"Броненосец "Потемкин". Почему фильм, премьера которого состоялась в 1925 году, изменил ход событий на планете

Фильма боялись, его запрещали и не могли запретить. В разных странах его резали, кромсали, меняли титры, но даже изуродованный, он сохранял непостижимую мощь и все равно прорывался на экраны, потому что его требовали толпы. Киноведы мира до сих пор числят его среди главных явлений искусства.

В чем же магия "Броненосца "Потемкин", фильма далекого 1925 года?

"Моя страна - подросток…"

Формально в нем показан мятеж на военном корабле в одесском порту. Таких кораблей и мятежей в кино сотни, все и не упомнишь. Этот почему-то помнится. В реальности бунт захлебнулся и ни к чему не привел. Фильм же стал символом порыва человечества к свободе и страшилищем для всех политических режимов.

Берет он не сюжетом и действует, похоже, прямиком на подкорку.

Здесь сошлось все - и уникальность момента, и явление гения, способного эту уникальность выразить в кино. Сергей Эйзенштейн доказал, что пленка способна передать не только прямое действие (скачет всадник, встает солнце, плачет ребенок), но и то, что таит в себе человек за кинокамерой. Его искренность, страсть, надежду, неистовую веру - кардиограмму его души. Вспомним, в какое время снимался фильм. Шел всего только восьмой год новой власти. Еще далеко впереди были и 37‑й, и война, и сковавший страну послевоенный холод, и крах надежд. А тогда Россия была опалена дыханием близкой свободы, которая, казалось, совсем скоро станет законом новой жизни, уравняет всех в правах - и не будет богатых и нищих: кто был ничем, тот станет всем. Перед каждым распахнутся сокровища мировых культур, и первой из них, вперед смотрящей, будет культура пролетарская, ее нужно было сотворить.

"Моя страна - подросток: твори, выдумывай, пробуй!" - звал Маяковский, и этим порывом были одержимы художники не только России, но и многих стран, стекавшихся посмотреть на русское чудо.

Потом романтики поплатятся за то, что слишком безоглядно верили в свободу. Но пока никто об этом не думал. И когда Эйзенштейну доверили важный политический заказ ВЦИКа - снять фильм к 20‑летию революции 1905 года, он взялся с энтузиазмом и размахом, присущими волне революционной романтики - волне короткой, но мощной. Ему было 27, но за плечами уже "Стачка". Как и многие творцы эпохи, он верил идее очистительной революции и не сомневался в прекрасном будущем отвоеванного пролетариями мира.

В этом пьянящем предощущении свободы, в этом грохоте падающих вековых цепей - магическое воздействие созданного им фильма . "Он отображает миг революции. Стена проломлена, подлинное содержание вступает в свои права", - писал немецкий теоретик искусств Зигфрид Кракауэр. И главное: "Проявив неслыханное чутье к знакам и символам, создатели фильма точно выбрали момент, в котором сконцентрирована вся революция - от ее реального начала до фантастического конца".

Эффект бикфордова шнура

Восстание на броненосце "Князь Потемкин Таврический". Гнилое мясо, которым кормили матросов, - искра, из нее разгорелось пламя. Искра ушла в народ - народ поддержал мятежников. События в фильме нарастают в режиме бикфордова шнура: один кадр поджигает другой, пожар разгорается, его гул все отчетливее "слышит" толпа в зрительном зале - и тоже не может устоять, тоже воспламеняется, в душах бушует сочувствие этим серым фигуркам на экране. Фейхтвангер в романе "Успех" описал внутреннюю борьбу буржуазного героя, который заскочил в берлинский кинотеатр посмотреть новую сенсацию. Зрелище вызывает в нем ужас и отторжение, но он уже не владеет собой - сочувствует бунтарям, всем существом жаждет, чтобы они победили. И выходит с перевернутым лицом, с изумлением разглядывая себя, изменившегося, в магазинной витрине.Фильм впервые в кино смог ухватить критический миг, когда бесстыжее, уверенное в себе насилие схлестнулось с естественной для человека жаждой справедливости. Этот момент взрыва растянут, как в замедленной съемке, на полтора часа раскаленного действия. И привыкшие к выдуманным мелодрамам зрители впервые понимали, что это уже не выдумка - это все реально происходило в неведомой им Одессе. В стране, которая первой подняла этот красный флаг и бросила вызов злу.Кино пробило стену между миром черно-белых грез и реальностью - это тоже потрясало новизной ощущений и силой сопереживания.

Красный флаг на черно-белом экране

Как все делалось? Сценарий написала Нина Агаджанова, и сначала в юбилейном суперфильме предполагалось отразить едва ли не все события, предшествовавшие революции, - от русско-японской войны до забастовок, бушевавших в Москве и Питере. С таким замахом и начинались съемки, но фильм должен был поспеть к торжественному заседанию в Большом театре 21 декабря - и стало ясно, что за полгода эту глыбу не своротишь.Пришлось резко менять сценарий. Погода заставила перенести съемки в Одессу. Реальный броненосец "Князь Потемкин Таврический" уже списали в утиль - нужно было искать подходящий корабль. Не было времени. Не было денег. Одесские матросы снимались на энтузиазме. Роль лейтенанта Гиляровского сыграл сотрудник Эйзенштейна Григорий Александров - будущий великий комедиограф. Все делалось "на коленке", но с вдохновением первопроходцев. Кинематографические образы рождались на лету и тут же воплощались на пленке.

В Большой театр картину привезли горяченькую, с монтажного стола. Последнюю часть не успели склеить - пленка держалась на честном слове, режиссер это знал и был в предынфарктном состоянии. Виктор Шкловский так описывает этот вечер: "Лента была смонтирована только-только. Когда просмотр подходил к концу, режиссер вспомнил, что последний кусок не приклеен, только приложен, и так и пошел в коробку. Чем больше гремел зал, тем больше волновался Эйзенштейн: вот сейчас будет обрыв, застучат люди ногами, сломается гребень волны участия к картине. И вдруг обрыва не произошло: не склеенный кусок прошел как склеенный".

Момент, когда над броненосцем взвивается красный флаг мятежа, произвел впечатление разорвавшейся бомбы: в черно-белом кадре возникло цветовое пятно - каждый из 108 кадриков с флагом раскрасили вручную кисточкой. Сейчас трудно понять волнение, охватившее кинозал при виде пламенеющего на сером экране чуда, но оно было. Оно преодолевало любой скепсис - обладало взрывной энергией.

Премьера для публики состоялась в 1‑м Госкинотеатре - ныне "Художественном" - 18 января 1926 года; зрителей приветствовал огромный макет ощетинившегося броненосца на фасаде, билетеры надели морскую форму. Как сообщала "Вечерняя Москва", в первые же два дня фильм перекрыл недельный рекорд голливудского боевика с Дугласом Фэрбенксом. Зрители были потрясены не только революционным пафосом фильма, но и невиданным зрелищем: снайперски точный монтаж, симфонически организованный ритм, захватывающие дух ракурсы камеры Эдуарда Тиссэ - все то, что составило художественное открытие Эйзенштейна, гипнотически действовало на публику. Эйзенштейновский "монтаж аттракционов", впервые опробованный им в театре и развитый в кино, до сих пор считается неоценимым вкладом в киноязык, его изучают в киношколах.

"Дубинушка" на берлинской премьере

Как любой политический фильм, "Броненосец "Потемкин" страдал от меняющихся конъюнктур. Вскоре после премьеры пришлось вырезать из пролога цитату из Троцкого и заменить цитатой из Ленина. Киноначальство не рассчитывало на долгую жизнь картины и продало негатив в Германию, где фильм был запрещен, а потом подвергся радикальному перемонтажу и в таком виде вышел на экран. Каждая страна резала картину по своему разумению, выстригала и добавляла свои титры. При Гитлере все немецкие копии были уничтожены. Когда изрезанный негатив все же вернулся в Москву, там гремели сталинские постановления об "идейных ошибках" в кино, Эйзенштейн был в опале, фильм залег на полке. Впоследствии при реставрации многострадальной картины авторский замысел был восстановлен,  но обрывки оригинала пришлось собирать по кусочкам со всего мира.

В немом фильме колоссальную роль играла музыка. Описывая берлинский сеанс "Потемкина", Фейхтвангер определял ее как дикую, отвратительную, но берущую в плен. Талант Эйзенштейна был по природе музыкален - музыкальны ритмы монтажа, композиции кадра и пластика персонажей, не случайно свои исторические полотна "Иван Грозный" и "Александр Невский" он называл "кинооперами". Вот и "Броненосец", который на первых сеансах сопровождался симфониями Бетховена, вдохновлял композиторов писать все новую музыку. Для премьеры в Берлине Эйзенштейн привез пластинки с песнями "Дубинушка" и "Вы жертвою пали..." - они звучали и на съемочной площадке, когда снимали сцену прощания с Вакулинчуком, - "для создания настроения". Эти мотивы вошли и в партитуру, которую написал для европейского проката фильма Эдмунд Майзель, виртуозно вплетя в симфоническую ткань шумы - музыка имитировала грохот волн, лязг металла...

В дальнейшем саундтреки к фильму писали Николай Крюков, Майкл Найман и даже британский поп-дуэт Pet Shop Boys. Но самым известным стало музыкальное сопровождение, собранное из произведений Дмитрия Шостаковича.

Восстание человеческого достоинства

Теперь принято разоблачать старые пропагандистские мифы. Посеянные фильмом легенды о "Потемкине" давно затмили прозаическую реальность - это так. Копаясь в судовых журналах, дотошные историки установили, что и матросы были в основном из покладистых крестьян, и бунтари среди них не зафиксированы, и мясо было не таким уж червивым, и под брезентом никого не расстреливали. Но им давно ответил тот же Маяковский: "Искусство - не отражающее зеркало, а увеличивающее стекло". Эйзенштейн снимал не историческую хронику бунта, он создавал концентрированный образ революционного взрыва. И брезент, и черви в мясе становились символами гнетущей системы, болтающееся на шнурке пенсне - символом свергнутой буржуазности, грозно восстающие орудия корабля - символом могучего, пришедшего в движение человеческого организма, слепяще красный флаг - символом освобождения.

Эйзенштейн снимал художественный фильм, а вымысел - одно из средств художественного выражения не реальности даже, а ее драматических движений. Искусство помогает высвободить несущие конструкции жизни от шелухи случайных подробностей, показать их наглядно и действенно. Поэтому фильм сделал то, чего не могли бы добиться десятки реальных бунтов на десятках "Потемкиных", - он привел в движение планету, заставил ее волноваться и сочувствовать стране, бросившей вызов несправедливому мироустройству. Это кино взрывной идеи и впрямь оказалось бикфордовым шнуром.

Фильм не раз признавался одним из лучших в мировом кинематографе. Его образы бесконечно цитировались, мотив детской коляски, беспомощно прыгающей по одесской лестнице, то и дело возвращался в самых разных вариантах - от трагических до комедийных и даже анимационных. Мощное пропагандистское воздействие картины красочно описано Фейхтвангером в главе "Броненосец "Орлов" из романа "Успех": "Запрещать все это бессмысленно. Оно существует, оно живет, мы вдыхаем его вместе с воздухом, это другой, новый мир. Отрицать существование этого мира глупо. Приходится глядеть на него. Приходится слушать эту музыку, ее нельзя запретить".

Революционизирующее влияние картины было беспрецедентным: к финалу зрители любой страны уже были одержимы идеями солидарности с борющимся пролетариатом. Так восстал голландский военный корабль "Цевен провинсиен": когда мятежники попали под суд, они утверждали, что их вдохновлял советский фильм. По свидетельству Шкловского, итальянский фабрикант, посмотрев картину, изумлялся: отчего он сочувствует людям, которые ему же и враждебны, отчего плачет на просмотре, сопереживая восставшему человеческому достоинству?

---

P.S. Фильм, как и вся русская революция, о которой он рассказал миру, стал предупреждением: после него имущие стали больше думать о неимущих - во избежание бунта на корабле. Так что мечту Эйзенштейна можно считать осуществленной: его фильм действительно изменил ход событий на планете, сделав ее человечнее.