Наш колумнист Яков Миркин известен своими блестящими аналитическими статьями о текущем моменте. А еще он пишет неожиданные исторические эссе. Герои его рубрики "Большая родня" - императоры и крестьяне, писатели и банкиры, художники и воины - связаны неразрывными, почти семейными узами. Все они живые, даже если давно ушли. Все они любят Родину.
В старом особняке, в художественном музее Нижнего Новгорода, где хранительницы, как ангелы, строго летают за тобой, есть картина, точнее их две, почти до потолка. Ради них стоит приехать с другого конца света. Они занимают объемом весь зал.
Одна - на лице полотна, другая - на его же обороте.
Та, что на обороте, - семья, степенность на террасе, готические лица. Почти сумерки и еще молодость, 1906-й.
Другая, на лицевой стороне, - сияние "Русской Венеры". 1926-й. Ярость. Горечь от утраты фантастического сияния. Уход солнца жизни. За год до смерти.
Когда медленно обходишь эти две картины, этот человек добирается до тебя. Эту тоску и это солнце нужно вытерпеть. Хотя счастье неумолимо охватывает вас.
Сумерки, семья, сад, еда. 28 лет. 1906-й.
И 1926-й. Сияющая "Русская Венера". Он был болен. Он уйдет в 1927-м. "Его мучит по ночам один и тот же кошмар: черные кошки впиваются острыми когтями в его спину и раздирают позвонки".
Цветение, почти ураганная тяга к цветению, отталкивающаяся от сумерек.
Кустодиев.
Уход такой же силы, как Булгакова, который оставил свое солнце и свою тоску в романе.