Анна Николаевна наняла для сына лучших учителей и гувернеров. Мальчик получил прекрасное домашнее образование. Он освоил французский, немецкий, латинский и греческий языки, русскую словесность, живописное и музыкальное искусство.
В 1822 году Дмитрий Веневитинов поступил вольнослушателем в Московский университет, где с увлечением стал изучать немецкую философию и романтическую поэзию. Слушал лекции словесников Алексея Мерзлякова, Ивана Давыдова, анатома Юстуса Лодера, агробиолога и натурфилософа Михаила Павлова. Последний оказал на Веневитинова особо сильное влияние - привил юноше интерес к новейшей немецкой философии, в особенности, к системе Фридриха Шеллинга. В университете же сложился и круг друзей-единомышленников, составивших основу будущего литературно-философского кружка "Общество любомудрия".
В 1823 году Дмитрий Веневитинов успешно сдал экзамен по университетскому курсу и на следующий год поступил на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел, став, по меткому выражению Пушкина, одним из "архивных юношей". Так Александр Сергеевич в романе "Евгений Онегин" называл служащих этого архива, которым необременительная служба оставляла много свободного времени.
В том же 1823 году вместе со своим другом писателем и мыслителем князем Владимиром Одоевским Веневитинов организовал философское "Общество любомудрия". Членами кружка стали: религиозный философ Иван Киреевский; публицист-славянофил Александр Кошелев; писатель и дипломат Владимир Титов; публицист, переводчик и музыкальный критик Николай Мельгунов и другие, составившие в будущем цвет русской философской мысли. Официально не являлись членами кружка, но посещали его историк Михаил Погодин и литературный критик Степан Шевырев. "Любомудрые" изучали труды Фридриха Шеллинга, Иммануила Канта, Фридриха Шлегеля. А также бурно обсуждали необходимость самобытного развития России.
Наиболее последовательно проводил мысль о создании самостоятельной русской философии именно Дмитрий Веневитинов. По словам религиозного философа Василия Зеньковского, Веневитинов, "готов был идти на то, чтобы на время прервать сношения с Западом и, "опираясь на твердые начала философии", найти пути русского творчества". Соглашался с Зеньковским Иван Киреевский: "Веневитинов создан был действовать сильно на просвещение своего Отечества, быть украшением своего Отечества, быть украшением его поэзии и, может быть, создателем его философии".
О существовании Общества его участники никому не говорили. По словам Кошелева, во время тайных встреч члены Общества "чаще всего и по большей части беседовали о прочтенных творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественно предмет наших бесед". Также "любомудры" читали и обсуждали собственные философские произведения. Общество прекратило существовать в конце 1825 года, вскоре после восстания декабристов. Хотя ничего общего у "любомудров" с декабристами не было.
В середине 1820-х Дмитрий Веневитинов активно продвигал издание историко-философского журнала "Московский вестник". Он сам разработал программу издания и привлек к работе Пушкина, что не могло не способствовать продвижению издания среди широкой публики. В журнале работали многие бывшие члены "Общества любомудрия".
Помимо увлечения философией, Веневитинов был поклонником романтического направления в литературе. Причем ему в равной степени покорялась и проза, и поэзия. Самые ранние стихи Дмитрий Владимирович написал еще в 16-летнем возрасте. Но расцвет его литературного творчества пришелся на 1825-1827 год. Всего поэтом было написано около 50 стихотворений, абсолютное большинство из которых проникнуто глубоким философским смыслом ("Утешение", "Поэт", "Жизнь", "Моя молитва"). Ряд стихотворений, которые Веневитинов создал за несколько месяцев до смерти, можно назвать пророческими. Как будто поэт предвидел свою безвременную кончину.
Например, в элегии "Поэт и друг" (1827) Дмитрий Владимирович как будто прозревает будущее:
- …Душа сказала мне давно:
- Ты в мире молнией промчишься!
- Тебе все чувствовать дано,
- Но жизнью ты не насладишься.
Особое место в творчестве Веневитинова занимала любовная лирика, в которой страстное чувство было неотделимо от страдания. Несмотря на юный возраст, Дмитрий Владимирович успел познать муки неразделенной любви. Веневитинов влюбился в княгиню Зинаиду Александровну Волконскую - блестящую светскую даму, хозяйку известного московского литературного салона, в котором побывали все самые именитые литераторы того времени. Не отвратило Веневитинова ни 16-летняя разница в возрасте, ни то, что Волконская была давно замужем. Дмитрий Владимирович посвятил прекрасной Зинаиде стихотворения "К моей богине", "Элегия", "К моему перстню".
Кстати, именно по протекции Волконской Веневитинов был переведен по службе из Москвы в Санкт-Петербург осенью 1826 года - его приняли в Азиатский департамент МИДа. На прощание Зинаида Александровна подарила ему перстень из древнего города Геркуланума, погибшего вместе с Помпеями. Поэт очень дорожил этим подарком и даже в стихах завещал похоронить его вместе с ним. Так оно и произошло…
При въезде в столицу, все еще взбудораженную восстанием декабристов, Веневитинов вместе со спутниками был арестован по подозрению в причастности к заговору и подвергнут допросу. Его выпустили через несколько дней, но все это произвело на поэта сильное впечатление, от которого он полностью так и не успел оправиться.
В начале марта 1827 года Дмитрий Владимирович сильно простудился. Простуда перешла в пневмонию. 27 марта (15-го по старому стилю) 21-летний Веневитинов скончался в Петербурге в окружении друзей. Похоронен поэт был на кладбище Симонова монастыря в Москве. (В советское время его прах перезахоронили на Новодевичьем кладбище.) На его палец, как и завещал поэт, был надет тот самый перстень - подарок Волконской.
"Как вы допустили его умереть?" - сокрушался Пушкин. Сорок лет ежегодно собирались друзья Веневитинова в день его смерти, чтобы почтить память безвременно ушедшего яркого молодого поэта и мыслителя. В 1844-м лидер славянофилов Алексей Хомяков писал о Веневитинове так: "Он умер в слишком ранней молодости, но его явление было утешительным признаком более самобытного и зрелого просвещения в России".