Тому есть разные объяснения. Наиболее очевидное - логистика. Моста через реку нет, чтобы добраться до расположенных на левобережье главных исторических достопримечательностей, надо воспользоваться курсирующим раз в час паромом либо делать изрядный крюк по трассе М-8.
Тем не менее число туристов, включающих Тутаев в маршрут поездок по Ярославской губернии наряду с областным центром, Суздалем, Ростовом и Переславлем-Залесским, в последние годы стало расти. В этом есть и заслуга известной московской галерейщицы, художницы и путешественницы - всё в одном флаконе! - Лилии Славинской, выбравшей тихий провинциальный городок в качестве своей резиденции и пытающейся вдохнуть в него новую жизнь.
О "Нимфах гор"
- Ехал и вспоминал популярный некогда скетч в исполнении Владимира Винокура и Леона Оганезова - диалог певца и аккомпаниатора. Помните? "Тут играем, а тут - нет, здесь рыбу заворачиваем". Примерно так и вы дорогу объясняли. "Будет первый поворот на Тутаев, на него не сворачиваем, потом еще один, вот туда можно, но надо проехать по кругу..."
Пытаюсь понять, как вас в эту глухомань занесло, Лилия Петровна?
- Ой, длинная история! Даже не знаю, с чего начать. Всё связано с моей нынешней главной ипостасью. Теперь я художница, рисую картины. Безостановочно. А до этого более двадцати лет была галерейщицей, долго арендовала помещение в Центральном доме художника на Крымском Валу, 10, в Москве. В 2019 году ЦДХ закрыли, моей галерее, как и прочим арендаторам, велели выметаться в течение суток. Тогда-то со всей коллекцией я и переехала сюда, в Тутаев.
Выбор именно этого города имеет прямое отношение к "Ореады-Les Oreades". Тогда у галереи было смешанное русско-французское название. Переводится как "Нимфы гор". Наверное, и это нужно объяснить?
- Внимательно слушаю.
- В 1989 году в Пиренеях я познакомилась с известным коллекционером и знатоком живописи Эдмондом Розенфельдом, у которого в Париже была галерея "Les Oreades". Я предложила открыть еще одну в Москве.
- А что, позвольте спросить, вы делали в Пиренеях? В то время советские туристы редко заглядывали дальше Карпат.
- Ответ потребует еще более подробного рассказа и углубления в прошлое. Как бы не запутать вас...
Дело в том, что писать картины я начала в 1978 году. Даже в 1976-м. И сразу на серьезном уровне, хотя еще не имела профильного образования. Первый мой диплом - факультет французского и немецкого языков Калужского педагогического института.
Преподавала в школе, пока однажды художник Владислав Собинков не попросил меня попозировать ему для портрета. Смотрела за его работой и захотела самой попробовать. Выпросила у Владислава Михайловича ненужные кисти и краски, смастерила мольберт из лестницы. Вечером забрала из детсада дочек, купила по дороге красного окуня, принесла рыбину домой и вместо того, чтобы поджарить ее, за один присест... написала натюрморт. За следующую неделю нарисовала пейзаж и портрет своей семьи. Решила показать результат экспериментов знакомому, работавшему в Калужском художественном музее. В этот момент в комнату зашли Владислав Собинков с товарищем - прекрасным графиком и иллюстратором книг Иваном Бруни, сыном художника-авангардиста. Иван Львович приехал отбирать работы для всесоюзной выставки. Увидев мои картины, спросил, чьи они, а услышав, что их нарисовала я, едва не уронил очки с носа. Бросился обниматься и сказал, что мне нужно продолжать. Собинков поддержал.
Было мне в ту пору двадцать семь лет. Так я пришла к живописи. Относительно поздно.
У нас с мужем был небольшой участок земли с домиком в деревне Сивково, что примерно в десяти километрах от Калуги. По сути, на берегу Оки. Место уникальное. Во-первых, красоты необычайной, во-вторых, компания там собралась удивительная. Те же Иван Бруни и Владислав Собинков. Или, скажем, народный художник России, лауреат Госпремии Май Петрович Митурич-Хлебников.
У нас оказались общие друзья, мы перезнакомились, потом подружились. Постепенно сложился кружок, своего рода могучая кучка. Из Калуги приехал Дмитрий Иванов, из Москвы - выдающийся график детской книги Евгений Монин, у которого часто бывал Юрий Копейко, тоже народный художник.
С Борисом Кочейшвили наведывалась Лия Ахеджакова, его жена.
Сейчас сказали бы: творческая элита - графики, скульпторы, писатели, актеры.
Мы рисовали, вместе отмечали дни рождения и другие праздники, смотрели футбол с хоккеем... Была потрясающая среда. Все объединились вокруг нас с мужем...
- Как его зовут?
- Валерий Леонидович Славинский.
Но я не закончила рассказ. Так получилось, что мне суждено было стать кем-то вроде полпреда, полномочного представителя этих замечательных мастеров в Европе. Этому способствовало хорошее знание иностранных языков - кроме французского с немецким в моем арсенале были английский и итальянский, а также то, что почти все мои родственники к тому времени уже жили за границей, в Германии.
О немецких корнях
- Понятно, продолжаем погружение в глубь веков и вашей родословной.
- Да, моя мама немка, хотя и родилась в России. Наши исторические корни в земле Баден-Вюртемберг. Прабабки и прадеды еще в тридцатые годы девятнадцатого века переселись в Закавказье по приглашению царского правительства, осели на территории Азербайджана, Армении и Грузии, входивших тогда в состав Российской империи.
Именно немецкие колонисты развивали в тех местах виноградарство, дав качественные коньяки и вина.
- Думаю, грузины с армянами в эту минуту сильно обиделись на вас за сказанное.
- Нет-нет! Традиции виноделия, конечно, существовали на Кавказе и раньше, но немцы принесли свою культуру. Конфликтов с местными никогда не было, все прекрасно ладили. Мама жила в Баку, Тифлисе, рассказывала потом, что азербайджанцы, армяне, евреи, грузины дружили, как одна семья.
Мои родственники входили в руководство фирмы "Конкордия". Был такой консорциум с штаб-квартирой в Гяндже, это примерно в трех сотнях километров от Баку в сторону Дагестана. Я ездила туда в прошлом году, завод до сих пор стоит, на воротах указана дата основания - 1860-й.
Мой прадед владел и мельницей, обслуживавшей всю округу. Он был настоящим предпринимателем, хозяином, человеком с деловой хваткой, сейчас сказали бы, успешно инвестировавшим в производство.
Бизнес развивался, пока советская власть не взялась уничтожать класс собственников. К тридцатым годам прошлого века с подобным безобразием покончили, всё национализировали, а когда началась Великая Отечественная война, русских немцев подчистую выселили из европейской части страны. А вдруг шпионы?
От мала до велика пошли в трудовые лагеря. Arbeitslager. Фактически люди не жили, а выживали. Потом мамина семья оказалась в Казахстане.
Об этом периоде можно отдельно поговорить, но рассказ получится грустным...
В 1973-м Германия объявила программу репатриации, многие мои родственники воспользовались ею и вернулись на историческую родину. Тёти, дяди, двоюродные братья и сестры... Среди них были пианисты, преподаватели, строители - представители разных профессий. Мама долго отказывалась от эмиграции, не желая оставлять меня, но потом все-таки сдалась, тоже уехала.
- А вы почему не откликнулись на зов предков?
- Да вот не ёкнуло ничего внутри, не почувствовала тяги. Кроме того, я уже была замужем, у нас росли дочки Лиля и Юля. Ради чего стала бы их срывать, рискуя будущим? Да и работала я, занималась интересным делом.
Но в Германию, чтобы навестить родню, поехала.
- Где осели ваши дяди-тети?
- В Гейдельберге, известном университетском городе. И мама моя там похоронена, и папа, и остальная родня.
Словом, после эмиграции семьи я стала приезжать в Германию, другие европейские страны, знакомилась с разными людьми - немцами, французами, итальянцами, швейцарцами. И невольно начала представлять за рубежом интересы творцов, объединившихся в Сивково.
Вспомните то время: вторая половина восьмидесятых, закат СССР. Союз художников тоже разваливался, заказов, которые кормили многих мастеров, становилось меньше и меньше. Люди привыкли получать высокие гонорары, пользоваться домами творчества, иметь бесплатные мастерские, краски, кисти и холсты. Спокойно работай, созидай! И вдруг всё исчезло. А жить-то надо.
Вот они и предложили мне: Лиль, попробуй устроить выставку за границей, чтобы мы не сошли с ума в поисках заработка.
Тогда еще не было частных галерей. И понятия "галеристы" не существовало. Да, собиратели искусства оставались, но они часто находились на полуподпольном положении, коллекционирование не слишком приветствовалось. Культуру, как, впрочем, и все остальное, тотально контролировало государство. Никто толком не понимал, как продавать и покупать картины.
А ведь к творческой личности, таланту требуется индивидуальный подход. Кто такие галеристы? Люди, призванные найти самородок, поднять, если можно так сказать, с земли и возвысить. Вот и стала я потихоньку продвигать современное советское искусство на Западе, используя наработанные связи. Очень помогал муж, он не говорил ни слова по-немецки или по-французски, зато всегда был рядом. К тому же Валерий Леонидович - идеальный организатор.
О покорении Европы
- Кем он работал?
- В то время был главой художественного фонда в Калуге. А прежде занимал должность экономического директора местной филармонии. И всегда оставался прекрасным настройщиком роялей и пианино. Валера сотрудничал с музыкальными коллективами, вокально-инструментальными ансамблями из разных городов России. У него дар администратора. Он и сегодня руководит Калужским камерным хором, который создал четверть века назад. Недавно гастролировал с ним в Архангельске.
Сам бог велел мужу заняться проведением выставок ярких отечественных мастеров за границей.
- Как вам удалось получить разрешение на вывоз картин?
- Сами не справились бы, не пробили бы глухую стену. Но шла перестройка, расцвет эпохи Горбачёва.
Мы с мужем в числе первых зарегистрировали частную фирму для налаживания культурного обмена с остальным миром. Тогда подобное поддерживалось и приветствовалось. Создали собственное предприятие, и это был огромный шаг. Гигантский! До этого нельзя было никуда сдвинуться, ни в какую сторону, а тут вдруг позволили самим что-то делать. Решив сосредоточиться в области культуры, организовали поездки в Италию, Германию, провели там фестивали русского искусства... Не успели еще открыть в Москве свою галерею, но уже демонстрировали Европе созданное руками советских художников.
Помогали личные контакты. Скажем, я познакомилась с женщиной из Швейцарии, мы подружились, и она пригласила в гости в город Видлисбах. Там меня принял Ханс Мозер, официально его должность называется Gemeindeschreiber, бургомистр. Он и предложил: а давайте сделаем выставку. Мы повезли не только картины, но и художников, музыкантов.
Справедливости ради должна сказать, что случались и неприятные инциденты. Пересечение границы - жуткий стресс для меня. Так повелось с конца восьмидесятых. В первую поездку мы с мужем отправились на машине. Сели в Калуге на наши "Жигули" и покатили. Со всеми, как говорится, остановками. Тогда еще не ввели единые шенгенские визы, у каждой страны была собственная.
И на каждом кордоне нас тормозили. Польша, Чехословакия, что там дальше? Австрия... Смотрели, как на динозавров. Пограничники брали паспорта с недоверием, выглядело это ужасно, противно. На въезде в Швейцарию распотрошили всю машину. Ощущение, будто специально издевались. Вывернули мои подарочки, которые везла для посетителей выставки...
Я жутко переживала, испытывала колоссальное напряжение. На мне лежала большая ответственность, я ведь была и переводчиком, и организатором в одном лице.
С тех пор каждый раз, когда прохожу любую границу, внутри начинает дрожать страх. Всегда! Не имеет значения, куда еду - выезжаю или возвращаюсь. Господи!
- Пустили вас в итоге до Швейцарии?
- Неужели сомневаетесь? Если что-то решила, меня не остановить!
Но потраченных нервов до сих пор жалко...
Выставка в Видлисбахе прошла блестяще, мне кажется, вся Швейцария съехалась туда. Я говорила день и ночь напролет, переходила с немецкого языка на французский и русский. Столько было конференций, такое количество людей хотело узнать о России. Многие ведь впервые видели русских. Все задавали вопросы, я и переводила, и сама отвечала. Художники работали, музыканты выступали.
А главное - мы успешно продавали картины. Успех и интерес были колоссальными...
Лилия Славинская и ее картины - фотоО черной зависти
- Долго продолжалась выставка?
- Месяц. Подобралась отличная компания: секретарь правления Союза художников России Владимир Щербаков, Игорь Солдатенков, Нина и Владислав Собинковы, Евгений Монин...
- Хорошо заработали?
- Прилично. Даже очень. Я смогла продать много своих картин, помогала другим художникам. Их работы тоже великолепно покупались. Как результат: вся наша творческая делегация укатила домой на собственных машинах, доверху набитых разнообразным барахлом.
Представляете зрелище? Караван из четырнадцати иномарок тянется через Европу в Калугу...
- Картина маслом, как говорится... Вы вернулись вместе со всеми?
- Не вожу автомобиль, у меня даже прав нет. Художники уехали, я же отправилась во Францию в гости к знакомым, где и встретила Эдмонда Розенфельда. Села на поезд и - вперед.
А муж в составе кавалькады возвратился домой.
- Тоже обновил автопарк?
- Мы купили "Ниву" в экспортном исполнении, а мне еще подарили этот... как его... BMW. За картину, которую оставила в частной женской клинике. Получилось что-то вроде обмена.
В итоге у нас с Валерой вышло две машины на семью, что вызвало жуткую зависть художников, которые не ездили с нами в Швейцарию.
Началась травля. Жесточайшая! Словами не описать.
К сожалению, люди плохо переживают чужой успех. И дальновидности многим не хватает. Если бы мы прокатились за границу, и на том всё закончилось, но нет ведь - наладили связи, запланировали расширение сотрудничества. Муж уже договаривался с Польшей о новой выставке...
Однако в Калуге развернулась катавасия. Валерий Леонидович приехал домой, где на него набросились с лютой ненавистью. Почему, мол, в Швейцарию не взял? Вместо того, чтобы порадоваться за коллег, понять: теперь путь всем открыт. Нет, стена злобы!
- Вас ведь примерно в то же время обвинили в плагиате?
- Было и такое. Я страстный человек, в чем-то даже сумасшедший. Если возник настоящий интерес, вкладываю всю душу. Рассказывала вам, как увлеклась рисованием. По совету Собинкова, пошла учиться живописи. Поскольку в СССР нельзя было получить второе высшее образование на стационаре, окончила вечернее отделение художественно-графического факультета пединститута в Москве. Занималась у прекрасного педагога профессора Андрея Унковского. Пять лет, по сути, провела в электричках, каталась из Калуги в столицу на лекции и семинары.
Уже получив диплом, как-то увидела хлудневскую игрушку. Ту, что исторически делали мастерицы из деревни Хлуднево Калужской губернии. Стала ездить к этим женщинам... Им было под девяносто. Училась находить глину, обрабатывать, обжигать без газовых печей...
Потихоньку начала преподавать это искусство детям и взрослым. Хотела сохранить традиции, не дать им погибнуть.
Муж, как я говорила, работал директором худфонда, он всегда был очень умным, цепким, дальновидным. Арендовал в калужском универмаге место, где мастера продавали картины. Мои игрушки тоже выставили на продажу. Их купили для детсада. На тридцать шесть рублей. До сих пор помню сумму.
И вот, представьте, группа художников, которые не попали в Швейцарию, внезапно созвала собрание, не предупреждая меня. Цель - обвинить в... плагиате. Якобы я пытаюсь присвоить то, что принадлежит народу. Даже письмо составили от имени стареньких тётенек из Хлуднева, настолько возненавидели нас с мужем. Помню, шла, а мои критики выстроили с двух сторон своеобразный коридор позора и бросали оскорбления, как камни...
После этого начались обличительные публикации в газетах, сюжеты по телевидению. Боже мой!
О переезде в столицу
- Тогда вы и уехали из Калуги?
- А куда было деваться? Мужа сняли с должности с занесением в трудовую книжку записи о длительном запрете занимать руководящие посты. Меня тоже уволили, фактически выбросив на улицу. Сидели без денег и каких-либо перспектив, а у нас росли двое детей. Калуга - город маленький, все друг друга знают. Куда ни придешь, никто не берет на работу.
Так и мыкались, пока хороший товарищ не сказал в глаза то, в чем мы боялись себе признаться: "Что вы тут делаете? Это же змеиное гнездо. Валить вам надо. И поскорее".
Тогда-то мы собрали вещички и уехали в Москву. Не имея, по сути, ничего, кроме наполеоновских планов наладить культурный обмен с другими странами. Создали фирму, с этого всё началось.
Знаете, что главное в жизни? Тебе делают плохо, больно, стараются морально унизить, растоптать. А потом проходит время, и ты готов благодарить вчерашних мучителей, чуть ли не на колени перед ними встать.
Если бы мои недруги не затеяли тогда собрание в Калуге, не было тех унижений и допросов, наверное, никуда мы не уехали бы, так и сидели бы до сих пор на месте.
Очень пригодилось знакомство с Эдмондом Розенфельдом, про которого никак вам не дорасскажу.
Он ведь не только известный галерист, но и выдающийся пианист. Окончил парижскую консерваторию, много концертировал по миру, создал ансамбль. Его жена была из богатой семьи музыкантов, они с XVII века владели галереей, в которой со временем стал работать и Розенфельд. Он начал сам покупать картины, участвовать в международных салонах, в конце концов, коллекция разрослась, приобретений накопилось на собственный проект. К моменту нашего знакомства это был настоящий галерист.
Когда мы встретились, Эдмонд сказал, что изучает русский язык и очень хочет приехать в Россию.
Потом испытующе посмотрел и спросил: ты точно готова работать со мной, быть моим представителем?
- Согласились?
- Конечно. Хотя не до конца понимала, о чем конкретно речь. После пережитого в Швейцарии стресса, вызванного организацией и проведением выставки, я заболела во Франции. Видимо, переработала, устала, слишком большая нагрузка выпала.
Знакомая, у которой остановилась, сказала, что внизу есть художественная галерея. Мол, сходи, глянь. Я в то время писала портреты. Спускаюсь, брожу по залам. Вдруг ко мне обратился какой-то мужчина. Это и был Розенфельд. Говорит: вы не так смотрите на картины, как остальные. Узнав, что я из России, Эдмонд сперва даже не поверил. Я рассказала, что занимаюсь культурными связями.
Совпало. Понимаете, как бывает в жизни? Вроде случайная мешанина, а потом всё выстраивается.
Мы решили попробовать. Розенфельд прилетел в Россию, показала ему Москву, вместе съездили в Петербург. Ходили по мастерским, в Академию художеств, знакомила со своими друзьями, друзьями друзей. Ему очень понравилось. Тогда окончательно и сформировалась идея сделать галерею.
Надо сказать, что советские люди были наивны и неопытны, не знали, как вести себя в условиях рынка. Художники - не исключение. Западные дельцы пользовались их доверчивостью. По сути, обманывали.
Был такой владелец крупной парижской галереи Гариг Басмаджян. Он много раз приезжал в Россию, за гроши хищнически скупал картины, вывозил прекрасные работы в Европу и Америку, где продавал за большие суммы. Закончилось всё печально. В июле 1989-го Гариг вышел из номера гостиницы "Россия" и... пропал без вести. Расследование ничего не дало. Сгинул человек, словно провалился сквозь землю, точнее, под нее. Заинтересованных в его исчезновении было много...
Эдмонд Розенфельд всегда вел себя корректно, не жульничал, платил по счетам.
И в 1991 году на первом Арт-манеже мы уже выступили как "Les Oreades-Ореады". Я выставила там лауреата Госпремий СССР и России Игоря Обросова, народного художника РСФСР Виктора Семеновича Сорокина, выдающего мастера мозаики и графики Тамару Шиловскую. Это настоящие величины, подлинные драгоценности.
Так создалась галерея, которая успешно проработала почти тридцать лет.
О крушении планов
- А калужских художников показывали у себя?
- Тех, кто устроил нам с мужем травлю, нет. Хотя они потом стали проситься ко мне. Но, знаете, так и не смогла переступить через себя, забыть унижения, через которые прошла.
- Как, кстати, вы оказались в Калуге? Вы же родом из Самары.
- Рассказывала, что всю мою родню в начале сороковых годов сослали с Кавказа, а после окончания войны мама пересыльными этапами попала в Куйбышев, нынешнюю Самару. К моменту моего появления на свет она жила в трудовом лагере, работала на кирпичном заводе. Когда мне исполнилось пять лет, нас вновь отправили в Южный Казахстан, в поселок Чулак-Тау.
Там спустя годы я и встретила будущего мужа. Валерий Леонидович учился в Ленинградском институте культуры, потом работал в ЦК комсомола в Москве. В Казахстан приехал в командировку и... увез меня с собой. Сначала в Калугу, затем вместе перебрались в столицу.
- Где размещалась ваша галерея?
- Первое помещение - на Тверской, 25. Напротив гостиницы "Минск", где сейчас "Интерконтиненталь". Там находились залы Союза художников России. В них в 1993 году мы организовали уникальную выставку "Свободного выбора свободный дух", где продемонстрировались прекрасные, ранее не известные картины советских мастеров.
А уже в 1995-м я перебралась в Центральный дом художника на Крымском Валу.
Владимир Куропатов, директор ЦДХ и известный искусствовед, приходил ко мне на Тверскую и просил: "Лиль, лично обустрою под тебя помещение, только переезжай к нам. Мне нужна престижная галерея, которая держала бы уровень". И я согласилась. Владимир Ефимович действительно отдал нам зал N 7, где раньше сидела дирекция ЦДХ. Еще я взяла два запасника почти на триста квадратных метров. Могла вывесить за день до пятисот работ, арендовала, если надо, большие залы - 16-й и 17-й. Горжусь тем, что продвигала крупные имена. Участнику группы "Бубновый валет" Моисею Фейгину, которого называют последним русским авангардистом, организовала первую огромную выставку. А работы Хамида Савкуева, академика, видели? У него каждая картина в высоту по два метра, в ширину - еще больше...
- Как к вам относились музейщики? Известно, что они традиционно не любят галеристов.
- Мы прекрасно ладили. Из Третьяковки специально приходили на мои выставки.
Стесняюсь рассказывать, решите, будто бахвалюсь, но эмигрировавший в Израиль после закрытия ЦДХ Владимир Куропатов как-то приехал в Москву, нашел меня и говорит, мол, написал книгу, там о тебе сказано, Лиль. Имена каких художников открыла людям, сколько выставок сделала...
Коллеги то ли всерьез, то ли в шутку называли меня монстром выставочной деятельности.
Всё рухнуло в одночасье. Уже говорила вам: было принято решение, что с 1 апреля 2019 года здание на Крымском Валу полностью передается под Новую Третьяковку. И арендаторов попросили с вещами на выход, поставив жесткое условие: добровольно исчезаете отсюда до полуночи 30 марта или выселим вас насильно. Всё, разговор короткий.
Вывезла тогда в Тутаев три грузовика с картинами. С погодой не повезло, дождь лил как из ведра. Пока добрались из Москвы, наступила ночь. Разгружались в полной темноте и ужасающей грязи. Настроение было под стать, казалось, всё кончено, полный слом, настоящая катастрофа. Нет больше галереи, места, которое любила не только я. Что делать дальше? Опять начинать с нуля?..
Об открытии Тутаева
- Вы так и не объяснили, как изначально оказались в Тутаеве.
- Опять отмотаем назад, в 1999 год, когда в ЦДХ проводилась выставка "Имени Твоего", посвященная религиозной теме. До этого в России никогда не было ничего подобного.
Там висела картина под названием "Пасха". Изба: слева печка горит, справа - резной шкаф, на столе - кулич, за окном - речка и храм... Посетитель-иностранец захотел купить понравившуюся работу. Это была не моя выставка, меня лишь попросили помочь гостю. Художника на месте не оказалось, и сделка не состоялась. Клиент уехал домой в Голландию, а через пару дней позвонил мне и сказал, что по-прежнему заинтересован в покупке "Пасхи". Пришлось включаться по-настоящему, искать автора. Я знала всех хранителей и быстро установила, что картина написана питерцем Эдвардом Выржиковским. Меня сразу предупредили: в последнее время он живет в Тутаеве, а это такая Тмутаракань, куда в жизни не добраться. Но телеграмму отправить можно. Я так и сделала. Через некоторое время на пороге моей галереи появился старенький человек, ведущий за руку мальчика и несущий картину. Присел на стул и сказал: "Вы интересовались моей "Пасхой". Вот привез".
Звоню голландцу и говорю: картина у меня. Тот берёт билет и летит в Москву. Отдаю "Пасху" и получаю за нее деньги.
- Сколько?
- Тысячу двести долларов. Большая сумма по тем временам. Надо же передать ее художнику. Я видела, какой он слабенький, пожилой. Думаю: не ровен час, прибьют по дороге, ограбят. Да мало ли что может случиться? Думаю: надо ехать самой. Деньги положила, извините, в нижнее белье. Потому что страшно.
Добралась до Ярославля, взяла такси. Водитель предупредил, что города не знает и высадит у пристани. Приезжаю в дождь. Стою, головой по сторонам кручу, пытаясь сообразить, куда дальше идти. Вдруг вижу, с какой точки написана "Пасха". Понимаете? Словно по компасу, ползу через все эти буераки и прихожу точно к дому Выржиковского. Говорю, дескать, привезла вам деньги. Он был так счастлив!
- Хотя бы такси оплатил?
- Об этом и речи не было. Художники ведь часто такие... немножко не от мира сего. Творцы выше материального. Или делают вид, что выше... Могу тысячи историй на эту тему рассказать.
Словом, дождь закончился, и Выржиковский говорит: давайте покажу вам местные красоты. Вышли на набережную, где Кустодиев картины писал. Те, что в Русском музее висят. "Гуляние на Волге", "Провинция", "Купание", "Девушка на Волге" - это всё тут создано.
Как увидела, само вырвалось: вот бы здесь жить! Эмоциональный порыв творческого человека, когда дух захватывает от красоты.
В общем, полюбовалась местными пейзажами и уехала в Москву. А Эдвард Яковлевич стал мне звонить. "Лиля, возвращайся, будешь тут картины писать, полной грудью дышать". На моих плечах огромная галерея, тяжелая и сложная работа. Думаю, ладно, на пару дней съезжу, переключусь.
Действительно, переправляешься на лодке со стороны Борисоглебска и словно в другой мир попадаешь, в иное измерение. И рождаешься заново.
Так и ездила. Вдруг Выржиковский сообщает: продается дом. Приезжай, посмотри. А зачем мне дом?
Но тут началось! Каждое утро звонили то Эдвард Яковлевич, то хозяйка. Брали измором. Я готовила выставку Моисея Фейгина, но они буквально доконали своими звонками. Сдалась и поехала.
А накануне я встречалась в Москве с известным коллекционером из Рязани, которому много помогала в свое время. Позже он эмигрировал в Швейцарию. А тогда захотел как-то отблагодарить меня и спросил: "Мечта у тебя есть?" Отвечаю: вот бы создать дом творчества!
Он протянул сверток. Разворачиваю газетку, а в ней две тысячи долларов. Говорит: "На первое время, надеюсь, хватит". Вот с этими деньгами и поехала в Тутаев.
Об исторической справедливости
- Чтобы купить дом Дмитрия Великорецкого?
- Да, он был юристом, работал в Пошехонье в суде...
Здание находилось в жутком состоянии. Страшная разруха, по сути, руины. Пол, стены - всё тряслось. Но потом зашла в светёлку, а там вот такие замечательные бревна! Красота!
Ярославский художник Сергей Зайцев, который приехал со мной за компанию, просил: "Дай слово, что никогда не купишь этот дом". Однако я уже приняла решение...
- Сколько он стоил?
- Отдала четыре тысячи долларов. В то время риелторов еще не было, пошли к нотариусу, оформили сделку, и я осталась с новым приобретением. Представляете? В плюс к галерее...
Ремонт шел трудно, долго, всякие неприятности случались, строители обманывали, не выполняли обещаний, но в итоге я добилась поставленной цели. И с 2006 года уже принимала здесь гостей. Получается, дому творчества в Тутаеве скоро двадцать лет. Вот как время летит!
Потом еще два дома построила, семьей выкупили старую столовую местного хлебозавода, организовали в нем выставочный зал.
На самом деле, именно здесь находится место силы. Знакомый провидец как-то сказал мне: "Видишь треугольник, образованный Покровским, Троицким и Архангельским храмами? Это намоленная земля".
Город древний, исторический. Его название почему-то связывают с царской династией, хотя, согласно летописи, настоящий основатель - князь Роман Васильевич из рода Рюриковичей, который в ту пору правил в Угличе. Произошло это в 1345 году. На правом берегу Волги находилась Борисоглебская слобода. Долго оба поселения существовали сами по себе, лишь в 1822 году их объединили в Романов-Борисоглебск, назначив уездным центром.
- А в 1918-м решили увековечить память об убитом красноармейце Илье Тутаеве...
- Был такой молодец. Всякое о нем говорят. Одни - плохо, другие - хорошо. Якобы Илья Павлович - банальный бандит, который полез грабить чужой дом, а хозяин увидел и пальнул, пристрелив незваного гостя в оконном проеме. Потом уже большевики сочинили красивую легенду, что герой боролся с беляками и погиб от вражеской пули. Не проверяла ни одну из версий, не хочу распространять недостоверную информацию, пусть историки разбираются. Хотя в последнее время часто слышу аргументы в пользу того, что Тутаев действительно разбойник с большой дороги.
- Так, может, переименовать город, восстановить историческую справедливость?
- И на сей счет есть два мнения. Многие местные рассуждают так: мы родились в Тутаеве, живем здесь и знать не знаем про Романов. Краеведы видят иначе, приводя свои доводы в пользу старого имени. Я же считаю, что заволжская сторона может оставаться Тутаевым. Ту часть города отстраивали при советской власти. А на левом берегу полная архаика. Пусть здесь будет Романов.
Разъединить два города и решить проблему. Здесь Золотое кольцо России, а туристов звать совестно. Инфраструктура уничтожена, а место редкой красоты, настоящая жемчужина на Волге. Поэтому и художники всегда сюда тянулись. Потом город запустили да так и не восстановили.
Пора, давно пора! Делаю, что могу, но мои ресурсы очень ограничены...
О дальних странствиях
- Еще одна тема, о которой вы почему-то скромно умалчиваете, Лилия Петровна. Речь о ваших вояжах в Арктику, Антарктику и Гималаи. Откуда эта страсть к морям-океанам да горным вершинам?
- Вот не сидится мне на месте! Всегда была активной, в детстве в Казахстане занималась греблей на байдарке, тренировалась в любую погоду, не пугалась, если переворачивалась в ледяную воду. Постоянно ходила пешком по окрестным горам вместе с папой. Экстремальные условия меня не останавливали.
- Когда вы попали в первую экспедицию?
- В 2002-2003 годах. И сразу в Антарктиду. Так получилось... Была моя выставка в пятом зале ЦДХ. В основном акварели. Подошел симпатичный мужчина, спросил, кто я, и предложил: "Пойдёте с нами в море, в Антарктиду?" Я, конечно, согласилась. Он второй вопрос задал: "А картины свои можете взять?" Я еще раз ответила утвердительно. И захватила с собой на судно триста работ.
- Кто это был?
- Вадим Николаевич Пелевин из Института океанологии имени Ширшова РАН, руководитель экспедиции. Он хотел, чтобы я пошла как художник. В итоге семь месяцев отработала на корабле "Академик Иоффе". Ученые занимались исследованиями, проводили эксперименты, а я рисовала Антарктиду. Каждый день, в любую погоду. Не зря хлеб ела, полностью оправдала расходы на поездку. Я вообще никогда ни у кого-то на шее не сидела, обузой не была.
Когда вернулись, прошло много выставок, первая - в музее Мирового океана.
А в 2006-м случилась трагедия, сгорела моя мастерская, в ней погибли двести пятьдесят антарктических работ. Уникальные рисунки птиц, животных - тюленей, пингвинов, морских слонов...
Подумала, что надо восстановить утраченное. Хотя бы частично.
В 2014 году ушла на Землю Франца-Иосифа, в 2019-м - на Шпицберген. Меня уже отправлял институт Арктики и Антарктики. А в промежутке еще раз побывала в Антарктиде, работала на станции "Прогресс", провела там два с половиной месяца, подарила пятьдесят картин из своей галереи, сама их развесила.
В 2022-м прошла весь Северный морской путь от Архангельска до острова Врангеля и вернулась через Новую Землю. Постоянно работала, на вертолете облетала мысы и острова, рисовала метеостанции. Потом подарила музею Росгидромета тридцать две картины. Для них это было важно. То, что я делаю, называется художественным репортажем. Фиксация во времени.
- Но вам ведь по-прежнему мало. Опять собираетесь в Антарктиду?
- Да, но совсем в другой район. Тогда была станция "Прогресс", а теперь - "Восток". Ее сейчас строят, доставляют туда оборудование. Очень хочется и туда попасть, и на другие станции, которых не видела.
Тогда мой проект "Арктика, Антарктика, Тибет" будет завершен.
- Извините, про возраст вас кто-нибудь спрашивает?
- Нет, такие вопросы тактично не задают. Но я и сама не знаю, сколько мне лет. Не думаю об этом. Пока есть силы и желание, иду вперед.
Знаете, на Эверест я пошла в 2022 году. Непальский журналист писал: ей исполнился семьдесят один, а она рисует картины в базовом лагере на высоте 5200 метров! Мы же на своих двоих туда поднимались. Когда прочитала публикацию, сама удивилась. Это обо мне? Про мои годы? Надо же, даже не верится...
Ну и что? Уже двенадцать лет - даже больше! - хожу по Тибету. Индия, Непал, Бутан, Китай...
Но сильнее люблю холодные края. Едва почувствую запах снега с морозным ветром, внутри всё сразу поднимается, тут же хочется рисовать. Почему так манят путешествия? Они дарят ощущение свободы и новизны. Каждый день - открытие. Знакомлюсь с людьми, вижу их жизнь. Это же новый мир. Познаю то, о чем раньше не могла даже догадываться.
Если бывает тяжело, упираюсь из последних сил, концентрируюсь. Не позволяю себе скучать. Любому делу отдаюсь с душой: и когда огород сажаю, и когда картины пишу. Всякую работу люблю. Но сейчас больше всего хочется опять попасть в Антарктиду...
- Когда планируется экспедиция?
- В конце октября. Если вдруг не получится, уйду в Арктику. Там теперь полно друзей, готовых взять меня на борт. Я же постоянно с мужиками. Иногда - единственная женщина на судне. Они уже знают: я всё выдержу...
Схожу в поход и вернусь.
- Сюда?
- Теперь здесь мой дом. Могу объяснить, почему. Именно тут лучше всего чувствую себя как художник и организатор. Нашла свое место. Как могу, помогаю возрождению Романова. Семья - мои единомышленники, мечтаем открыть художественный музей из нашей частной коллекции. Вокруг собрались люди, которые тоже хотят сделать что-то хорошее, полезное...
Тутаев, Ярославская область - Москва.
P.S. "Улетаю в Саратов из Шереметьево писать бывшие немецкие поселения по приглашению Российско-немецкого дома в Москве. Зашла купить воду до посадки и вот свидание с Вами и Вашим прекрасным, умным журналом. Спасибо большое!".