С Дона выдачи нет!

Что стоит за возрождением казачества

Возрождение казачества, начавшееся в России с 1990-х гг., вызвало вполне понятный рост интереса к его истории, а естественными в наших условиях издержками этого явления стало нагромождение псевдонаучных теорий и откровенных мифов, прежде всего по вопросу о происхождении и этнической природе казаков. Давно устоявшаяся в историографии и опирающаяся на огромный конкретно-исторический материал точка зрения, согласно которой донские, яицкие и терские казаки (т.е. историческое ядро российского казачества) - это, при всей этнической пестроте ранних казачьих общин, в основном потомки русских людей, самовольно поселившихся в XVI-XVII вв. на Дону, Яике и Тереке, теперь решительно отвергается большинством активистов "казачьего возрождения", утверждающих, что казаки - это древний самобытный народ, генетически не связанный с русским народом.

Выдвигаемые в подтверждение таких взглядов аргументы, будучи основанными, главным образом, на дилетантских сочинениях политически ангажированных казачьих "автономистов" и "сепаратистов" первой четверти ХХ в. и на казачьей эмигрантской литературе, не выдерживают никакой научной критики и порой просто смехотворны¹. Но один из доводов адептов этой "концепции" заслуживает особого внимания, поскольку, во-первых, рассматривается ими как наиболее "сильный" и, во-вторых, на самом деле отражает определенные исторические реалии. Речь идет о "феномене казачьего самосознания", об утверждениях, что казаки в массе своей всегда четко отделяли себя от русских, не считали себя русскими, "исторически никогда не связывали себя с московским народом" и т.д., и т.п.²

Есть ли у казаков "московские" корни?

Действительно, среди донских казаков мнение о своем происхождении не от "московских людей" было широко распространено уже в конце XVIII в., и хотя в других казачьих "войсках" подобные представления возобладали много позднее, казачьи идеологи толкуют их как бесспорное свидетельство принадлежности казаков к "особому этносу": народная-де память не ошибается. Некоторые авторы, кроме того, заявляют, что казаки являются автохтонным населением традиционных мест своего обитания и никогда не связывали свою историю с какими-либо переселениями. "Казаки от казаков ведутся", - вот лейтмотив их заявлений по этому поводу (обычно в сопровождении ссылки на соответствующий эпизод из "Тихого Дона" М.А. Шолохова)³.

Насчет "никогда" - это просто неправда. Донские казаки в знаменитой "Повести об Азовском осадном сидении", созданной в 1642 г., так высказывались о своей родословной: "Отбегаем мы ис того государьства Московскаго, из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыни непроходней..."⁴ И это не было чье-то частное мнение, как пытаются доказать некоторые казачьи активисты: "Повесть" передавала настроения и чувства большинства казаков, иначе не была бы в свое время так широко (и в нескольких "редакциях") распространена в их среде, и написана была явно патриотом Донского края.

Яицкие казаки в 1721 г. по прибытии "по войсковому делу" в Москву рассказывали: "В прошлых давних годах прадеды и деды... то есть первыя яицкия казаки, пришли и заселись здесь, на Яике-реке... собравшись русския с Дону и из ыных городов, а татара из Крыму и с Кубани и из других магометанских народов", а от начала "их заселения или, паче, на Яик-реку приходу ныне будет гораздо более двухсот лет"⁵. Казаки Терека в XVIII в. тоже говорили, что "начались от беглых российских людей и от разных мест пришельцев от давних годов"⁶.

Эти факты давно известны профессиональным историкам и трактуются ими однозначно. А.Л. Станиславский подчеркивал, что в XVII в. казаки "осознавали себя частью русского народа, а места своих поселений считали частью России" ("Московского государства")⁷. О.Ю. Куц обратил внимание на то, как остро реагировали донские казаки на "росхищенье" православного населения Руси во время татарских набегов, и, подчеркивая кровное родство с угоняемыми с русских земель в "бусурманское" рабство полоняниками, называли их "отцами своими, и матерями, и сестрами единоутробными"⁸. Это находило поддержку и понимание у московского правительства, хвалившего казаков за то, что они государю служат, "помня ...свою природу"⁹. При исследовании на солидной документальной базе социально-психологического облика донских казаков XVII в. О.Ю. Куц приходит к заключению, что в общем и целом им было присуще сознание своей принадлежности к православному миру, к Русскому государству и русскому населению¹⁰. "Будучи в массе своей выходцами из России, - пишет О.Ю.Куц, - казаки сохраняют сознание своей принадлежности к ней: донское казачье сообщество по своему мироощущению, зафиксированному как в казачьих войсковых отписках в Москву, так и в документах внутридонского характера... предстает перед нами в значительной мере как часть русского общества"¹¹.

Малороссийский реестровый, или выборный казак начала XVIII в.

Историческая память и беспамятство

Н.А. Мининков, исследуя менталитет донских казаков XVII в., делает вывод, что они тогда "одинаково ощущали свою принадлежность и к России, и к Дону, и к русскому народу", что в исходивших от Войска Донского документах "никогда не проявлялось стремление противопоставить казачество русскому народу, а Дон - России", и донское казачество "ощущало себя частью общерусского единства"¹².

Примечательно также, что потомки казаков-некрасовцев, покинувших российские пределы в 1708 г. после подавления Булавинского восстания и осевших в конце концов в Турции, сохранили историческую память о своем русском происхождении и вплоть до конца XIX в. считали себя русскими¹³.

В России же в XIX в. складывалась иная ситуация. Вспомним Л.Н. Толстого, его повесть "Казаки", написанную в 1863 г. Из нее следует, что уже в середине XIX в. на Тереке казаки смотрели на русского мужика как на "какое-то чуждое, дикое и презренное существо"¹⁴. В конце XIX в. аналогичные настроения отмечались исследователями у казаков на Урале и даже за Уралом, где казачьи войска формировались искусственно, по постановлениям правительства с массовым переводом в них именно крестьян. Там казаки тоже стали смотреть на "мужиков" свысока, "как на низшую породу", всячески дистанцировались от "русских", а браки с "мужиками" или "мужичками" вообще были у казаков неслыханным событием¹⁵. В дальнейшем утверждения о происхождении от беглых русских людей стали в казачьей среде порой восприниматься уже как прямое оскорбление, ибо трактовались как попытка вывести казачество из "московских отбросов"¹⁶.

А. Сластион. Проводы на Сечь.

Кто мог стать казаком?

Так что феномен казачьего самосознания действительно имеет место быть. Только он никак не может свидетельствовать в пользу "автохтонной теории" происхождения казачества, ибо причины "эволюции" казачьего самосознания вполне объяснимы и элементарны.

Уже давно приобрела хрестоматийный характер та справка о донских казаках, которую дал в своем сочинении в 1666 г. бывший подьячий Посольского приказа (ведавшего тогда связями и с вольным казачеством) Григорий Котошихин: "А люди они породою москвичи и иных городов, и новокрещеные татаровя, и запорожские казаки, и поляки, и ляхи, и многие из них московских бояр, и торговые люди, и крестьяне, которые приговорены были х казни в розбойных и татиных и в ыных делах, и покрадчи и пограбя бояр своих, уходят на Дон; и быв на Дону хотя одну неделю или месяц, а лучитца им с чем-нибудь приехать к Москве, и до них вперед дела никакова ни в чем не бывает никому, что кто ни своровал, потому что Доном от всяких бед свобождаютца")¹⁷.

Но и по множеству других источников хорошо известно, что в самой крупной области формирования русского казачества - на Дону - до начала XVIII в. казаком мог стать фактически любой дееспособный, годный к воинскому делу мужчина, а "Войско", будучи кровно заинтересованным в пополнении своих рядов, тающих в боях и походах, во взаимоотношениях с Москвой твердо придерживалось принципа "С Дона выдачи нет!..". О невозможности "службы великому государю" без пополнения извне казаки открыто говорили московским властям в ответ на требования выдать тех или иных беглецов. Такая ситуация была типичной и для других "казачьих рек", и она не могла не вызывать массового оттока на них населения из коренных русских областей, особенно усилившегося во второй половине XVII в.¹⁸

Н. Любимов. Штурм Царицына войсками Булавина.

Этническое чванство

Но с подавлением Булавинского восстания (1707-1708 гг.), после того, как приток извне и свободный прием в казачество были прекращены и оно превратилось в замкнутое привилегированное сословие, казаки стали быстро забывать о своих корнях, а свое все более усиливавшееся и бросающееся в глаза отличие от "мужика" начали объяснять экзотическими родословными, тем более что и свое дворянство у казаков сформировалось, а ему претила мысль о "мужичьем" происхождении. Появилось сословное чванство, которое в свою очередь перерастало в чванство этническое.

