Я снова еду на Курскую дугу. К моему деду Александру Степановичу Костицыну. Мы с ним никогда не виделись - он погиб в июле 1943-го. Геройские полки генерал-майора Костицына, командира 183-й стрелковой дивизии, насмерть стояли под Прохоровкой.
Деда-командира любили - сослуживцы, солдаты. И любила семья - жена (моя баба Галя), сын (мой отец) и две дочки. Сохранилась семейная фотография 1938 года - глава семьи держит на руках сына и дочку. Сохранилась в старом альбоме и другая фотография - молодой дед в госпитале рядом с симпатичной медсестрой.
Ее тоже, как и мою бабулю, звали Галина.
Жену Галю и детей дед считал погибшими. И был уверен в этом до самой своей близкой смерти.
Страшный узелок войны, который никогда не будет развязан...
Ошибка деда
Война разлучила бабулю и деда еще в апреле 1941-го, когда капитан Костицын был командирован из Бреста в Москву. В обратный путь он отправился в ночь на 22 июня и до своих не доехал - Брест уже был сдан врагу. Так у него началась своя война, а у семьи - своя.
Командуя полками и дивизиями, дед вместе со всей страной отступал, горел, стоял насмерть, терял боевых товарищей, был контужен. Бои на Березине, Бобруйск, Минск, Калинин, Харьков. Капитан, подполковник, полковник, генерал-майор...
В боях подо Ржевом 183-я дивизия при выходе из окружения потеряла командира - генерал-майора К.В. Комиссарова. Сменив его, комдив Костицын вскоре был тяжело ранен и вывезен в Москву, в госпиталь. Однажды в больничную палату пришел кто-то из сослуживцев по Брестской крепости и сказал, что нашу семью, как и семьи других красных командиров, фашисты расстреляли.
Это была чудовищная ошибка. Семья выжила. Но дед поверил.
На майском снимке 1942 года он в больничной пижаме и тапках, медсестра Галина в легком пальто. У него тяжелый взгляд, будто смотрит в себя. Она улыбается. На обороте написано: "Вылез из палаты, бросил костыли, сижу при помощи, но ходить еще не могу. Галочка хранит меня. Ваш Костицын."
Скорее всего, снимок отправил своей матери Варваре Федоровне. Потом он хранился у Нины - старшей сестры моего отца. Пережив хозяек, попал в нашу семью. "Галочка хранит меня..." - верю, что так оно и было.
Первую Галину оплакал - вторая его спасла.
В августе 1943 года у них родилась дочь. Мать назвала ее Александрой. В память об отце ребенка, месяц назад погибшем на Курской дуге.
Песня бабули
Расспрашивать бабулю о военных годах было бесполезно - отмахивалась, молчала, будто хотела забыть, зачеркнуть войну, как нестерпимо горькое прошлое. Когда ее не стало, мой отец попросил у меня диктофон и, будто сняли запрет, в одиночку наговорил на него про жизнь в оккупированном Бресте, участие бабули в антифашистском подполье, уход семьи в партизанский отряд. И теперь я знаю, о чем молчала бабуля.
О самом первом дне войны, когда осколок застрял в стене над детской кроваткой, разбудив Светланку. О брестском гетто, расстрелах и виселицах. О жизни в лесу, вечной опасности и кошмаре погонь - под пулеметные очереди, осветительные ракеты карателей, лай овчарок. О переходе через линию фронта, в тыл. Уходили обозом - сорок телег, сорок семей, в основном женщины и дети. Охрана - три партизана. Шли ночами, опасаясь немецких самолетов. Нашей телеге, как и всем, выдали гранату, чтобы в случае чего не сдаться живыми карателям. Три дня пути, опасного как минное поле. И вот - дальний гудок паровоза, тыл, железнодорожная станция Рафаловка. Название запомнилось на всю жизнь - все повторяли его как заклинание. Большая земля! Наша, советская. Живы! Обманули войну...
Вижу, как бабуля, молодая, красивая, идет по тропе, улыбается сыну и дочке и тихо поет: "Коль жить да любить, все печали растают, как тают весною снега! Живи, дорогая, шуми, золотая, моя золотая тайга!.." Она еще ничего не знает. Ей неведомо, что полтора года назад, в мае 1942-го, муж их похоронил. И встретил другую женщину. Бабуля поет любимую песню, не зная, что сам Александр Степанович уже погиб. Будто роковое известие о гибели семьи ударило по нему. Рикошетом.
Две бомбы
Это случилось 24 июля 1943 года, когда уже героически отстояли Прохоровку, получили приказ Сталина с благодарностью всем бойцам и командирам "за отличные боевые действия". И пошли в контрнаступление.
Хутор Сабынино, откуда отступавшие немцы были вытеснены частями 183-й стрелковой дивизии. Это название - Сабынино - я недавно впервые увидела среди материалов личного дела генерал-майора А.С. Костицына в Центральном архиве Минобороны в Подольске (до этого информация о месте гибели деда была неточна и разноречива):
"На НП (наблюдательном пункте) 183 сд (стрелковой дивизии), безымянная высота, 1 км южнее Сабынино от прямого попадания снаряда убит гм (генерал-майор) Костицын."
Подробности мне рассказал при встрече в Прохоровке историк Валерий Замулин, автор книг о Курской битве:
- Есть писаные кровью военные правила. Например, нельзя занимать блиндажи, которые оставил противник. А тут отличная землянка немецкая - три наката, маскировка... На входе были мины, растяжки - их сняли. Зашли и расселись по тем же блиндажам, где совсем недавно немец сидел. А это были точки пристрелянные. В общем, расслабились.
Ночью в полк приехал комдив. Собрал замов по артиллерии, по политчасти... Мне рассказывал об этом Иван Михайлович Бондаренко, в ту пору оперработник, помощник начштаба полка, капитан. Тоже мог быть среди погибших, но, как говорят, в рубашке родился: Костицын отправил его в другой блиндаж принять шифровку. И тут прилетела мина. ЧП потом расследовалось. Проверяли версию с заложенным фугасом и лазутчиком. Не подтвердилось. Тройной орудийный залп по точным координатам. Всё.
О том, что муж погиб, бабуля узнала только полгода спустя, в городе Щорсе (сегодня это украинский город Сновск), где какое-то время жила семья. Посыльный пришел не раньше, не позже, а в момент объявления воздушной тревоги. Отдал похоронку. Весь город - в бомбоубежище. А она, глянув в бумагу, будто помешалась и ни за что не идет из дома. Вокруг рев моторов, свист летящих снарядов, взрывы. Бабуся голосит, Эдька (мой отец), Светланка плачут, тянут на улицу. А она ни в какую, ничего не видит, не слышит. В какой-то момент очнулась, побежали. Когда все стихло, вышли из бомбоубежища, побрели домой. А дома нет. Прямое попадание.
Как в блиндаж близ Сабынино...
А потом прилетела новая "бомба": у Александра Степановича другая семья, родилась дочка, они живут в Москве...
Конечно, бабуля молчала и об этом. Не простила, не поняла, как можно было поверить...
Навсегда вместе
Вместе с отцом Эдуардом Александровичем мы приехали в Новый Оскол, где похоронен дед и на центральной площади стоит памятник ему. Прошли по улице Костицына -тихой, одноэтажной...
Дед с бабулей не знали, что еще встретятся. Пройдет семьдесят лет, и мы - их сын, внучка и правнуки - встанем 9 мая с портретами наших родных в колонну Бессмертного полка. Они снова будут вместе - Галина Артемьевна и Александр Степанович Костицыны. И я не знаю, есть ли что-то, что могло бы их вновь разлучить.
Фото из семейного архива, фондов музея-заповедника "Прохоровское поле" и музея "Брестская крепость".
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем