Мало кто усомнится сегодня, что тысячелетие со дня кончины Равноапостольного князя Владимира Святославовича - отличный повод установить ему в Москве памятник. В самом деле, не ждать же еще тысячу лет. А если мыслить половинными, пятисотыми годовщинами - так в 1515 году было как-то не до памятников.
РИА Новости
Вялотекущая русско-литовская война никак не кончалась, Герберштейн примирить стороны не мог, тем более что и тевтоны, и поляки лезли в дело, и чьим останется Смоленск, было неведомо.
Нынешний момент куда удачнее. Князь, почивший в 1015 году, в синодиках верующих - святой, а в народных байках, былинах и сказах - веселый, щедрый, ласковый, вечно пирующий, гостеприимный хозяин. Богатыри совершают подвиги, а в финале бывают вознаграждены, да так, что в памяти народа князь Владимир Святославович существует именно - как Красно Солнышко. Да такое, что за тысячу лет не погасло, и надо надеяться, не погаснет уже никогда... пока существует Россия.
И мы в ней.
ПОРТРЕТЫ
Хотя надо сказать, что за тысячу лет веселая эта фигура накопила самые невероятные облики. К началу Двадцатого века историки собрали коллекцию портретов: то перед нами нечто мифологическое, чуть не с древнеперсидским отсветом, то нечто воинственное, опасное, нависающее - на манер варяжский... а то - нечто отечественное, круто-властное - эдакое предчувствие Грозного...
Начало Двадцать Первого от этих парсун отшатывается: хочется понять, что же на самом деле представлял собой властитель, монумент которого вознесется над Москвой.
Конечно, непросто тысячу лет спустя решить, что в облике князя было "на самом деле", а что домыслено мемуаристами, летописцами и вдохновенными творцами легенд. Но во всяком домысле спрятана объективная необходимость, которая домыслом и выявляется. Я отдаю себе отчет, что дошедшие до нас сюжеты потому и дошли, что отвечают запросам нашего духа, и если я верю в эти эпизоды, то именно потому, что этого просит сегодня моя душа.
СЮЖЕТЫ
Первый такой сюжет - матримониально-эротический. У князя было пять жен (нынешние ценители брака с этим, наверное, примирятся) и еще 500 наложниц (нынешние гуляки, наверное, сдохнут от зависти). Но кто мог высчитать, кого уестествил князь в молодые годы?
Дело не в этом, не в фактуре, канувшей в забвенье, - дело в том, как все-таки примирить того сластолюбца и этого хозяина пира, который сидит рядом с законной своей Апраксиевной. А чтобы примирить того и этого, надо, пожалуй, еще вспомнить, как добывал князь себе законную Анну, византийскую царевну, - обещая за нее грекам военную помощь. Греки князя обманули, тогда он захватил Херсонес (центр греческих владений в Крыму) и получил-таки суженую.
Нашлись стихотворцы, извлекшие из этого эпизода "херсонский" пряник пополам с отравой: то ли ты крестишь тех, кто хочет окреститься, то ли ты крестишь насильно:
Как примиряются такие эпизоды в судьбе личности? Безудержная агрессивность и безудержное смирение?
Дикость и цивилизация переглядываются на переломе эпох?
Другой знаменитый сюжет, обильно комментируемый пересказчиками: диспут князя с вероучителями, призванными выбрать для Руси правильную веру. Их, собственно, и звать не надо: и иудеи исправно торгуют в Киевской Руси, и болгары исламизированные под боком, а о Риме католическом и говорить нечего - уж он-то воистину нависает... И диспуты, подобные корсунскому, обычное дело: многовекторная религиозность бороздит языческое Приднепровье... Так зачем искать Владимиру общую новую веру? Скомпенсировать запалы похоти, смирить буйство младых лет?
В какой-то степени - да.
Но, я думаю, главное в диспутах не это. Главное - государственное геополитическое чутье, которым наделен князь Владимир.
ГРАНИЦЫ
Он чует: на этом евразийском безграничье может удержаться только мощная, великая, грандиозная держава. Так и вышло: не сплотили ее хазары - сплотили ордынцы, а отступились ордынцы - удержали русские.
Интуитивно чуя задачу, славянский князь приглядывается к вероучителям, прикидывает, какая идея сможет объединить эти гуляющие по безграничью племена. Это и выпытывает, хотя в доводах то и дело отделывается шутками.
Вопрос к иудеям: где родина? (Знает же, что у них не родина, а галут, тотальное скитанье.) С мусульманами, чуя масштабность задачи, отшучивается, кидая соотчичам упоительный завет: "Веселье Руси есть пити", веселье трезвенья оставляет исламу. Греция - ничем не угрожает. С православием контакты - реальны. Хотя есть древний соблазн: пограбить Царьград...
И получили мы в конце концов Православную Державу - от финских хладных скал до пламенной Колхиды. А не исполни этот завет мы - исполнили бы другие. В тех же масштабах. И такой же ценой, как сказал бы Лев Гумилев.
А еще помог делу поразительный нюанс: обувной.
ЛАПОТНИКИ
Воспитатель и соратник князя Добрыня после очередного победоносного их похода к соседям, осматривая захваченных пленников, усек, что они все в сапогах! В историю мгновенно вошла еще одна непревзойденная фраза: "Поищем себе лапотников!" Это значило, что нужны не разбойные набеги на соседей, а кропотливое собирание усилий миллионов простых тружеников.
Лапотники не подвели. Скинув сапоги, они дошли до "двух великих океанов" и создали Российскую Державу.
Вот она и стоит вторую тысячу лет. Ей есть что помянуть: и славного, и горького, и извне павшего на нее, и изнутри рвавшего души. Красные Звезды могут многое добавить Красну Солнышку.
Держава хранит память о тех славянах, еще не распавшихся, - они дали стране почву, общий язык, общую судьбу. Это мне дорого. Это наше общее. Там мы вместе.
Пусть каждый увидит свое в памятнике над Москвой.
Я о своем сказал.