Формированию такого мировоззрения, конечно, во многом способствовало элементарное невежество его носителей. В 1928 г. бывший есаул Донского войска, бывший мировой судья и член Донского войскового круга И.П. Карташев, отметив, что "у казачества воспитывались ненормальные отношения с неказачьим населением, к которому казачество относилось с чрезвычайным презрением", дал этому такое объяснение: "Казаки в прошлом ни в школах, ни на военной службе не изучали своей донской истории..."¹⁹

Скудость исторических познаний (сочетающаяся с абсолютной уверенностью в обратном) была характерной чертой казачьих идеологов. Общее впечатление от столь удручающей картины, конечно, несколько сглаживают отдельные представители казачьей интеллигенции - такие, как Е.А. Букановский, И.Н. Ефремов, Н.Ф. Рощупкин, М. А. Поликарпов, П.А. Скачков, К.И. Сычов, М.А. Караулов²⁰. Они пытались донести до широких масс казачества научно обоснованные взгляды на его происхождение и этническую принадлежность, но, увы, остались в меньшинстве, следствием чего явились "независимые государства" на Дону и Кубани в годы Гражданской войны, "казакийское" движение в последующей за ней эмиграции, ставившее главной целью своей деятельности создании на юге и юго-востоке России "независимой Казакии", и сотрудничество многих "казакийцев" с гитлеровской Германией в годы Второй мировой войны²¹.

Метаморфозы казачьего самосознания в период с XVII по XX в. являют нам печальный парадокс: потомки тех, кто представлял собой наиболее активную, "пассионарную" часть народа, - ту, что предпочла подневольной жизни на родине "буйную волю" на полных опасностей окраинах страны - отреклись от него. Не из-за этого ли смертного греха столько бед в прошлом столетии обрушилось на казачество? И очень бы не хотелось, чтобы нечто подобное случилось у нас на новом витке исторической спирали...

<sup>1. Никитин Н.И. Происхождение казачества: мифы и реальность //Осторожно, история. М., 2011. С. 44-65.
2. Казачество: Мысли современников о настоящем, прошлом и будущем казачества. М.,2007. С. 107, 302; Аджиев М. Мы - из рода половецкого! [Рыбинск], 1992. С. 54; Вареник В.И. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д, 1996. С. 144-148.
3. Вареник В.И. Указ. соч. С. 139, 148.
4. Воинские повести древней Руси. М.; Л., 1949. С. 68.
5. Цит. по: Рознер И.Г. Яик перед бурей. М., 1966. С. 6.
6. См.: Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества. 2е изд. СПб., 2002. С. 29.
7. Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 8.
8. Куц О.Ю. Азовское осадное сиденье 1641 года. М., 2016. С. 6.
9. Он же. Донское казачество в период от взятия Азова до выступления С. Разина (1637-1667). СПб., 2009. С. 325.
10. Там же. С. 402, 404.
11. Там же. С. 408.
12. Мининков Н.А. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.). Ростов н/Д, 1998. С. 435.
13. Сень Д.В. Причины иммиграции некрасовских казаков из Турции в Россию в начале ХХ в. //Проблемы истории Северного Кавказа. Сб. научных статей. Краснодар, 2000. С. 109-110.
14. Толстой Л.Н. Казаки. Повести и рассказы. М.,1981. С. 158.
15. История казачества Азиатской России. Екатеринбург, 1995. Т. 2. С. 137; Очерки традиционной культуры казачеств России. М.; Краснодар, 2002. Т. 1. С. 324-325; Русские в Евразии XVII-XIX. Миграции и социокультурная адаптация в иноэтничной среде. М., 2008. С. 455; Ремнев А.В., Суворова Н.Г. "Обрусение" азиатских окраин Российской империи: оптимизм и пессимизм русской колонизации //Исторические записки. М., 2008. Вып. 11. С. 147.
16. Казачество: Мысли современников... С. 187, 199.
17. Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. М., 2000. С. 159.
18. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. СПб., 1910. С. 107-113; Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М., 1996. С. 322; Тхоржевский С. Донское войско в первой половине семнадцатого века //Русское прошлое. Пг.; М., 1923. Сб. 3. С. 3, 14-15; Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в. М., 1955. С. 268-270, 274; Пронштейн А.П. Войско Донское накануне Булавинского восстания //Вопросы военной истории России.XVIII и первая половина XIX веков. М., 1969. С. 315-316; Дариенко В.Н. Община на Яике в XVII - первой четверти XVIII в. //Ежегодник по аграрной истории. Вып. 6. Вологда, 1976. С. 55-56; Пронштейн А.П., Мининков Н.А. Крестьянские войны в России XVII-XVIII веков и донское казачество. [Ростов н/Д., 1983]. С. 82-86, 206-208; Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества (XVI-XVIII). 2е изд. СПб., 2002. С. 17-21.
19. Казачество: Мысли современников... С. 185-186.
20. Там же. С. 191-102, 172, 248, 252-253, 264, 276; Караулов М.А. Терское казачество. М., 2007. С. 24, 28.
21. Кириенко Ю.К. Казачество в эмиграции: споры о его судьбах (1921-1945 гг.) //Вопросы истории. 1996. N 10. С. 3-18.</sup>