Две лайки

Этот заголовок для декабрьской подборки "Родины", посвященной завершению Года Собаки, я взял из моего любимого рассказа Андрея Иллеша. Собрата по профессии и таежным сплавам. Семь лет назад он ушел на свою внесезонную охоту. Не хватает Андрея...

_шеф-редактор журнала "Родина" Игорь Коц

Я ДАЖЕ не знаю, как его звали.

Правда, не знаю. Может быть, когда юный - лет двадцать максимум - начальник метеостанции "Удокан" ткнул пальцем в сторону пары черно-белых лаек и говорил что-то, не услыхал. Ее точно - Тайга. А кличку старшего, повторю, не запомнил. В тот момент казалось мне это неважно. Ну, крутятся под ногами две симпатичные некрупные лайки… А где возле зимовьев не встречают тебя они? Еще на подходе, когда избы-то среди листвяшек и пихт не разглядеть, когда хозяин и не прочухал, что гость непрошенный у порога…

Эка невидаль - две лайки!

А вот с такими, оказалось, за долгие годы хождения по тайге я никогда не общался.

Глупо отступать от правил, которые для себя же выработал за почти сорок лет таежных скитаний. Я вообще с тупым недоверием отношусь к современным техническим излишествам. Джипиэска, телефон космической связи… Такие штуки сроду считал в экспедиции расслабляющими. Лучше по-старому, когда держат слово. Когда один обещает: прилечу. Другой - буду на точке в срок. И оба ставят крестик на своих картах.

Но в тот раз дал слабину, начальник вертолетчиков убедил: ему легче будет искать. Взял-таки космический телефон… и забыл на заднем сидении автомобиля. Осознание полной глупости ситуации пришло позже, уже на реке. Где тормозиться для последней стоянки? Куда лететь вертолетчикам? Искать дурного в тайге дело неблагодарное. Неясное беспокойство - как теперь выбираться - стало преследовать меня, отравляя удовольствие от самого путешествия. И день ото дня все сильнее.

В таком раздрызганном настроении и решил заглянуть на метеостанцию, в единственное на долгом пути место, где жили люди.

Для вежливости, конечно, чаю попить. По делу - поинтересоваться: есть ли у них связь с Хабаровском или, на худой конец, с Комсомольском? Связь оказалась хреновой - раз в сутки, да еще и не голосом, а ключом, и не с городом, а с отделением гидрометслужбы. Но записку я таки оставил: вдруг участливые люди передадут в крайцентре летунам?.. И двинул дальше, потрепав по загривку того, что без имени, и погладив его дочку - ласковую и доверчивую, совсем не лайка - Тайгу. Попрощался вроде. Оттолкнул от берега лодку… И поплыл.

ПОНАЧАЛУ я с умилением наблюдал, как по укатанному половодьем галечнику, такому удобному для собачьих лап, трусят две черно-белые лайки. Не картинка - пастораль! По освещенному солнцем берегу неотступно движутся за лодкой две собаки. Час бегут... Два бегут. Вдруг левый берег (что так привычно для таежных рек) резко изменился на повороте. Пошли крупные валуны, прямо к воде приблизились каменные вертикали обрывистых сопок. Течение резко набрало силу. Тогда две собаки, не раздумывая, бросились в воду. Они, выбиваясь из сил, старались нагнать лодку. Когда бессмысленность стараний стала очевидна, решили просто пресечь мощный поток. Теперь уже со страхом наблюдал я, как скрываются их морды в бурлении жестких, поднимающихся более чем на метр валов. Временами они вовсе уходили под воду, однако, выныривая в хлопьях клочковатой белой пены, упрямо двигались к правому берегу. А ширина реки - немалая. Метров сто…

Вздохнул я с облегчением, когда увидел: две совсем крохотные издалека псины отряхиваются на спасительной суше… Обошлось! Тут пошел разбой - река начала разделяться на рукава, и я вовсе потерял собак из виду.

"К лучшему - подумал я. - Отдохнут и побегут назад. Все правильно: наверху течение послабей, они легко пересекут реку. Через пару-тройку часов будут дома… И чего привязались, медом что ли моя лодка намазана?.."

Река вскоре вновь собралась в одно русло, я с удивлением обнаружил на конце острова лаек, сидящих, словно маленькие памятники. Оказывается, пока я мыкался по протокам, они, умницы, обогнали меня и теперь вот поджидали. Лодка поравнялась с животными. Те вновь прыгнули в реку, вновь ее пересекли. То бежали берегом, то забирали в тайгу. Дальше - хуже. Появились не отдельные гольцы, а растянутые вдоль берегов на километры скальные выходы.

Собакам, казалось деваться теперь некуда. Только поворачивать назад. Но лайки с упрямством альпинистов и с отвагой загнанной рыси лезли вверх, срывались с визгом и тявканьем, падали в лихо закручивающиеся потоки, ударялись о скалы в прижимах, но двигались дальше. За мной!

Стало по-настоящему страшно. Если не разобьются, то потонут. Если, дай Бог, не потонут, то домой им дороги теперь не найти - река не раз уже разбивалась на отдельные рукава и на какой протоке где-то там - за много верст, стоит зимовье их хозяина? Пойди - разбери.

Так полагал я.

Вот и солнце заходит - устанут, бросят свой необъяснимый маршрут. Как-нибудь, да успокоятся. Иначе - кранты. В два счета поломают в сумерках на скальных обрывах ноги. Тайга-то уж точно: она молодая, глупая…

Но раз за разом, оборачиваясь назад, замечал: где-то вдали мелькают две черно-белые точки. Явственно запахло мистикой. Почему? Зачем за мной? В чем смысл отчаянного побега?

"Что это я дергаюсь? Умом двинулся? Лайки и у меня много раз убегали за изюбрем в тайгу на десятки километров…" Сидишь, бывало, ждешь их у костра. Возвращаются через много часов неизвестно откуда. Даже ночью среди сопок и горельников находят верную дорогу к костру. А ведь не знают - где остановится хозяин, где нынче будет его ночлег.

И все-таки, и все-таки… За старшего сердце давило меньше. А Тайга-то в своей собачьей жизни ничего еще не видала, совсем молодая, как ей теперь придется?

Вечерело, и солнце уже облизывало далекие сопки. Надо тормозить, ставить лагерь. Поужинать, в конце концов… Раз они такие упертые, то в лагерь наверняка придут.

В первом же месте, где течение поутихло, а берег выстелился в пляж, уткнул нос лодки в гальку. Сказать, что на душе было муторно - ничего не сказать. Последний поворот очередной раз скрыл от меня псов и уже с полчаса я их не видел. Теперь я страстно хотел одного: чтобы не домой они возвратились, а пришли в лагерь. Если я вновь их не увижу, то произойдет что-то страшное, непоправимое. Господи, что это со мной? Я ведь, пожалуй, в жизни так за близких людей никогда не переживал, а тут - чужие собаки…

ЕЩЕ ТОЛКОМ не разгорелся костер, как из кустов вынырнула одна, затем другая осторожная фигура. Вот они подошли деликатно к огню - Тайга и ее безымянный, но крайне обаятельный папаша. Что говорить - не чай себе, а кашу с тушенкой для них я принялся стряпать. Отдал всю с утра отваренную рыбу, что вез себе на ужин. И пол-ленка, и хариусов. Хлеб, правда, поделил. Собаки вежливо брали куски. Не давились, не чавкали, не отталкивали друг друга.

Присели. Их впалые бока словно меха реагировали на каждый вздох… Вели себя, повторю, удивительно деликатно. А отдышавшись и поев, устроились у входа в палатку. Меня охранять! И вправду, несколько раз за ночь подавали голос, пугая маловероятных здесь в это время года медведей. Словом, честно отрабатывали ужин.

Полночи я ворочался в мешке и пытался, отбросив городское сюсюканье, понять: почему? Что сорвало с места охотничьих собак?

А поутру я все понял и сделался подлецом.

Но прежде открыл последнюю банку тушенки, вывалил ее в остатки вчерашней каши и дал псам впрок.

Большего сделать для них не мог: я сам-то еще не знал, как и когда из тайги выберусь. Выкурил несколько сигарет подряд, поднял приготовленную заранее палку и с мерзким криком "А ну, пошли отсюда!", ринулся на ласковую Тайгу и ее положительного папашу. Секунда недоумения в собачьих глазах (за что?!) и они, скуля, жмутся к кустам.

Отбегут - остановятся, отбегут - остановятся.

Я гнался за ними пока была возможность и орал в густых пихтах дурным голосом. Собаки, наконец, все поняли. И сначала не слишком уверенно, а затем вполне споро, двинулись назад - вверх по реке.

ПО-ПРАВДЕ- все просто. Тогда ночью, крутясь от недоумения и бессонницы в палатке, понял я незатейливую в сущности историю. Их хозяин - охотник, чья изба стояла рядом с метеостанцией, улетел со случайным вертолетом в поселок и застрял. Собак, на время отсутствия, оставил на молодого метеоролога, отнюдь не таежника, ходившего во вьетнамках на босу ногу от приборов до рации. Псы маялись без дела. А тут - я. И пахнет от гнильников в лодке знакомым охотничьим запахом. "Зауэр" с патронташем на корме… Да и вид небритого, пропотевшего дядьки показался им близким. Дядька сдуру угостил псов сушками и поплыл вниз по реке. Туда, куда сопровождали они в великом счастье хозяина на охоту. Вот и поднялись псы, побежали как за родным. Тащить за собой дальше к гибельным порогам? Забрать в Москву? На каком основании украсть у охотника самое ценное, что есть в тайге - собак?.

Но и с палкой и матом на животных тоже вроде не ходят… Говорят: собака - друг человека. А человек - собаке кто? Я ведь даже не переспросил, как старшего звали.