Неожиданное узнавание
В Восточной Галиции, территорию которой быстро завоевали русские войска, около 65% населения составляли русины, предки современных западных украинцев, в этноязыковом отношении близкие к своим соплеменникам в России. 23% местных жителей были поляками, 12% - евреями.
Несмотря на все различия между народами, их представления о "москале" были во многом схожими. Во-первых, потому что русские в большом количестве последний раз появлялись в Галиции в 1849 г. во время Венгерского похода фельдмаршала И.Ф. Паскевича, и об этом помнили разве что некоторые старики. После этого более полувека единичные русские в основном бывали там проездом. Даже после того как в 1893 г. российские Юго-Западные железные дороги были соединены с Львовско-Черновицкой железной дорогой, из русских во Львов ехали в основном политики правоконсервативных взглядов, которые общались на месте по большей части с галицийскими русофилами. Во-вторых, в силу того, что накануне войны австро-венгерская пропаганда активно устрашала население приграничного региона. В-третьих, в регионе с польским культурным доминированием и у других народов представления о "москале" формировались с учетом негативной польской традиции.
Жители Львова, который русская армия удерживала с 21 августа 1914 по 9 июня 1915 г., признавались, что были поражены, увидев русские автомобили. "Агитация немцев, рисующая русских варварами, имела здесь успех, - делился русский военный в частном письме. - Но брешь подозрительного отношения как будто медленно, но верно пробивается... и пробивает ее только русский солдат, и никто другой... солдата уже не боятся: это такой же человек, как и все, и нет в нем зверя, он мирно настроен к обывателям..."1
Украинская учительница из села Залуква Иванна Блажкевич, судя по записям в ее дневнике, была искренне удивлена манерами и внешним видом жен русских офицеров, которые позвали ее в гости. Блажкевич никак не ожидала встретить дам с "нежными, с мелкими чертами лицами" и в нарядах из батиста: "Признаюсь, что я надеялась увидеть обеих офицерш немногим более культурными, чем эскимоски"2. Много лет спустя Блажкевич охотно примет советскую власть, в 1939-м станет депутатом Народного собрания Западной Украины, затем вступит в Союз писателей УССР и закончит жизнь в 1977 г. Но в 1914-1915 гг. ее представления о "москалях" были еще далеки от реальности.
Галицийские поляки обнаружили, что некоторые русские не только образованы, но и хорошо владеют польским языком, для них это было очень лестно и неожиданно3. Будущий президент Академии наук СССР Сергей Иванович Вавилов, воевавший в Галиции, вспоминал, что пожилой поляк, в доме у которого он останавливался, приятно удивился тому, что Вавилов умеет читать по-польски4. Львовянка М. Обертыньская в мемуарах отмечала, что "прекрасно говорил по-польски" первый львовский военный губернатор Сергей Владимирович Шереметев5. Житель города Горлице (ныне в Польше) Б. Швейковский с радостью вспоминал о русском градоначальнике: "Я узнал, что и среди москалей есть люди благородные... культурные и по-европейски воспитанные!!"6
Совсем не страшные казаки
Широкий набор стереотипов касался казаков. Чувствовались отголоски из прежних времен - в польской традиции "казак" был прежде всего запорожский, из романов Генрика Сенкевича. В "разновидностях" казаков никто не разбирался, самыми известными были донские. По словам австро-венгерского старосты, "казаками" русинское население называло почти любые русские войска7. Обертыньская вспоминала о "казаках донских, оренбургских, казанских, и бог знает как они там называются"8.
Первая мировая война. Фотографии из фондов РГАКФДКазаков часто путали с кавказцами, поскольку горские и казачьи части часто сражались и квартировали бок о бок. Местные жители не могли по внешнему виду разобрать, "черкес или казак"9, а иногда и вовсе выделяли особый подвид "черкесских казаков". Поляк-cвященник из Сасова Ян Степа 7 октября 1914 г. записал в дневник: "В полдень проезжает через местечко подразделение казаков (черкесских?), двадцать с лишним"10. Украинский деятель рассказывал в частном письме, как через его село проследовали "всевозможного рода казаки: кавказские, донские, черкесские..."11. Другой украинский мемуарист относил к категории "казаков" неких "туркменов": "А тех казаков бы сам черт боялся, потому что то были сами туркмены..."12
Слабое представление о казаках имели, впрочем, и русофильски настроенные галичане, которые ждали прихода русских войск, - казак виделся им "великаном, богатырем, могущим в сутки проскакать сотни верст"13.
От казаков и "москалей" во Львове и окрестностях ожидали массовых грабежей и изнасилований. В начале войны такие слухи активно тиражировались галицийской и австро-венгерской печатью. "В Галиции про русских рассказывали чудовищные небылицы, что детей едят, взрослых и пленных вешают и т.п."14, - досадовал в частном письме русский военный. "Мы могли смотреть только сквозь венские очки, нас пугали их варварством, как детей пугают чертом"15, - вспоминал польский очевидец из Львова о страхах в ожидании прихода русских солдат. Другой мемуарист вспоминал, что "в народе распространялись невероятные, тревожные слухи, мол, москали выкалывают глаза, режут людей, увозят в Сибирь и т.п."16.
Но в 1914-м все оказалось совсем не так. Описывая казаков, пришедших в его городок, мемуарист С. Гиза вспоминал свои детские впечатления: "Рослые, в мощных папахах на голове, обмундированные иначе, чем австрийское войско, они произвели на нас поразительное впечатление. Особенно когда на полном галопе проехали рядом с аптекой и гнали в направлении железнодорожного вокзала"17. "Красивые всадники были действительно прекрасным зрелищем"18, - описывала украинская эмигрантка свои детские впечатления. В другом селе казаки доброжелательно общались с местными жителями и успокаивали словами: "И мы ваши, и вы наши!"19. Казачий офицер Л. Попов отмечал по поводу местных жителей, что "казаки, в большинстве хохлы же, свободно с ними объясняются и очень ладят"20. Даже некоторым полякам казалось, что казаки говорят "на понятном для нас языке"21.
У страха глаза велики
Бояться русских начали еще до их прихода. Накануне занятия Львова русскими войсками город охватила война паники: "Бесчисленная кавалькада извозчиков и личных экипажей, даже фур с мебелью, набитых людьми, а кроме того, множество автомобилей с трудом прокладывали себе путь посреди сбитых с толку масс простых смертных, которые пешком, с узелками на плечах или даже без них, запыхавшись, стремились покинуть находящийся под угрозой город"22.
Проходя по оставленному противником, но еще не занятому русской армией Львову, один офицер встретился с испуганной пожилой женщиной, которая прижимала к себе маленькую девочку: "Обе расширенными от ужаса глазами смотрели на меня, странного русского, о которых они, без сомнения, наслышались всяких ужасов. Я смущенно стоял, не зная, что предпринять, так как при всякой моей попытке сойти с места они начинали исступленно кричать"23. В другом галицийском городе полковник Василий Чеславский обнаружил, что "жителей на улицах совершенно не было видно, все они от страха попрятались в подвалы и погреба, откуда был слышен плач женщин и детей"24. Подпоручику Якову Мартышевскому врезалось в память, как в небольшом селе молодая хозяйка дома, куда он постучался, при входе с младенцем на руках бросилась на колени, целуя ему руки и обнимая ноги и прося не убивать ее детей. Когда Мартышевский прошел в дом, то же самое стал делать пожилой отец женщины. В итоге офицер был накормлен, угостил хозяйскую девочку шоколадом и оставил хозяевам немного денег25.
В сельской местности многие жители перед приходом русских войск прятались в поле или в лесу26. Но на практике все оказывалось гораздо менее страшно. "Люди медленно выходили из укрытий, потому что убедились, что москали - это такие же люди, как и мы, никого не убивают и женщин не насилуют..."27 - вспоминал очевидец.
Сибирь начинается в Курске
Большой страх у жителей Галиции был связан с Сибирью как местом ссылки. Львовская украинская деятельница К. Малицкая вспоминала, что при упоминании о Сибири "на душе похолодело". Представления галицийских украинцев о Сибири основывались на польской литературе, которую они читали в школе: "И воображение рисовало бескрайнюю снежную тундру, непролазную тайгу и закованных в кандалы людей в шахтах"28. Любая высылка в глубь России сразу ассоциировалась с сибирской ссылкой, слово "Сибирь" применялось едва ли не к любой части России вообще. Так, в июле 1915 года газета озаглавила заметку о доставлении украинского политика Т. Старуха в Курск словами "Третий украинский депутат в Сибири"29. Между тем восточнее территории современной Чувашии политик никогда не бывал - ссылку он отбывал в Ядрине Казанской губернии.
На практике, впрочем, оказалось, что даже те, кто попал в Сибирь, жили не в таких уж страшных условиях. Некоторые товарищи Малицкой по несчастью даже ухитрились открыть в селе Пинчуга Енисейской губернии "кофейни" под названиями "Украина" и "Гармония"30.
Еще более любопытна "легенда о москале-одноглазке" - так этот архаичный слух назвал в своем дневнике приезжавший в Галицию военным корреспондентом писатель Михаил Михайлович Пришвин. Представления об "одноглазом", "кривом" персонаже как стереотипном враге или жителе дальних земель было свойственно всем славянским народам, поляки и русины Галиции не были исключением. Среди галицийского простонародья циркулировали представления о том, что "москаль" придет с одним глазом.
Очевидец из Борщевского уезда вспоминал о настроениях земляков в преддверии прихода русских войск: "Сразу охватил нас страх из-за разных слухов, что будут гражданских резать, будут смолой обливать и жечь, что будут идти какие-то дикари с одним глазом и т. д."31. Гимназист-русофил во Львове рассказывал Пришвину, что прислуга спрашивала у него, "правда ли москали одноглазые и с хвостами"32. Схожие представления бытовали на Лемковщине: "...Рассказывали много, прежде всего наши бабы, что у москалей только один глаз посередине лба. Очень большой страх у нас был перед москалями... В действительности никто толком не знал о них"33.
...Итак, увиденное после завоевания Восточной Галиции русской армией существенно изменило представления многих местных жителей о русских. "Многие обыватели, отходя в этот день ко сну, подумали, наверное, что "не так страшен черт, как его малюют"34, - подытоживал впечатления уже первого дня русской власти во Львове польский мемуарист. "Под влиянием прежних слухов взрослые сначала относились к ним (русским - Авт.) с осторожностью. Но когда они никому ничего плохого не делали, настроения заметно изменились"35.
- 1. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1017. Л. 552.
- 2. Блажкевич ї. Щоденник // Московська окупацЄя Галичини 1914-1917 рр. в свЄдченнях сучасникЄв. ЛьвЄв, 2018. С. 328.
- 3. Giza S. Na ekranie zycia. Wspomnienia z lat 1908-1939 Warszawa, 1972. S. 66.
- 4. Вавилов С. И. Дневники, 1909-1951. Кн. 1: 1909-1916. М., 2016. С. 280.
- 5. Oberty]n[ska M. W kolowrocie. Lwow, 1924. S. 35.
- 6. Swieykowski B. Z dni grozy w Gorlicach. KrakOw, 1919. S. 33.
- 7. Центральный государственный исторический архив Украины во Львове. Ф. 146. Оп. 8. Спр. 1891. Арк. 6.
- 8. Oberty]N[ska M. Op. cit. S. 33.
- 9. SerafiNska S. Kinematograf wojenny // Monarchia, wojna, czowiek. Codzienne i necodzienne ycie mieszkacw Galicjiw czasie pierwszej wojny wiatowej. Krakw, 2014. S. 111.
- 10. Stepa J. Mojewspomnienia // Resovia Sacra. 2021. R. 28. S. 739.
- 11. ї. Проць - К. Студинському. 5 листопада 1914, Дидьова // У пЄвстолЄтнЄх змаганнях. ВибранЄ листи до Кирила Студинського (1891-1941). Ки в, 1993. С. 285.
- 12. Лозовчук В. Стежками життя гуцула Березуна. Спогади. ВЄннЄпе , 1986. С. 40.
- 13. Соколович Г. От Карпат до крепости Терезин // Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914-1917 гг. Вып. 1. Львов, 1924. С. 156.
- 14. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 997. Л. 1646.
- 15. Maciszewski S. Rosjanie we Lwowie. Szkic z niedawnej przesoci. Lww, 1926. S. 7.
- 16. Баран ї. їз недрукованих спогадЄв про Бережани // Бережанська земля. їсторично-мемуарний збЄрник. Ню Йорк, 1970. С. 409.
- 17. Giza S. Op. cit. S. 66.
- 18. Bilovus A. My Life Memoirs (1914-1982). Florida, 1982. P. 10.
- 19. БЄгун С. Як ми воювали за АвстрЄю, а як за Укра ну // За державнЄсть. МатерЄяли до ЄсторЄ вЄйська укра нського. Зб. 10. Торонто, 1964. С. 183.
- 20. Саянский [Попов] Л. Три месяца в бою. Дневник казачьего офицера. М., 1915. С. 126.
- 21. Giza S. Op. cit. S. 66.
- 22. Rossowski S. Lww podczas inwazyi. Lww, 1916. S. 4.
- 23. Абданк-Коссовский В. Карета // Возрождение. 14 апреля 1930. N 1777. С. 2.
- 24. Чеславский В.В. 67 боёв 10-го гусарского Ингерманландского полка в мировую войну 1914-1917 гг. Чикаго, 1937. С. 19.
- 25. Мартышевский Я.Е. По скорбному пути: Воспоминания. 1914-1918. М., 2016. С. 233-234.
- 26. Kunysz W. Wcibski i wrazicki. Pamitnikchopagalicyjskiego. Warszawa, 1973. S. 82; Вавилов С.И. Указ. соч. С. 264; Stepa J. Op. cit. S. 730.
- 27. Курдидик Я. З ЄсторЄ подЄльського села (1914-1917) // Московська окупацЄя Галичини... С. 353.
- 28. Малицька К. На хвилях свЄтово вЄйни // Малицька К. Твори. ЧернЄвцЄ, 2011. С. 391.
- 29. Нове слово. 1915. 8 липня. Ч. 15. С. 3.
- 30. Лист К. Малицько до С. Охримовича. Пинчуга, 14 падолиста 1915 // Малицька К. Твори. ЧернЄвцЄ, 2011. С. 439.
- 31. Три роки росЄйського панування в БорщЄвськЄм повЄтЄ // Московська окупацЄя Галичини... С. 422.
- 32. Пришвин М. М. Дневники. 1914-1917. СПб., 2007. С. 104.
- 33. Мушинка П. їз твердого кореня. Спогади на рЄдний край Є Канаду. ПряшЄв, 1996. С. 23.
- 34. Srokowski S. Z dnizawieruchy dziejowej 1914-1918. Krakw, 1932. S. 40.
- 35. Giza S. Op. cit. S. 66.