Последний рубеж Зимней войны севернее озера Колласъярви, на первый взгляд, выглядит, как любой другой уголок карельского леса. Сложенные ледниковыми валунами высотки на краю обширного торфяного болота. Редкие тощие сосны, сплошь покрытые узорчатой лишайниковой коркой, густая черника и пышный мох, скрывающий крупнозернистый песочек, густо подмешанный камнями.
Вот только всё вокруг гудит железными сигналами. А кое-что валяется прямо под ногами, как солдатский котелок или рама, на которой связисты таскали свои тяжеленные катушки. В марте 1940 года здесь было больше метра снега, а в промерзшем насквозь песке бойцы 56-й стрелковой дивизии с грехом пополам рыли ячейки и крохотные блиндажи, стараясь укрыться от огня хорошо пристрелявшейся финской артиллерии.
Счет войне уже шел на дни, но вряд ли об этом знали измученные постоянным холодом парни в стоящих колом шинелях, огромных валенках и зеленых "халхинголках" с красной звездой на лбу.
Выведенная с эстонской границы в сентябре, дивизия день за днем, начиная с 7 декабря 1939 года, ходила в лобовые атаки на позиции финнов по реке Колланйоки, медленно продвигаясь вперед. Дважды чуть не попав в окружение, неся потери от финских лыжников, перехватывавших коммуникации, 56-я сделала все, что могла, захватив плацдармы на западном берегу и растянув фронт на север и на юг.
Второго марта 8-я армия начала Лоймоланскую наступательную операцию, и опять стрелки побрели вперед, мучительно отбивая каждый километр. Последний рывок окончательно измотал дивизию, уже два месяца дерущуюся в снегах. 12 марта на позициях ее сменила свежая 87-я дивизия, прибывшая из Свердловска.
Возможно, последним, кто принял смерть на последнем рубеже Зимней войны, и был боец, которого мы нашли три месяца назад в ходе Вахты памяти "Суоярвский плацдарм".
Осколки от прилетевшего из-за болота снаряда ударили в район таза и пробили плечо. Он еще пытался перевязать себя - на груди осталась прорезиненная оболочка от индивидуального пакета. Но судьба даже легко раненых в тех условиях была печальной, погибших от потери крови и обморожений было больше, чем получивших смертельную пулю. Парень осел на дно своей ячейки, которая без снежного одеяла оказалась глубиной всего сантиметров тридцать-сорок.
Его и нашли-то верховым прибором, "клюшкой", серьезнее поисковой техники тут не надо. Едва сорвав плотный дерн, мы уткнулись в голову, лежащую на стенке окопчика, как на высокой подушке. Колени подогнуты, одна рука на животе. Последнее, что он видел, это грязноватый снег и кусочек такого же неба.
У отведенной в тыл измученной 56-й дивизии, видимо, уже не было сил собирать своих. А на следующий день был объявлен мир. Похоронные команды, свозившие застывшие тела на сборные пункты вдоль дорог, не добрались до этого уголка. Уж больно неудобный - машиной не подъехать, а пешком далеко.
Так и остались солдаты на последнем рубеже терпеливо, год за годом наблюдать, как снова выпадает снег, как наливаются весенним соком березы, как краснеет брусника и желтеют листья. Они ждали, когда за ними придут, и дождались. А это дает надежду другим - лежащим на своих рубежах или в душных ямах по сто пятьдесят человек, на которых ни обелиска, ни таблички, да и дорожки для людей с цветами сюда не протоптано.
Ждите, мужики, мы обязательно придем.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем