Историки любят разоблачать мифы. Миф в истории понимается учеными в переносном смысле этого слова - как недостоверный рассказ, тенденциозная выдумка или легковесная байка. С завидным постоянством повторяется ситуация, без малого два века тому назад описанная Пушкиным в стихотворении "Герой": "нас возвышающий обман" мифа сталкивается с ожесточенным натиском "тьмы низких истин".
Но так ли вреден и опасен миф?
Правда философа Лосева
Да, казалось бы, все предельно просто. То или иное событие, прочно укорененное в истории, подвергается испытанию на достоверность. Если проверка ставит под сомнение само событие, то "историк строгий" выносит не подлежащий обжалованию приговор: объявляет событие мифом. По умолчанию предполагается, что миф находится вне сферы научного знания и не должен интересовать настоящего ученого. Разоблачив миф, историк теряет к нему всякий интерес.
И напрасно! Несмотря ни на что, миф продолжает существовать даже после своего разоблачения.
Почему же "тьма низких истин" никогда не победит "нас возвышающий обман"?
Знаменитый философ Алексей Федорович Лосев (1893-1988) ответил на этот вопрос с античной простотой: "Миф есть чудо"1. Философ был убежден, что чудесное разлито во всем нас окружающем мире. "Весь мир и все его составные моменты, и все живое, и все неживое, одинаково суть миф и одинаково суть чудо"2. В годы тотального господства материалистического мировоззрения подобное идеалистическое утверждение воспринималось как кощунственное ниспровержение основ. Поэтому Лосев и расплатился за свою книгу "Диалектика мифа" ссылкой на Соловки.
У нас есть возможность взглянуть на ситуацию зарождения мифа в истории без гнева и пристрастия, без былых идеологических клише и без стремления навешивать ярлыки на оппонента. И тогда, потеснив историка, в игру вступает философ, вслед за Лосевым утверждающий, что лишь вера в чудо позволяет нам ощутить связь времен и осознать себя звеном в длинной цепи исторического развития.
Миф ориентирует нас в пространстве-времени былого.
Именно миф сохраняет от забвения давно прошедшие события, позволяя нам не только воспарить над прошлым и посмотреть на него из Космоса. Миф, подобно ариадниной нити, выводит нас из лабиринта неупорядоченных фактов прошлого и позволяет вернуться в настоящее, за которым неотвратимо последует будущее.
Неизбывная и всегдашняя вечность прошедшего наглядно проявилась в мифе о русском велосипеде-самокате.
Правда писательницы Форш
Первым об изобретателе велосипеда Артамонове написал в 1896 году экономист Василий Дмитриевич Белов (1820-е годы - 1910) в книге "Исторический очерк уральских горных заводов":
"Во время коронования Императора Павла (автор играючи перепутал Павла с Александром. - Авт.), следовательно в 1801 г., мастеровой Уральских заводов, Артамонов, бегал на изобретенном им велосипеде, за что, по повелению Императора, получил свободу со всем своим потомством"3.
До той поры в течение почти ста лет ни Россия, ни заграница не ведали о существовании легендарного самоучки, который, как мы видим, не имел ни имени, ни отчества. Можно предположить, что мы имеем дело с устной историей: автор книги, уроженец Нижнего Тагила, зафиксировал устные сведения, бытовавшие на заводах Урала и восходившие к местным легендам, сказам, преданиям. "...Я просил своих товарищей набрать во время каникул деревенских сказок, поговорок и т.п."4, - признавался Белов в одном из писем.
Шли годы - биография уральского Левши обрастала красочными подробностями, а само его изобретение бережно хранилось в музее Нижнего Тагила. В годы Великой Отечественной войны из блокадного Ленинграда в Свердловск (от него до Нижнего Тагила всего-навсего 140 км, что по уральским масштабам не расстояние) была эвакуирована известная писательница Ольга Дмитриевна Форш (1873-1961), которая по праву считалась основоположницей советского исторического романа. В эвакуации Ольга Форш начала работу над новым произведением. В вышедшем в 1946 году историческом романе "Михайловский замок" наряду с императорами Павлом I и Александром I, великим полководцем Суворовым, лукавым петербургским генерал-губернатором Паленом, прославленными зодчими Аргуновым, Баженовым, Воронихиным, Росси 49 раз появляется талантливый уральский изобретатель Артамонов.
Писательница именует его Иваном Петровичем и живописует весьма колоритно: "Был он сухой, среднего роста, с лицом остреньким, как у лисички. Глаза умные, с быстрым, легким взглядом. Глянут - сразу все высмотрят". Образ Артамонова в романе получился ярким, запоминающимся и убедительным: "Смышленый мужичок-самокатчик, который с необыкновенным спокойствием и уверенностью в успехе мастерил свое мудреное орудие освобождения - удивлявший всех самокат".
Обретение свободы от крепостной зависимости - это настоящее чудо для того, кто рожден в неволе. Вольное творчество и изобретательство суть самый верный путь к свободе. Эта мысль на разные лады ненавязчиво звучит в романе. Предвосхищение чуда пронизывает страницы книги.
Читаешь "Михайловский замок" - и зримо представляешь себе Артамонова.
Правда художника Чистякова
В юности будущая историческая романистка собиралась посвятить себя живописи и обучалась у профессора Императорской Академии художеств Павла Петровича Чистякова (1832-1919), основоположника русской исторической живописи и воспитателя нескольких поколений отечественных художников. Вспоминает современник и друг писательницы известный художник-график Владимир Алексеевич Милашевский (1893-1976):
"Я и не знал, что Ольга Дмитриевна когда-то мечтала стать художницей и несколько лет брала уроки у великого педагога. Она признавалась даже, что эстетические мерки, прилагаемые к литературе, у неё созрели на почве изучения живописи"5.
В заключительной главе романа Ольга Дмитриевна виртуозно изобразила чудо - судьбоносный момент получения Артамоновым вольной, дарованной ему Александром I. Живописала происходящее с таким художественным мастерством, что многочисленные читатели романа просто не могли не поверить в реальность происходящего:
"Александр быстрым шагом, так что Пален едва за ним поспевал, вышел на балкон Зимнего дворца и с любопытством оглядел площадь.
Перед балконом возник Артамонов, низко кланяясь, ведя рядом с собой, как лошадь, большое колесо. Он был в своем синем армяке и в новых, до зеркального блеска начищенных сапогах. Он вдруг мгновенно вскочил на седло и, хлопая полами длинного армяка, много раз странной птицей пронесся большими кругами по площади, ловко спрыгнул на ходу пред балконом, где, глядя на него, улыбался восхищенный Александр.
Артамонов лихо соскочил на ходу, сорвал с головы шапку, упал на колени пред балконом и протянул к Александру обе руки.
- Самокатчик нижайше благодарит ваше величество - сказал Пален, - за дарованную по обещанию императора Павла вольную.
- В свою очередь благодарю самокатчика за то, что выполнил обещание, данное отцу.
У Александра выступили слезы на глазах.
- Кроме вольной всему семейству, как сказано батюшкой, - приказал он Палену, - распорядитесь из сумм кабинета выдать награду и на путевые расходы. Самокат приобщить к изобретениям самоучки Кулибина, собранным бабушкой"6.
Правда поколения Победителей
Ольга Дмитриевна Форш, в наше время незаслуженно забытая, при жизни воспринималась как живой классик советской литературы, "человек умного сердца" и несомненный нравственный авторитет в среде творческой интеллигенции. В ее исторических романах проницательные читатели ощущали "биение пульса современности"7. С мнением Ольги Форш считались не только братья-писатели, но профессиональные историки. Уже ее первый исторический роман "Одеты камнем" стал своеобразным призывом, обращенным к историкам: "изучать не отдельные явления, а эпоху в целом, "от царя до крестьянина", не забывая всего многообразия представителей различных категорий общества. В этом, в частности, и состояла заслуга О.Д. Форш не только как основоположника советского исторического романа, но и как художника, оказавшего определенное воздействие на мышление ряда представителей нашей исторической науки"8.
Историческая романистка стремилась реализовать в своих книгах важнейшую сверхзадачу - постичь культурный код эпохи. Роман "Михайловский замок", опубликованный в первый послевоенный год, был тепло воспринят читателями. Советское общество было логоцентричным: художественная литература почиталась как авторитетная наставница и учительница жизни, а граница между литературой и реальной жизнью была зыбкой и легко проницаемой. Наблюдательный английский дипломат, будущий профессор Оксфорда, президент Британской академии и сэр Исайя Берлин (1909-1997), родившийся в Риге и живший в Петрограде с 1916-го по 1920-й, 12 ноября 1945 года приехал в Ленинград, где не был четверть века. В том же 1945-м дипломат составил для английского правительства обширный и обстоятельный доклад "Литература и искусство в России при Сталине". Мастер аналитических обзоров посчитал нужным обратить внимание правительства его величества на живую и непосредственную реакцию советских зрителей и читателей на пьесы и книги:
"Западному человеку реакция советских зрителей на классические пьесы может показаться до смешного наивной. Например, на представлении Шекспира или Грибоедова зритель иногда реагирует на все так, словно речь идет о современной жизни; строчки, произносимые актерами, встречают одобрительным или неодобрительным гулом, откликаясь живо и непосредственно. Должно быть, они недалеко ушли от публики, для которой писали Еврипид и Шекспир. Солдаты на фронте часто сравнивали своих командиров с типичными героями советских патриотических романов; художественная литература для них нередко просто входит в повседневную жизнь, и это, видимо, показывает, что они до сих пор смотрят на мир как неглупый ребенок с богатым воображением"9.
И этот "неглупый ребенок с богатым воображением", только что победоносно завершивший Великую Отечественную войну, свято верил любому печатному слову. Стремление самоучки-изобретателя Артамонова обрести свободу нашло живейший отклик в душе тех, кто принадлежал к поколению Победителей. Вспомним эпилог знаменитого романа "Доктор Живаго": "Хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно, предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание"10. Именно это послевоенное "предвестие свободы", пронизывая все страницы "Михайловского замка", нашло наиболее отчетливое воплощение в образе самокатчика Артамонова. И читатели поверили в реальность романного персонажа, созданного творческой фантазией автора.
Зрительно осязаемый, очень яркий, отчетливый по своим художественно-выразительным средствам образ изобретателя Артамонова сошел со страниц романа и зажил своей собственной жизнью.
Произошло чудо. Литературный персонаж стал мифом.
И уже в качестве реального исторического персонажа Артамонов упоминается в третьем томе второго издания "Большой Советской Энциклопедии" (1950), где ему дают иное имя и отчество - Ефим Михеевич. Есть словарная статья о нем и в третьем издании БСЭ.
А через три десятка лет последовало оглушительное разоблачение.
Правда металлографического анализа
В 1983 году специалисты по истории науки и техники, научные сотрудники Политехнического музея (Москва) Н.А. Вилинова и Л.Е. Майстров в статье, написанной при участии доктора исторических наук В.С. Виргинского, вынесли вердикт:
"В настоящее время не найдено ни одного документа, который подтвердил бы, что на Урале жил крепостной изобретатель Артамонов"11. Однако справедливо утверждая, что и сам Артамонов, и его изобретение - исторический миф12, авторы забыли о предостережении великого греческого философа Платона. В диалоге "Государство" он очень точно сформулировал, что поэзия не поддается критериям истинности - измерению, счету и взвешиванию. Увы, велосипедный миф был подвергнут беспощадному взвешиванию на весах исторической истины. Металлографический анализ образцов металла, отрезанного от обода колеса артамоновского велосипеда, показал: металл не может относиться к концу XVIII - началу XIX века, ибо он выплавлен в мартеновской печи. А первая мартеновская печь, как известно, была пущена в действие на Нижнетагильских заводах в 1876 году.
Миф окончательно разоблачен!
Правда мифа
Итак, можно навсегда забыть об изобретателе и самокате, закатившихся по недоразумению в Историю. Однако реальная жизнь всегда богаче любых фантазий. "Нас возвышающий обман" устоял под натиском "тьмы низких истин". И уже в XXI веке Ефиму Артамонову вопреки всем разоблачительным статьям времен перестройки поставили памятники - в Екатеринбурге и Нижнем Тагиле.
Почему жители так поступили?
Ответ можно найти в "Левше" Лескова:
"Предания эти нет нужды торопиться забывать, несмотря на баснословный склад легенды и эпический характер ее главного героя".
Реальные потомки легендарного изобретателя живут по этому завету и "о прежней старине" они вспоминают с гордостью и любовью. Памятники получились на редкость удачными, а их запечатленный в металле персонаж - чрезвычайно симпатичным и обаятельным, воистину с "человечкиной душою". Бронзовый самокатчик Артамонов разительно похож на героя романа Ольги Форш. "Глаза умные, с быстрым, легким взглядом. Глянут - сразу все высмотрят".
Когда я задаю себе вопрос, какой урок можно извлечь из этой поучительной истории, вспоминаю Тютчева:
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
1. Лосев А.Ф. Диалектика мифа / Сост., подг. текста, общ. ред. А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого. М.: Мысль, 2001, 558 с. (Философское наследие. Т. 130) // https://platona.net/load/knigi_po_filosofii/istorija_russkaja/losev_dialektika_mifa/15-1-0-544
2. Там же.
3. Белов В.Д. Исторический очерк уральских горных заводов / Выс. утв. Постоян. совещат. контора железозаводчиков. СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1896, С. 62.
4. Комшилова (Смирнова) Т., Клат С. Велосипед Артамонова: легенды и документы // Тагильский рабочий: газ. - Нижний Тагил, 1987. - 14 и 18 марта // http://historyntagil.ru/history/2_19_28.htm
5. Милашевский В.А. Вчера, позавчера... Воспоминания художника. Л.: Художник РСФСР, 1972, С. 187.
6. Форш О.Д. Михайловский замок. Ист. роман / Ил.: К. Ил. Рудакова. Л.: Лениздат, 1946 // http://az.lib.ru/f/forsh_o_d/text_1956_mihailovskii_zamok.shtml
7. Окунь С.Б. Историзм О.Д. Форш // Вопросы истории. 1968, N 3, С. 60.
8. Там же, С. 65.
9. Берлин И. История свободы. Россия. И.: Новое литературное обозрение, 2001, С. 415.
10. Пастернак Б.Л. Доктор Живаго // Пастернак Б.Л. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990, с. 510.
11. Майстров Л.Е., Вилинова Н.А., Виргинский В.С. О велосипеде Артамонова // Вопросы истории естествознания и техники. 1983, N 1, с. 90-96.
12. Виргинский B.C., Клат С.А., Комшилова Т.В., Лист Г.Н. Как творятся мифы в истории техники. К истории вопроса о "велосипеде Артамонова"// Вопросы истории естествознания и техники. 1989, N 1, С. 150-157.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем