил самоубийством, оказавшись в безвыходном положении. Паулюс еще жив и находится до последнего времени в здании тюрьмы ОГПУ, а затем пришел ближе к Волге (так в тексте - Ред.)
В ночь с 1.II. на 2.II.1943 года, по приказанию генерал-майор Вавилова, я сопровождал полковника Якимовича в поездке к пленному генерал-фельдмаршалу Паулюсу.
При заявлении, что Паулюсу и сопровождающим его генералам Шмидту12 и полковнику Адаму13 необходимо сдать ножи, бритвы и все острые предметы, генерал Паулюс спросил: "И вы это просите фельдмаршала?"
Генерал-лейтенант Шмидт в явном возбуждении заявил: "Ваше требование является издевательством над главнокомандующим армии и полным нарушением данных нам обещаний. Мы будем жаловаться на вас главнокомандующему Рокоссовскому. Вы имеете дело не с простым ефрейтором, а с фельдмаршалом. Неужели вы думаете, что генералы немецкой армии будут резать себе вены перочинными ножами?" Паулюс во время этих заявлений сохранял молчание и только потом, усмехнувшись, спросил: "Должен ли я сдать свою бритвенную машинку?"
После выхода с допроса Паулюс обратился ко мне со следующими словами: "Вы знаете, что первый раз за десять дней я нахожусь в доме. Десять недель я провел под землей". Сев в машину, Паулюс сказал: "Вы меня просто рассмешили, когда стали отнимать ножи и лезвия. Этой моей бритвенной машинкой можно только массировать лицо. Это, видимо, всюду распространенный бюрократизм". Затем он спросил: "Как мне сказал господин маршал, генерал Ринальди здесь?" Я ответил утвердительно. Затем на мой вопрос, знает ли он, что генерал Дреббер в плену, Паулюс ответил, что знает. Дреббер сообщал корпусу о своем безвыходном положении, и в этот момент связь прервалась.
Далее Паулюс сказал, что генерал Гарман14 был убит и что он сам видел, как шел бой, из его КП (на расстоянии 0,5-1 км от Паулюса). "Ваши солдаты прорвались у моего КП, меня разбудили часа в 4 утра, и я только успел поговорить с генералом Роске15, как русские уже были в коридоре, а коридор был весь занять ранеными".
В ночь с 2.II. на 3. II. 1943 года по приказанию генерал-майора Вавилова я находился в доме, где размещались генералы Хейтс16, Пфефер17, Руденбург18 и куда прибыли пленные генералы Штреккер19, Ленский20, Латман21 и Магнус22. При приезде последних, Хейтс встал и возбужденный спросил Штреккера: "Что же с нашей северной группировкой?" Штреккер махнул рукой и сказал: "Все кончено". "А где все остальные?" - Спросил Хейтц. Штреккер отвечал, что большинство с ним, связь с генералом фон Армин23 он потерял. "Господин генерал-полковник, - обратился он к Хейтцу, - я больше всего боялся, что вы покончите самоубийством". Хейтц на это ничего не ответил.
На вопрос - что с фельдмаршалом? - Хейтц ответил: "не знаю". "Однако, он жив". Штреккер продолжал: "Берлинское радио, которое я слыхал последний раз, сообщало, что Паулюс оказывает последнее сопротивление в здании тюрьмы ОГПУ". - "А сообщала ли Москва, что мы в плену?" - "Нет, пока о нас не говорили, а о Зейдлице24 уже передавали". Генерал Латман сказал Руденбургу: "Да, после нас остались только части 11 и 305 пд, где Армин, я так и не знаю". На вопрос - каковы здесь условия, Руденбург отвечал: "Здесь тепло, кормят очень хорошо, однако, русские обыскивают и отнимают все острое, даже перочинные ножи".
- Военный переводчик т/интендант 1 ранга - Безыменский.
- РГАНИ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 516. Л. 60 - 63.
Из дневника наблюдений Е.А. Тарабрина
Копия с копии. Сов. Секретно
Дневник
31 января 1943 года
Получил приказание разместиться вместе с военнопленными немецкими генералами. Знания немецкого языка не показывать. В 21 ч. 20 м. в качестве представителя штаба фронта прибыл к месту назначения - в одну из хат с. Заварыгина [...]
"Будет ли ужин?" - была первая, услышанная мною фраза на немецком языке, когда я вошел в дом, в котором размещались взятые в плен 31 января 1943 года командующий 6-й германской армии - генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и адъютант - полковник Адам.
Паулюс - высокого роста, примерно 190 см., худой, со впалыми щеками, горбатым носом и тонкими губами. Левый глаз у него все время дергается.
Принесли ужин. Все сели за стол. В течение примерно 15 минут стояла тишина, прерываемая отдельными фразами - "передайте вилку, еще стакан чая" и т.д. Закурили сигары. "А ужин был вовсе неплох", - отметил Паулюс. "В России вообще неплохо готовят", - ответил Шмидт.
Через некоторое время Паулюса вызвали к командованию. "Вы пойдете один?" - спросил Шмидт. - "А я?"
"Меня звали одного", - спокойно ответил Паулюс.
"Я спать не буду, пока он не вернется", - заявил Адам, закурил новую сигару и лег в сапогах на кровать. Его примеру последовал Шмидт.
Примерно через час Паулюс вернулся.
"Ну, как маршал? - спросил Шмидт.
- "Маршал как маршал".
- "О чем говорили?"
- "Предложили приказать сдаться оставшимся, я отказался".
- "И что же дальше?"
"Я попросил за наших раненых солдат. Мне ответили - Ваши врачи бежали, а теперь мы должны заботиться о ваших раненых".
Через некоторое время Паулюс заметил: "А Вы помните этого из НКВД с тремя отличиями, который сопровождал нас? Какие у него страшные глаза!"
Адам ответил: "Страшно как все в НКВД" [...]
1 февраля 1943 года
[...]
Бойцы принесли ст. лейтенанту газету "Красная армия" с выпуском "В последний час". Оживление. Интересуются - указаны ли их фамилии. Услышав приведенный список, долго изучали газету, на листке бумаги писали свои фамилии русскими буквами. Особенно заинтересовались цифрами трофеев. Обратили внимание на количество танков. "Цифра неверная, у нас было не больше 150", - заметил Паулюс. "Возможно, они считают и русские", - ответил Адам. "Всё равно столько не было". Некоторое время молчали.
"А он, кажется, застрелился", - сказал Шмидт. Речь шла о каком-то из генералов.
Адам, нахмурив брови и уставившись глазами в потолок - "Неизвестно что лучше, не ошибка или плен".
Паулюс: "Это мы еще посмотрим".
Шмидт: "Всю историю этих четырех месяцев можно охарактеризовать одной фразой - выше головы не прыгнешь".
Адам: "Дома сочтут, что мы пропали".
Паулюс: "На войне - как на войне" (по-французски).
Опять стали смотреть цифры. Обратили внимание на общее количество находившихся в окружении. Паулюс сказал: "Возможно, ведь мы ничего не знали". Шмидт пытается мне объяснить - рисует линию фронта, прорыв, окружение, говорит: "Много обозов, других частей, сами не знали, точно, сколько".
В течение получаса молчат, курят сигары.
Шмидт: "А в Германии возможен кризис военного руководства".
Никто не отвечает.
Шмидт: "До середины марта они, вероятно, будут наступать".
Паулюс: "Пожалуй, и дольше".
Шмидт: "Остановятся ли на прежних границах!"
Паулюс: "Да: все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника" [...]
Утро 2 февраля
Шмидт: "Заметили, какая здесь охрана? Много народу, но чувствуешь себя не как в тюрьме. А вот я помню, когда при штабе фельдмаршала Буш были пленные русские генералы, в комнате с ними никого не было, посты стояли на улице, и ходить к ним имел право только полковник".
Паулюс: "А так лучше. Хорошо, что не ощущается тюрьма, но всё-таки это тюрьма" [...]
3 февраля 1943 года
Сегодня в 11 утра опять у Паулюса Шмидта и Адама. [...] Вчера Паулюса вызывали на допрос, он все ещё под его впечатлением.
Паулюс: "Странные люди, пленного солдата спрашивают об оперативных вопросах".
Шмидт: Бесполезная вещь. Никто из нас говорить не будет. Это не 1918 год, когда кричали, что Германия - это одно, правительство - это другое, а армия - третье. Этой ошибки мы теперь не допустим".
Паулюс: "Вполне согласен с вами, Шмидт".
[...] Внезапно приезжает машина Якимовича. Генералам предлагают ехать в баню. [...] Примерно через полтора часа все они возвратились. Впечатления прекрасные, обмениваются оживленными мнениями о качествах и преимуществах русской бани перед другими. Ждут обеда с тем, чтобы после него сразу лечь спать. В это время к дому подъезжают несколько легковых машин, выходит начальник РО - генерал-майор Виноградов с переводчицей, через которую передает Паулюсу, что он увидит сейчас всех своих генералов, находящихся у нас в плену.
Пока переводчица объясняется, мне удается выяснить у Виноградова, что предполагается киносъемка для хроники всего "пленного генералитета".
Несмотря на некоторое неудовольствие, вызванное перспективой выхода на мороз после бани, все поспешно одеваются. Предстоит встреча с другими генералами, о съемке им ничего не известно. Но уже около дома ждут операторы. Шмидт и Паулюс выходят. Снимаются первые кадры.
Паулюс: "Всё это уже лишнее".
Шмидт: "Не лишнее, а просто безобразие" (отворачиваются от объективов).
Садятся в машины, едут к соседнему дому, где находятся другие генералы. Одновременно с другой стороны подъезжают на нескольких машинах остальные - генерал-полковник Гейц и др.
Встреча. Операторы лихорадочно снимают. Паулюс по очереди жмет руки всем своим генералам, перебрасывается несколькими фразами. "Здравствуйте, друзья мои, больше бодрости и достоинства". Съемка продолжается. Генералы разбились на группы, оживленно разговаривают. Разговор вертится, главным образом, по вопросам - кто здесь и кого нет [...] Съемка заканчивается. Начинается разъезд. Паулюс, Шмидт и Адам возвращаются домой.
Шмидт: "Ничего себе удовольствие, после бани наверняка простудимся. Специально все сделано, чтобы мы заболели".
Паулюс: "Еще хуже эта съемка! Позор! Маршал (Воронов) наверно ничего не знает! Так унижать достоинство! Но ничего не поделаешь - плен".
Шмидт: "Я и немецких журналистов не перевариваю, а тут еще русские! Отвратительно!"
Разговор прерван появившимся обедом. Едят, хвалят кухню. Настроение поднимается [...]
Паулюс: "Интересно, какие известия?"
Адам: "Наверно дальнейшее продвижение русских. Сейчас они могут это делать".
Шмидт: "А что дальше? Все тот же больной вопрос! По-моему, эта война кончится еще более внезапно, чем она началась, и конец ее будет не военный, а политический. Ясно, что мы не можем победить Россию, а она нас".
Паулюс: "Но политика не наше дело. Мы солдаты, Маршал вчера спрашивает: почему мы без боеприпасов, продовольствия оказывали сопротивление в безнадежном положении. Я ему ответил - приказ! Каково бы ни было положение, приказ остается приказом. Мы - солдаты. Дисциплина, приказ, повиновение - основа армии. Он согласился со мной. И вообще смешно, как будто в моей воле было что-либо изменить. Кстати, маршал оставляет прекрасное впечатление. Культурный, образованный человек. Прекрасно знает обстановку. У Шлеферера он интересовался 29-м полком, из которого никто не попал в плен. Запоминает даже такие мелочи" [...]
4 февраля 1943 года
Утро. Паулюс и Шмидт еще лежат в постели. Входит Адам. Он уже побрился, привел себя в полный порядок. Протягивает левую руку, говорит: "Хайль"!
Паулюс: "Если вспомнить римское приветствие, то это значит, что Вы, Адам, ничего не имеете против меня. У вас нет оружия".
Адам и Шмидт смеются.
Шмидт: "По латыни это звучит Моритури теа салютам" (Идущие на смерть приветствуют тебя).
Паулюс: "Совсем как мы".
[...]
Приезжает майор Озерянский из РО за Шмидтом. Его вызывают на допрос.
Шмидт: "Наконец интересовались и мной" (он был несколько уязвлен, что его не вызывали раньше).
Шмидт уезжает. Паулюс и Адам ложатся. Курят, потом спят. Затем ждут обеда. Через пару часов возвращается Шмидт.
Шмидт: "Все то же. Почему сопротивлялись, не соглашались на капитуляцию и т.д. Говорить было очень трудно - плохая переводчица. Не понимала меня. Так переводила вопросы, что я не понимал ее. И, наконец, вопрос - Моя оценка оперативного искусства русских и нас. Я, конечно, отвечать отказался, заявив, что это вопрос, который может повредить моей родине. Любой разговор на эту тему после войны".
Паулюс: "Верно, я ответил так же".
Шмидт: "Вообще все это уже надоело. Как они не могут понять, что ни один германский офицер не пойдет против своей родины".
Паулюс: "Просто не тактично ставить перед нами - солдатами такие вопросы. Сейчас на них никто отвечать не будет".
Шмидт: "И всегда эти штучки пропаганды - не против родины, а для нее, против правительства и т.д. Я уже как-то заметил, что это только верблюды 1918 года разделяли правительство и народ".
Паулюс: "Пропаганда остается пропагандой, даже курса нет объективного".
Шмидт: "Возможно ли вообще объективное толкование истории? Конечно, нет. Взять хотя бы вопрос о начале войны. Кто начал? Кто виноват? Почему? Кто может на это ответить?"
Адам: "Только архивы через много лет".
Паулюс: "Солдаты были и останутся солдатами. Они воюют, выполняя свой долг, не думая о причинах, верные присяге. А начало и конец войны - это дело политиков, которым положение на фронте подсказывает те или иные решения" [...]
- Оперуполномоченный КРО ОО НКВД Донского фронта
- старший лейтенант госбезопасности Тарабрин.
- РГАНИ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 516. Л. 64 - 79.
- 1. Вавилов Петр Николаевич - начальник разведотдела штаба Донского фронта.
- 2. Дреббер, фон Мориц - генерал-майор, командир 297-й пехотной дивизии.
- 3. Димитриу Ромелюс - бригадный генерал, командир 20-й пехотной дивизии румынской армии.
- 4. Вульц Ханс - генерал-майор, начальник артиллерии 4-го корпуса.
- 5. Дэниэльс, фон Александр - генерал-лейтенант, командир 376-й пехотной дивизии.
- 6. Шлёмер Хельмут - генерал-лейтенант, командир 14-го танкового корпуса.
- 7. Дюбуа Генрих-Антон - генерал-лейтенант, командир 44-й пехотной дивизии.
- 8. Ринольди Отто - генерал-лейтенант, начальник санитарной службы 6-й армии.
- 9. Вебер Артур - подполковник, командир 297-й пехотной дивизии.
- 10. Воронов Николай Николаевич - маршал артиллерии, лично руководил допросами пленных
- 11. Штемпель Рихард - генерал-лейтенант, командир 371-й пехотной дивизии.
- 12. Шмидт Артур - генерал-лейтенант, начальник штаба 6-й армии.
- 13. Адам Вильгельм - полковник, адъютант Паулюса.
- 14. Гартман, фон Александер - генерал-лейтенант, командир 71-й пехотной дивизии.
- 15. Роске Фридрих - генерал-майор, командующий южной частью сталинградской группировки.
- 16. Гейц Вальтер - генерал-полковник, командир 8-го армейского корпуса.
- 17. Пфефер Макс - генерал-лейтенант артиллерии, командир 4-го армейского корпуса.
- 18. Роденбург Карл - генерал-лейтенант, командир 76-й пехотной дивизии.
- 19. Штрекер Карл - генерал-полковник, командир 11-го армейского корпуса.
- 20. Ленски, фон Арно - генерал-лейтенант, командир 24-й таковой дивизии.
- 21. Латман Мартин - генерал-майор, командир 14-й танковой дивизии.
- 22. Магнус Эрих - генерал-майор, командир 389-й пехотной дивизии.
- 23. Армин, фон Ганс-Генрих - генерал-лейтенант, командир 95-й пехотной дивизии.
- 24. Зейдлиц-Курцбах, фон Вальтер - генерал артиллерии, командир 51-го корпуса.