Чем было известно белорусское местечко Сморгонь до Первой мировой? Школой дрессировки медведей - чтобы "ломались" потом на потеху народу. Потому "шмаргонцами" прозвали юнкеров Виленского училища, где строевую муштру довели до уровня дрессировки. Но осенью 1915 года слово "Сморгонь" вошло в историю Первой мировой войны.
"Великое отступление"
Заканчивалось тяжелое для России лето 1915 года - лето "Великого отступления" русской армии. К югу от Полесья натиск врага уже стих, но на севере немцы продолжали наступать, вытесняя русских из Литвы и Западной Белоруссии. Мало того, командующий германским Восточным фронтом генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург и начальник его штаба генерал-лейтенант Эрих фон Людендорф решили осуществить свою давнюю мечту - окружить хоть часть русских армий1.
3 сентября прорвавшиеся от Свенцян (ныне Швенчёнис) восточные пруссаки из 1-й кавалерийской дивизии заняли Сморгонь, а померанцы и мекленбуржцы из 4-й - Солы - и перерезали железную дорогу Минск - Вильна. Поворачивая на запад, они и сопровождавшие их самокатчики (пехота на велосипедах) начали создавать "мешок", внутри которого должна была очутиться 10-я армия русских.
Но командующий Западным фронтом генерал от инфантерии Алексей Эверт не растерялся. Он стал снимать войска с центра и левого фланга и перебрасывать их на правый, чтобы остановить врага, оттеснить его назад. И одновременно выйти из-под замаха немецкой клешни.
Так перед Сморгонью и Молодечно сосредоточилась 2-я армия, у Докшиц и Глубокого, - 1-я армия.
На втором году мировой войны от кадрового офицерства осталось уже немного. Потому 1-й батальон 269-го пехотного Новоржевского полка, который 7 сентября 1915 года ворвался в Сморгонь, вел 24-летний подпоручик Николай Первышин. Командующий полком подполковник Константин Сакен приказал ему взять город "любой ценою"2.
"Взять Сморгонь любой ценой!"
""Ура... ура..." несется по всему полю, - вспоминал Первышин. - Ротные командиры с обнаженными шашками впереди своих рот бегут на германские окопы... Штыковой бой... Вижу слева, как прапорщик Денисов сверкает шашкой уже в неприятельских окопах. Справа прапорщик Федуленко рубит не менее лихо... Не отстают и наши солдаты. Немцы подымают руки, сдаются в плен. ...
В одном из домов, через открытую дверь, я заметил несколько германских солдат, мирно чистивших картошку... У плиты стоял толстый повар, хоть и в военной форме, но с большим поварским колпаком на голове. Он пек блины. Увидя русских, повар обомлел и выпустил из рук суповую ложку с опарой, которая упала на голову немца, сидевшего у котла. Пострадавший, вероятно, принял это за глупую шутку повара и бросился с кулаками на виновника. Но, взглянув на окаменелую от испуга рожу повара, обернулся назад и... тут же вытянулся в струнку. Его примеру последовали остальные германцы".
Пленные офицеры-егеря - молодые люди, сплошь из берлинских студентов - ответили, подтянувшись, на приветствие Первышина. И спросили, "почему русская армия почти без боя сдавала им большие города, как Ковно Каунас. - Авт., Гродно и другие, а здесь, на каких-то песках, столь ожесточенно дерется"3?
Почему? Посмотрим на карту.
Обстановка в районе г. Сморгонь. 1915 г.
Подполковник Дроздовский, ефрейтор Малиновский, прапорщик Зощенко
Дело в том, что 8 сентября Верховный главнокомандующий Николай II приказал отвести армии Западного фронта на линию, где им следует "надежно укрепиться и поставить предел дальнейшему продвижению врага [выделено мной. - Авт."]4. Линия эта проходила через озера Нарочь и Вишневское и Сморгонь.
Но оба озера были уже в тылу у немцев, прорвавшихся от Свенцян на юг. Вот потому-то вокруг Сморгони и повернулся весь Западный фронт - 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 10-я армии. Здесь Гвардейский и II Кавказский армейский корпуса остановили немцев. А 1-я и 2-я армии вытеснили их за озера. Именно у Сморгони закончилось "Великое отступление" русской армии.
Известие о том, что от Сморгони отступления не будет, совпало с ее освобождением. Это очень вдохновило измученные тяжелыми боями войска 10-й армии! "Слово Сморгонь не сходило с уст всех здесь лежащих цепей, - вспоминали офицеры отходившего 9 сентября от Вильны к Сморгони лейб-гвардии Преображенского полка. - Занятие м[естечка] Сморгонь расценивалось всеми как окончательное отстранение тех опасностей, которые висели над войсками 10-й армии со дня прорыва германцев"5.
К Сморгони вышла из-под Вильны и 64-я пехотная дивизия, где должность начальника штаба исправлял подполковник Михаил Дроздовский - в 1918-м ставший легендой Белого движения. Где в 256-м пехотном Елисаветградском полку воевал пулеметчиком 16-летний доброволец, ефрейтор Родион Малиновский - будущий Маршал Советского Союза и министр обороны СССР. Рядом, в 16-м гренадерском Мингрельском полку Кавказской гренадерской дивизии служил другой пулеметчик, 21-летний прапорщик Михаил Зощенко, будущий знаменитый писатель...
Сморгонь очутилась прямо на линии фронта!
И оставалась на ней почти 29 месяцев - с сентября 1915 года по февраль 1918-го. Почти 880 дней!
Поручик 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка Константин Попов.
Мертвый город
Вернувшись в марте 1916 года после тяжелого ранения в 13-й лейб-гренадерский Эриванский полк Кавказской гренадерской дивизии и обойдя участок своей роты, поручик Константин Попов заметил, что "в зоне нашей позиции видны строения". "Это город Сморгонь, там нет ни одного целого дома", - пояснили ему.
В деревне, на месте которой стояла рота, все постройки разобрали "дотла". Бревна пошли на брустверы окопов, на перекрытия - в три, четыре, в шесть накатов - блиндажей, землянок, убежищ. Доски - на обшивку стен и настилку пола, на обшивку стенок окопов... Как ни присматривался Попов, он только в одном месте обнаружил нечто похожее на фундамент дома6...
Разбитого снарядами села.
Повторены зеркалами проталин
Остатки хижин, выжженных дотла.
Стволы берез с оббитыми ветвями.
Меж них - прямые остовы печей.
Зола и мусор серыми буграми
Да груды обгорелых кирпичей7.
Будущий знаменитый прозаик, а тогда 19-летний канонир из вольноопределяющихся Валентин Катаев написал это в феврале 1916 года. Его 1-я батарея 64-й артиллерийской бригады стояла рядом с кавказскими гренадерами, между Сморгонью и Крево...
В мае Катаев, этот едва ли не самый наблюдательный из русских писателей, побывал и в Сморгони - где зацвели сирень и каштаны...
"Город разбит вдребезги. Повсюду из груды мусора и обгорелых балок выглядывают где уцелевшая стена с обоями, где высокая кирпичная труба. Тишина вокруг поразительная. Тишина небытия. А сады благоухают так, что с ума можно сойти. Одурманивают. Развалины заросли бурьяном. Жутко бродить по изломанным деревянным тротуарам"8...
Разрушенная железнодорожная станция "Сморгонь". 1917 г.
19 июня 1916 года: "Газы!"
То, что стороны перешли к обороне, не означало затишья. Вспыхивала перестрелка, ходили в ночные поиски разведчики, артиллерия обстреливала дороги и артиллерийские позиции в ближнем тылу противника. Предпринимались демонстративные попытки наступать. Вели разведку, бомбили склады, станции и аэродромы самолеты...
Так было на всем русско-австро-германском фронте. Но район Сморгони стал еще и одним из "основных химических направлений" этого фронта9. Уже летом 1916 года "леса вдоль Вилейки были выжжены на пятнадцать верст удушливыми газами. Они стояли сухие и желтые, как осенью"10.
Выпускать под Сморгонью из сотен баллонов газовые волны немцам было удобно из-за местности - ровной и понижавшейся в сторону русских окопов. Ведь смесь хлора и фосгена тяжелее воздуха, она заполняет впадины и обходит возвышенности.
В русских окопах держали бочки с раствором соды и негашеную известь (поглощавшие хлор), разбрызгиватели для раствора, хворост для костров - чтобы дым отгонял газ кверху. Основным средством защиты были, конечно, противогазы. Но в ночь на 20 июня 1916 года враг обманул русских, подмешав к хлору и фосгену вещества с запахом скошенного сена и фруктов. Потому многие солдаты не поспешили надевать противогаз...
К тому же марлевые маски перед применением надо было смачивать. А противогаз Горного института - долго надевать: отдельно резиновую маску, отдельно зажим для носа, отдельно очки...
Именно в этих противогазах встретила ночную газовую атаку 1-я батарея 64-й артбригады:
"Каждое движение затрудняет дыхание. ...
Батарея ведет огонь, но работать при орудии невероятно трудно. Забираясь под очки, газ щиплет глаза. Дышать уже почти невозможно. Еще несколько минут - и мы погибнем. Кто-то обезумевший срывает противогаз, пробегает с кровавыми глазами и кровью из носа и в судорогах падает на землю"11.
Недолго помогали и марлевые маски, преобладавшие тогда в пехоте - смещавшиеся при движении, с быстро высыхавшей пропиткой...
А немцы между тем пускали не одну волну газа, а две-четыре. Позиции артиллерии обстреливались и химическими снарядами - с газом, пахнувшим миндалем.
Командир 4-й роты 16-го гренадерского Мингрельского полка поручик Михаил Зощенко.
Снявшие противогазы
"Взводные передают команду своим орудиям. Их голоса звучат сквозь респираторы противогазов каким-то диким хрипом. Каждое слово для них почти гибельно. Но ничего не поделаешь - надо командовать стрельбой"12.
Да, командир должен организовывать бой - а потом уже думать о себе. И командир 4-й роты мингрельских гренадер поручик Михаил Зощенко, ощутив в ночь на 20 июля 1916 г. - за девять дней до своего 22-летия - "сладковатый запах", прежде всего командует: "Газы!.. Маски!.." А потом уже бросается в землянку за противогазом.
"Мне нехорошо. Голова кружится. Я проглотил много газа, когда крикнул: "Маски!" ...
Но в лазарет, "опираясь на палку", пошел только по окончании газовой атаки.
"На моем платке кровь от ужасающей рвоты.
Я иду по шоссе [Минск - Вильна. - Авт.]. Я вижу пожелтевшую траву и сотню дохлых воробьев, упавших на дорогу"13...
"Черный цвет лиц, кашель, кровохарканье, крик, стоны..."14
И Зощенко, и Катаев после Сморгони кашляли еще много лет. Еще в 1926 году, когда познакомились друг с другом...
А в ту июльскую ночь 1916-го командир 3-го батальона 14-го гренадерского Грузинского полка 42-летний полковник Акакий Отхмезури, видя, что солдаты начинают паниковать, противогаз снял. Чтобы люди лучше слышали его команду и слова ободрения!
Его примеру последовали - и вместе с ним умерли - командиры его рот, прапорщики Лапшин, Криворученко и Шамжа.
Так же поступил и погиб дежурный офицер 1-й батареи 84-й артиллерийской бригады поручик Кованько.
Чтобы ловчее было воевать, снимали противогазы и солдаты! 19 июня погибла вся химическая команда ХХVI армейского корпуса, много санитаров и телефонистов. А 20 июня - последовавшие примеру поручика Кованько орудийные расчеты его батареи. "Сняв маски, стреляли. Отбив атаку - умерли"15.
И все-таки наступление!
Все переменилось после Февраля 1917-го. Большинство солдат умирать напрочь отказались. К этому времени место в окопах заняли "рабочие и крестьяне в солдатских шинелях" - кое-как кое-чему обученные и выпихнутые на фронт. Гражданского, патриотического воспитания им не дали. Понятия "Россия", "Отечество" для многих были пустым звуком, крестьяне знали одну лишь свою губернию, а прочие были для них не ближе, чем Германия...
До Февраля, однако, действовала привычка подчиняться царю. Царь велит - значит, воюем.
А теперь царя нет. Значит, можно не воевать!
И вообще все можно!
Разложение русской армии было стремительным. А между тем 10-й армии Западного фронта предстояло перейти в наступление - как раз на участке Сморгонь - Крево.
Орудий на один километр фронта и снарядов ударная группировка 10-й армии имела гораздо больше, чем группировки, осуществившие в 1916 году знаменитый Брусиловский прорыв. Превосходство в живой силе было подавляющим: 184 батальона против 29 у противника16.
Не было только дисциплины.
Ротные, батальонные, полковые и т.д. комитеты решали, наступать или нет, голосованием.
В 13-м гренадерском Эриванском полку около половины рот высказались "за", остальные - "против". Батальон, проголосовавший "против", приготовился к нападению тех, кто "за"...
Но наступление началось.
Артиллерийская подготовка на участке Сморгонь - Крево, начавшаяся 6 июля 1917 года, продолжалась трое суток. Прекрасно организованная, она дала блестящие результаты.
Проходы в проволочных заграждениях были проделаны.
Окопы врага разрушены.
Входы в его блиндажи завалены.
Большинство батарей врага подавлены.
И когда утром 9 июля пошла вперед пехота, те, кто выполнил приказ, добились невиданных еще на германском фронте успехов.
Они прорвали всю первую полосу обороны врага - заняли все три линии ее окопов и дошли до позиций артиллерии!
Георгиевские кавалеры. 1916 г.
"Не прежние русские солдаты..."
Спустя тридцать лет бывший подпоручик-артиллерист Николай Рипке встретил другого участника тех боев - немецкого офицера. "По его словам, положение у них создалось тяжелое, резервов не было, и дорога на Вильно была открыта"17...
Но в одном из трех наступавших корпусов бОльшая часть пехоты в бой не пошла! В том числе и половина 51-й пехотной дивизии - доблестно дравшейся под Сморгонью с сентября 1915 года...
В другом корпусе солдаты решили, что, овладев тремя линиями окопов, они больше ничего никому не должны. И ночью вернулись на исходные позиции...
Не имея поддержки соседей, отступили и части третьего из корпусов.
В том числе и пробившийся дальше всех женский "батальон смерти" прапорщика Марии Бочкаревой.
"Это были уже не прежние русские солдаты", - констатировал фон Людендорф18.
А когда 18 февраля 1918 года немцы перешли в наступление, чтобы принудить правительство Ленина к миру, "не прежние солдаты" без сопротивления хлынули в тыл.
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях, -
горько писал Максимилиан Волошин.
Только после этого немцы смогли, наконец, занять белорусский город Сморгонь.
Эпилог
В 1960 году два ветерана боев под Сморгонью, министр обороны СССР Родион Яковлевич Малиновский и писатель Валентин Петрович Катаев, по разным поводам побывали в Париже.
Если бы они могли и захотели, то в Монморанси, близ французской столицы, увиделись бы с капитаном-эриванцем Константином Сергеевичем Поповым; он уйдет в 1962 году. А вот освободителя Сморгони, ветерана Добровольческой армии полковника Николая Алексеевича Первышина застать бы уже не удалось; он умер в Париже в 1951-м. Его бывший ротный, капитан Валентин Васильевич Федуленко, воевавший у Колчака, дожил в Сан-Франциско до 1974 года...
Судьба и Смута раскидала по миру героев-однополчан. Но памятью об их подвиге сохранилась на месте былых боев, в деревне Михновичи Сморгонского района, могила полковника Акакия Отхмезури, на которой в 2008 году установлен памятник.
1. Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915 г.). Военные действия на восточном фронте мировой войны в сентябре - октябре 1915 г. М., 1936. С. 133, 225, 236.
2. Первышин Н.А. Взятие Сморгони // Военная быль (Париж). 1952. Март. N 1. С. 41.
3. Там же. С. 41 - 42.
4. Цит. по: Зубов Ю.В. Лейб-гвардии Преображенский полк. С полком дедов и прадедов в Великую войну 1914-1917 гг. М., 2014. С. 145.
5. Там же.
6. Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914 - 1920. М., 2007. С. 150.
7. Катаев В.П. "Туман весенний стелется. Над лесом..." // Катаев В.П. Собр. соч. В 9 тт. Т. 9. М., 1972. С. 555.
8. Катаев В.П. Юношеский роман. М., 1983. С. 96.
9. РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 114.
10. Катаев В.П. Я, сын трудового народа... // Катаев В.П. Собр. соч. В 9 тт. Т. 4. М., 1970. С. 29.
11. Катаев В.П. Юношеский роман. С. 122.
12. Там же.
13. Зощенко М. Перед восходом солнца // Зощенко М. Избранное. СПб., 2013. С. 667 - 668.
14. Лейб-эриванцы в Великую войну. Материалы для истории полка в обработке полковой исторической комиссии. Париж, 1959. С. 171.
15. Керсновский А. Русские подвиги // Душа армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы. М., 1997. С. 485.
16. Стратегический очерк войны 1914 - 1918 гг. Ч. VII. Кампания 1917 г. М., 1923. С. 156.
17. Н.Н.Р. Последний бой в 1917 году // Военная быль (Париж). 1959. Май. N 36. С. 20.
18. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914 - 1918 гг. М.; Мн., 2005. С. 435.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем