Для "питухов" - только кабак
Иван Грозный подтвердил запрещение подданным повсеместно под угрозой самых строгих наказаний содержать частновладельческие корчмы. В "Домострое" не санкционированные царской властью производство и продажа хмельных напитков осуждены наравне с насилием, грабежом, воровством и "кривым судом"2.
Михалон Литвин в 1549/50 году писал о "москвитянах", пытавшихся продавать собственные вино, мёд или пиво: "Весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку [считается, что] они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления"3.
В отличие от частновладельческих корчем великокняжеские питейные заведения назывались кабаками. В 1563 году князья Прозоровские обязались в своей вотчине "кабаков и торгов не чинити", потому что монополия на владение ими принадлежала царю4. В опричной Москве было несколько кабаков. Согласно легенде, один из них, торговавший водкой, находился на Балчуге. Несмотря на то, что балчугское заведение стояло на земской территории, оно пользовалось популярностью у царёвых "кромешников"5. В последние годы жизни Ивана Грозного, согласно его указам, кабаки появились в разных городах России. Их ставили в людных местах: на ярмарках, в торговых рядах, возле постоялых дворов, таможен, бань, пристаней.
Для привлечения большего количества посетителей содержатели стационарных питейных заведений продавали водку, пиво и мёд вёдрами на вынос и устраивали выездную торговлю - "гуляй-кабаки"6.
После смерти Грозного его сын Фёдор Иванович закрыл пристанище "питухов" на Балчуге, но продолжал расширять сеть казённых пиво-мёдо-водочных заведений7. Английский посол Джильс Флетчер утверждал, что в Московском государстве, которое он посетил в 1588-1589 годах, "в каждом большом городе устроен кабак или питейный дом, где продаётся водка (называемая здесь русским вином), мёд, пиво и прочее"; они приносят большую прибыль казне: от 800 до 3000 рублей в год8.
Бывший опричник Борис Годунов разрешил возобновить торговлю спиртными напитками в балчугском кабаке9. В его правление всему населению Московского государства под угрозой больших штрафов, телесных наказаний и даже смертной казни запрещалась продажа "каких бы то ни было напитков, пива, мёду или водки"10. Так, по указу 1599 года служилого нижегородца, содержавшего корчму, наказывали штрафом в 5 рублей, изъятием винокуренного аппарата и заключением в темницу сроком на месяц, если задерживали в первый раз; 10 рублями денежного взыскания, пожизненным запрещением права на изготовление хмельных и алкогольных напитков, избиением кнутом на торговой площади с последующим помещением "в тюрьму на подводах", если он продолжал заниматься этим промыслом. С корчемника-крестьянина, взятого под стражу в первый раз, брали 5 рублей штрафа, столько же с его владельца, к тому же преступника избивали кнутом. При вторичном задержании крестьянина, торговавшего опьяняющими напитками, сумма штрафа возрастала вдвое как для продавца, так и для его владельца11. В конце XVI столетия только самодержец "во всех городах, местечках и больших деревнях" содержал "общественные кружала и кабаки" и получал "от того большой ежегодный доход"12.
В период Смуты начала XVII века разорённая казна пополнялась главным образом кабацкими и таможенными деньгами. В 1620 году это с горечью признали царь Михаил Фёдорович и патриарх Филарет13. Поэтому государь требовал, чтобы, в частности, в Великом Новгороде "корчмы выймати у всяких людей и чтоб опричь государевых кабаков никто питья на продажу не держал"14.
В Соборном Уложении 1649 года борьбе с корчемством посвящена целая XXV глава. Здесь установлены строгие наказания как для корчемников, так и для их клиентов - "питухов". В случае обнаружения корчмы, задержания её владельца во время изготовления или продажи хмельных и алкогольных напитков предусматривался штраф в 5 рублей. Эта сумма возрастала вдвое, если преступника уличали вторично, к тому же его били кнутом, водя "по торгам". Задержание непокорного торговца в третий раз влекло за собой 20-рублёвое взыскание и тюремное заключение до рассмотрения дела государем и издания им указа, отменяющего это наказание. Если факт существования корчмы устанавливался только на основании свидетельских показаний и признания вины её владельцем под пыткой, то последний подлежал 5-рублевому штрафу и избиению кнутом на площади. С корчемника, не устрашённого этим, тайно продолжавшего торговать опьяняющими напитками и вторично не выдержавшего мук допроса, брали 10 рублей штрафа, его били кнутом, водя "по торгам", и отдавали родственникам и знакомым, ручавшимся за то, что раскаявшийся преступник впредь заниматься запрещённым промыслом не будет.
Если последний не выполнял этого обещания, то после жесточайшего избиения кнутом отправлялся на полгода в тюрьму. Корчемника, задержанного в четвёртый раз, били кнутом "на торгах" и ссылали "в дальние города"; всё его движимое и недвижимое имущество отписывали в государеву казну. В существовании корчемного промысла были повинны не только владельцы питейных заведений, но и посетители последних. Поэтому "питуха", обнаруженного в корчме первый раз, штрафовали "полуполтиной", второй раз - полтиной и били батогами, третий раз - 1 рублём и избивали кнутом. Любители выпить, уличённые в посещении частновладельческих питейных заведений по показаниям очевидцев и признавшиеся в этом под пыткой, подлежали более строгому наказанию.
За первичное прегрешение "питуха" отдавал 2 рубля и ложился под батоги, за вторичное - лишался 4 рублей, подлежал экзекуции кнутом "на козле" и двухнедельному тюремному заключению. Его третий арест влек за собой шестирублёвый штраф, кнут "на торгах", тюрьму сроком на месяц с последующей отдачей виновного на поруки его родственникам и знакомым. После задержания в четвёртый раз пьяницу водили "по торгам", нещадно избивая кнутом, затем на год сажали в тюрьму15.
Устройство стационарных кабаков было различным. Одни из них представляли собой избу с погребом, где держали и продавали водку, мёд, пиво; другие были подворьями со строениями для хранения и переработки зерна, трав, ягод; с ледниками, "поварнями" и амбарами для готовой продукции. Например, в Нижнем Новгороде в 1621-1629 годах был "двор государев кабацкой, а в нём хором: горница на подклете, погреб с напогребицею, изба пятёрочная, поварня рубленая, изба казённая, где ставят питьё"16.
Торговое помещение перегораживала стойка, за которой стоял кабатчик. Пространство перед ней было заставлено простыми, грубо сколоченными столами и лавками, наполнено "гомоном голосов, бранью бражников, стуком чарок и кружек. Здесь ругались и мирились", пропивали одежду, скот, избы, жён и детей, проигрывали себя и свое имущество в "зернь" (кости) и "лики" (карты). "У кабака кривлялись скоморохи, плясал медведь, слышались непристойные песенки… Вокруг любителей выпить вертелись "непотребные жёнки", кто-то тайком доставал запрещённый табак, который тогда не только курили, но также нюхали и пили". Некоторые бражники в беспамятстве спали: один - положив голову на стол, другой - упав под лавку17.
Содержание этих питейных заведений осуществлялось двумя способами: выборным и откупным. В первом случае, получив царский указ об открытии кабака, местное население избирало для службы в нём сроком на год голову, казначея (ларёчного) и их помощников - целовальников, "сколько человек пригоже". Все они были "прожиточными", проверенными, надёжными людьми. Целуя крест, кабатчики давали присягу, что будут исправно нести "государеву службу", честно торговать, за растраты и недостачи отвечать своим имуществом. Откупщик тоже, как правило, получал право продажи алкогольных и хмельных напитков в течение одного года. Обычно он сразу, реже - в два приёма, выплачивал заявленную сумму (бóльшую, чем предлагали его конкуренты), а затем компенсировал её с прибылью за счёт продажи вверенного ему товара местному населению.
Откупщиками были мелкие предприимчивые люди - стрельцы, пушкари, казаки, проживавшие в слободах и на посаде горожане, состоятельные крестьяне. Кабатчики на свой страх и риск варили мёд и пиво, курили и закупали вино и водку. Их главная обязанность сводилась к тому, чтобы собрать питейную прибыль не меньше оклада - самого большого сбора одного из предшествующих лет кабацкой торговли. Если сбор превышал оклад, то откупщик сохранял за собой право заведования кабаком, а выборных людей угощали в царском дворце, одаривали деньгами, заморскими тканями, серебряной посудой, даже допускали на приём к государю. Но эти награды и почести оборачивались увеличением оклада, следовательно, и требуемых в следующем году выплат в казну. Неспособность собрать повышенную сумму денег приводила к краху "дела" откупщика, судебным разбирательствам с выборными и местным населением. Если головы и целовальники доказывали, что недобор произошел не по их вине, то взыскание падало на местных земских людей и нередко разоряло их. Если виновными признавали кабатчиков, то их ставили "на правёж" (избивали до тех пор, пока они не вносили в казну требуемую сумму денег).
Иногда содержателям питейных заведений передавалось право судить участников процветавших здесь азартных игр. Маскируя таким образом непристойную деятельность кабатчика, усиленно приобщавшего "питухов" к запрещённым раз влечениям, царская власть получала от него дополнительные, судебные пошлины18.
Стремившиеся не только исправно платить подати в казну, но и нажиться за счёт посетителей, верные головы и откупщики действовали расчётливо и жёстко.
Они деловито следили за производством и поставками товаров; в зависимости от социальных и природных явлений корректировали цены на них, тщательно учитывали расходы и доходы, не упуская случая направить последние не в казну, а в свои сундуки. Например, в 1650 году нижегородцы, кабацкие головы Яков Жгулёв и Яков Григорьев под предлогом недополучения ими из-за неурожая водки утаили от государевых контролёров 635 рублей 17 алтын и 4 деньги. Их обман был раскрыт. На следствии выяснилось, что мошенники заставляли служивших при кабаке подьячих Назара Яковлева и Бориса Захарьева подделывать отчётную документацию19. Некоторые кабатчики всеми возможными способами заманивали в свои заведения бражников, развращали и обирали их.
"Кабачне непотребне"
Английский капитан А. Дженкинсон писал: "Когда я был там (в России, несколько раз с 1557 по 1572 год. - И. М.), я слышал о мужчинах и женщинах, которые пропивали в царском кабаке своих детей и всё своё добро"20. Ему вторил швед, придворный врач Бориса Годунова Пётр Петрей де Елезунда. Он свидетельствовал, что в кабаках было дозволено "кутить, напиваться допьяна и играть в кости, сколько душа желает и может. Пропив свои деньги, закладывают кафтаны … шапки, сапоги, рубашки и всё что ни есть за душою, да и бегут нагишом домой". Некоторые упиваются до такой степени, "что не в состоянии идти домой, а остаются влачить жизнь в грязи или в снегу на улице, либо укладываются на тележки или сани, как свинья, и везутся за ногу своею прислугой и жёнами"21.
Голштинский дипломат Адам Олеарий, побывавший в России в 1634-1635 годах, запомнил колоритного гуляку, резвившегося в новгородском кабаке. Сначала тот пропил кафтан и в одной сорочке отправился домой, но по пути встретил приятеля-собутыльника и вместе с ним вернулся в "кружало". "Через несколько часов он вышел без сорочки, с одной лишь парою подштанников на теле". Когда Олеарий шутливо крикнул: ""Куда же делась его сорочка? Кто его так обобрал?" - пьяница крепко обругал кабатчика, а затем без малейшего раздумья заявил: "Ну, а где остались кафтан и сорочка, туда пусть идут и штаны". При этих словах он вернулся в кабак, вышел потом оттуда совершенно голый, взял горсть собачей ромашки, росшей рядом с кабаком, и, держа её перед срамными частями, весело и с песнями направился домой"22.
Последствия подобных развлечений сказывались не только на состоянии хозяйств бражников, но и на боеготовности русского войска. В феврале 1633 года брянский воевода В. Ромодановский доложил царю, что "воровство большое от многих кабаков чинится. Служилые люди платье и всякую служивую рухлядь пропивают, а кабацкие откупщики у стрельцов в заклад емлют". Вернувшись из литовского похода, ратники "пьют безпрестанно да и тех стрельцов, которые были во Брянску, во-лочат на кабаки ж с собою, и по посаду от пиянства, татьбы и зерни по двором драка и насильства чинятца". 4 мая того же года воевода сообщил, что в местных питейных заведениях "чинятца всякоя воровство, татьба и грабёж, и убийство и многие служилые и жилецкие люди от пойла, и от драк, и от убийства помирают и приходят на караул в город пьяни"23.
В некоторых районах разгул кабацкой "голи" приводил не к единичным конфликтам с окрестными жителями, а к опустошению цветущих поселений. Так, 10 декабря 1637 года в нижегородском селе Афанасово было открыто питейное заведение. Вскоре после этого местные землевладельцы написали царю челобитную, в которой жаловались, что "на тот кабак приезжают з болшие дороги многие незнаемые люди и жён их, детей бьют и грабят и всякое насильство чинят … и от подмётов и от смертново убойства и от грабежу люди их разбрелись врознь, а поместья их от тово кабака запустели".
В 1639 году с аналогичной жалобой к Михаилу Фёдоровичу обратились помещики другого нижегородского села, Константиново. Они сообщили, что в находящемся "на болшой на Московской дороге и на Казанской" кабаке разбойники "вино покупают в отвоз и пьют", затем грабят и избивают константиновцев, "а женишкам их" чинят насилие. Поэтому "крестьянишка от того кабака побрели врозь, а мы … в конец погибли"24.
"Питухов" доводили до состояния беспамятства, буйства или сонливого безразличия не только их пристрастие к крепким напиткам и слабоволие, но также хитрость и жестокость кабатчиков. Так, зимой 1628 года в Шуе творили произвол обосновавшиеся здесь откупщики-москвичи Михаил Никифоров и Посник Семёнов. Обиженный ими купец писал в челобитной царю: "Приезжал я в Шую торговать и взошёл к ним на кабак испить. И тот Михайло со товарищи учал меня бить и грабить и убив покинули замертва. А грабежу, государь, взяли у меня пятьдесят рублёв с полтиною денег". Пострадавший от нижегородских целовальников местный житель Василий Шошков проезжал мимо их заведения к себе на подворье. "И взяли меня кабацкие целовальники, - свидетельствовал он, - и меня мучили на кабаке. Яросим справил на мне силою четыре рубля с полтиною, а Третьяк Гармонов справил шесть рублёв: а питья яз ни на денгу у них не имывал, а питьё лили на меня сильно". С земляка Шошкова Зотого "те целовальники … справили ложью воровски клёпом силою три рубля"25.
Тяжела ты, доля кабацкая!
Если бражники страдали от кабатчиков, что последние, как правило, чужаки, иногородцы среди местных жителей, подвергались нападкам с их стороны и в то же время целиком зависели от своеволия и скаредности воевод и московских приказных людей. Например, в 1639/1640 году курские стрельцы, пушкари, затинщики, казаки, крестьяне и бобыли курили вино "безъявочно насилством безпрестани про себя и на продажу". Неудачные попытки кабацкого откупщика Максима Дмитриева сына Бухтеева запретить недозволенный промысел обернулись острым конфликтом содержателя питейного заведения с винокурами. Последние угрожали Бухтееву "всякими лихими умыслы", намеревались "курской кабак сламат", а его владельцу "дурна учинить"26.
О злоупотреблениях воевод данной им властью и насилиях по отношению к содержателям питейных заведений свидетельствует челобитная грамота болоховцев Степана Неустроева и Павла Епифанова, отправленная в Москву 30 января 1612 года. Челобитчики писали: "Откупили … мы здесь кабак … а дали воздесять (80. - И. М.) рублёв", но "воевода отдавал в откуп тот кабак иным откупщикам, и мы, государи, у них перекупилися, а дали 132 рубля. А нынеча, государи, князь Лев Волконъской тот кабак отдаёт иным откупщиком, казаку Фёдору Филимонову с товарыщи … для своей корысти и с нас с кабака воеводы емлют мёд и вино … на себя безденежно". Откупщики также сетовали, что при попустительстве местных управителей разные "люди пьют у них мёд, и пиво и вино, а денег не платят, и от иных ото сторонних людей обида им и насильства великая".
Московские бояре запретили обижать Неустроева и Епифанова, от последних же потребовали переслать в столицу кабацкие деньги, сданные ими в уездную казну, и сверх того - 132 рубля "наддачи" за разрешение владеть питейным заведением. Летом 1612 года покровители болоховских кабатчиков повторили январский приказ, который по-прежнему не был выполнен. Тогда бояре распорядились "на болоховичех на посадцких людех … те деньги, доправя, прислати к Москве", а кабак преждевременно, за месяц до окончания срока владения им прежних откупщиков, отдали Лисице Дееву и Самушке Борисову. При этом "наддача" составила уже не 132, а 136 рублей и 20 алтын.
Однако Неустроев и Епифанов не теряли надежды вернуть себе питейное заведение. 20 сентября 1613 года, когда срок пожалования Деева и Борисова закончился, они прислали в Москву "отписи за воеводскими руками", подтверждавшие систематическое разорение кабака местными управителями, помещиками, казаками и свидетельство об уплате ими денег в московскую земскую казну во время пребывания в столице. К тому же откупщики-челобитчики признались, что людям, разбиравшим их дело, ставили хмельное питьё. Неустроев и Епифанов добились признания своей невиновности. Им вернули кабак с условием выплаты в 1613/14 году прежнего откупа и "поддачи" на сумму 136 рублей 20 алтын27.
Местные управители притесняли содержателей питейных заведений не только в Болохове, но и в других местах. Так, около 1637 года курский откупщик Андрей Матвеев в челобитной, отправленной самодержцу, писал: "И ныне, государь, воивода Данила Семенович Яковлев товарыщам нашим и чюмаком и работником тесноту и налогу чинит великую"; их "сажает в тюрьму без вины неведома за што и питухом на кабак ходить запрещает". Арестованных корчемников он "ис тюрмы выпущает вон", не даёт расписок в получении от откупщика питейных денег, а в прошлом году "в Курску кабаки все запер и приставов … приставил, и стояли кабаки заперты два месяца, и нам … в том учинился недобор великой"28.
В большие расходы также вводили кабатчиков московские приказные люди, принимавшие у них отчёты о деятельности и питейные деньги. "А как к Москве приехали, - вспоминал один кабацкий целовальник, - дьяку в почесть … харчем и деньгами носили" неоднократно; "да подъячему также носили, да молодым подъячим от письма давали же, а у отдачи денежной казны для отписки, для отпуску" снова приказные получали взятки. Больше всего целовальник сокрушался о том, что ему пришлось платить "из своих пожитков … а не изъ государевых сборных денег"29.
Итак, в XVI - первой половине XVII века на всей территории Московского государства была создана разветвлённая сеть кабацких питейных заведений. Они исправно служили той цели, ради которой создавались и функционировали: питейные деньги были важным источником пополнения государевой казны. Однако оборотной стороной деятельности этих злачных заведений стало распространение пьянства, разврата, воровства, насилия и даже душегубства. Опасность преступить черту дозволенного законом и моралью подстерегала не только посетителей, но и содержателей кабаков. От тех и других страдало местное население. В середине XVII века вопрос о дальнейшем существовании кабаков со всеми их пороками и преступлениями уже настолько беспокоил верховных властителей, что в 1651/1652 году царь Алексей Михайлович, патриарх Никон и их советники приняли решение в ущерб казне ликвидировать эти питейные заведения, заменить их пристойными кружечными дворами. Оно было реализовано в ходе проведённой ими кабацкой реформы30.
- 1. Литвин М. О нравах татар, литовцев и москвитян. М. 1994. С. 78-79; Франческо Да Колло Ф. Доношение о Московии. М. 1996. С. 24; Михайлова И. Б. И здесь сошлись все царства… СПб. 2010. С. 486.
- 2. Домострой. СПб. 1994. С. 36. Михайлова И. Б. Указ. соч. С. 487.
- 3. Литвин М. Указ. соч. С. 77.
- 4. Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. М.; Л. 1950. С. 436.
- 5. Дитятин И. Царский кабак Московского государства//Русская мысль. 1883. Год 4-ый. Кн. IX. С. 40; Шокарев С. Ю. Повседневная жизнь средневековой Москвы. М. 2012. С. 280.
- 6. Прыжов И. Г. История кабаков в России. СПб; М. 1868. С. 50; Смирнов М. И. Нижегородские казённые и частные кабаки первой половины XVII ст. Казённые винокурни. Крепкие напитки. Цены на них//Действия Нижегородской Губернской Учёной Архивной комиссии. Т. XVI. Вып. II. Нижний Новгород. 1913. С. 3-4; Веселовский С. Б. Кабацкая реформа 1652 г.//Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни. 1914. № 4. С. 60; Курукин И. В., Никулина Е. А. "Государево кабацкое дело". Очерки питейной политики и традиций в России. М. 2005. С. 37, 39, 42.
- 7. Прыжов И. Г. Указ. соч. С. 122, 124.
- 8. Флетчер Дж. О государстве Русском, или образ правления русского царя (обыкновенно называемого царём московским). СПб. 1906. С. 51-52.
- 9. Прыжов И. Г. Указ. соч. С. 122.
- 10. Петрей П. История о великом княжестве Московском…//О начале войн и смут в Московии. М. 1997. С. 421; См. также: Маржерет Ж. Состояние Российской империи//Ж. Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи). М. 2007. С. 139.
- 11. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 5, 8.
- 12. Петрей П. Указ. соч. С. 421.
- 13. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 101.
- 14. Соколов В. Пьянство на Руси в эпоху первых Романовых и меры борьбы с ним. (По документам Разрядного приказа)// Голос минувшего. 1915. № 9. С. 106.
- 15. Соборное Уложение 1649 года. Текст. Комментарии. Л. 1987. Ст. 1-3. С. 133.
- 16. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 9.
- 17. Шокарев С. Ю. Указ. соч. С. 285-286; См. также: Михайлова И. Б. И здесь сошлись… С. 482, 485, 469-490; Она же. "Адски крепкая" и "кусается": водка в России XVI-XVIII веков//Теория моды. Одежда. Тело. Культура. 2011-2012. Вып. 22. С. 235-236.
- 18. Прыжов И. Г. Указ. соч. С. 68; Смирнов М. И. Указ. соч. С. 28-29, 36, 42, 70; Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 59-60; Соколов В. Указ. соч. С. 105-106; Курукин И. В.., Никулина Е. А. Указ. соч. С. 41.
- 19. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 22-23, 25-26.
- 20. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. Рязань. 2007. С. 99.
- 21. Петрей П. Указ. соч. С. 421.
- 22. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М. 1996. С. 198-199.
- 23. Соколов В. Указ. соч. С. 107-108.
- 24. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 54, 56.
- 25. Там же. С. 38; Курукин И. В.., Никулина Е. А. Указ. соч. С. 43-44.
- 26. "Меж двух огней". Два документа о взаимоотношениях таможенных и кабацких откупщиков с воеводами и местным населением Курска. 1630-е гг./ Публ. А. И. Раздорского//Исторический архив. 2003. № 3. С. 209.
- 27. Акты подмосковных ополчений и Земского собора. 1611-1613 гг.//Чтения в историческом обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете. 1911. Кн. 4 (239). № 58. С. 72-73; № 73. С. 88; № 74. С. 89; № 75. С. 90-93.
- 28. "Меж двух огней"… С. 207-208.
- 29. Смирнов М. И. Указ. соч. С. 40.
- 30. Подробнее см.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 59-66.