У книги "Наша Усть-Козлуха" необычная судьба. Писать историю родного села в 1975 году начал председатель сельсовета, фронтовик Иван Крицкий. В большой "амбарной" книге он вел записи в течение 23 лет. После смерти Ивана Максимовича в рукописной истории Усть-Козлухи наступила долгая пауза. Но недавно за дело взялась его дочь Людмила Сазонова.
Предоставлено Людмилой Сазоновой
- В прошлом году я была на просмотре концертной программы выпускников кафедры народного хорового пения Алтайского государственного института культуры, - вспоминает Людмила Ивановна. - Это был фольклорный спектакль "Записки русской крестьянки", созданный на основе песен моего родного Краснощековского района и воспоминаний жительницы села Усть-Козлуха Ульяны Громовой. Вышла я из концертного зала под большим впечатлением. Еще бы - увидеть целый спектакль о своей малой родине! Я знала, что отец вел летопись, но саму "Историю села Усть-Козлуха" никогда не читала. Труд этот ходил по селу, что называется, по рукам. Я попросила брата Владимира найти папину летопись и привезти мне. Я была потрясена: какая работа проведена отцом и его помощниками! Решение пришло сразу - издать рукопись.
Финансовую помощь оказали местные фермеры Евгений Валяев и Владимир Суховей. За счет этого удалось "удешевить" книгу для продажи жителям села, оплатить библиотечные и музейные экземпляры. Печатается уже третий тираж - ручеек желающих приобрести книгу не иссякает. Даже дома у Сазоновой не осталось ни одного экземпляра. Книга буквально взбудоражила жителей села. Людмила Ивановна продолжает узнавать от земляков интереснейшие подробности жизни их предков - впору затевать "дополненное издание".
- Официально селу в прошлом году исполнилось 240 лет, но если учитывать воспоминания старожилов о первом заселении этого места, то в нынешнем году ему будет 260 лет. Записи в летописи оборвались со смертью отца в 1998 году, - рассказала Людмила Сазонова. - Но ведь село продолжает жить, много перемен произошло с тех пор. Захотелось отразить хотя бы основные события за последние два десятилетия. Я обратилась за помощью к жительницам села, своим давним подругам Екатерине Медведевой и Екатерине Киселевой, а также к главе администрации Анне Михайловой, которые любезно согласились помочь. Беседовали со старожилами, много информации нашли в интернете, на сайтах официальных служб и архивных документов. Рукопись пополнилась новыми главами, фотографиями, копиями документов, воспоминаниями жителей и даже текстом песни "Родное село". Вера Герасимовна Дорохова, прожившая девяносто лет и работавшая пастушкой, дояркой, телятницей и пчеловодом, сочинила замечательные стихи про Усть-Козлуху незадолго до своей смерти. А музыку написал мой муж Евгений Владимирович - доцент Алтайского института культуры, заслуженный деятель Всероссийского музыкального общества.
Что вас больше всего зацепило в летописи, написанной отцом?
Людмила Сазонова: Я увидела оборотную сторону советской власти, связанную с раскулачиванием и репрессиями тридцатых годов. В юности думала, что кулаки были плохими людьми, а все оказалось намного сложнее. Кулаками, как правило, были те, кто вкалывал от зари до зари, умел вести хозяйство, сам возделывал землю. Первая коммуна была организована в 1921 году. Если коммуны или сельхозартели создавались из одних бедняков, то быстро распадались, потому что не могли себя прокормить. Тогда и начали принудительно объединять кулаков и бедняков в одну коммуну. А с 1929 года началось раскулачивание, на Колыму из Усть-Козлухи было сослано 45 крепких семей.
Иван Максимович вступил в компартию в 1968 году. Как он вел летопись, предполагающую беспристрастное изложение событий?
Людмила Сазонова: Писал отец нейтрально, правдиво отражая события, не прославляя советскую власть и КПСС. При этом совершенно справедливо отмечал, что в семидесятые-восьмидесятые годы народ в деревне жил хорошо, мягко говоря, не бедствовал, Усть-Козлуха развивалась в социальном и культурном отношении, хозяйство шло на подъем. А в девяностые все стало разваливаться.
Население Усть-Козлухи неуклонно сокращается, молодежь уезжает. Что сердце подсказывает - выживет родное село?
Людмила Сазонова: Мне, городскому жителю, сложно ответить. Кто мог сказать, что с 1991 года начнется развал крепкого колхоза? Так и теперь. Какова будет политика государства? В Усть-Козлухе живут неравнодушные, инициативные люди, а значит, у села есть будущее. Некоторые надеются на то, что построят какое-нибудь предприятие, чтобы появились рабочие места для молодежи. Например, кирпичный завод - в окрестностях много хорошей глины. Другие считают, что селу нужно перепрофилироваться на мясное производство: выращивать скот на мясо, можно и переработку запустить. А третьи продолжают верить, что государство поднимет цены на сельхозпродукцию, тогда и Усть-Козлуха окрепнет. Поживем - увидим.
Керосиновая лампа в Усть-Козлухе появилась в 1900 году. До этого освещались сальными свечами. Топили печи дровами. Кизяки (из коровьего навоза с соломой) научились делать позднее. Пища была простая - чай, щи, мясо, мед, пельмени, квас, сусло, каша пшенная, растительное и сливочное масло. Обувь - кожаные чирки. Их носили зимой и летом. Позднее появились валенки. У отдельных крестьян были выходные сапоги. Одежда - самотканая из шерсти, льна и конопли.
До 1880 года село не было обнесено изгородью (поскотиной). Скот ходил вольно, без пастуха. В 1881 году село огородили поскотиной общей протяженностью тридцать километров. Длина изгороди для каждого определялась количеством имеющихся у него рогатого скота и лошадей. На каждой дороге в село ставились большие ворота, и проезжающий обязан был при въезде в село или выезде закрыть эти ворота. Таким образом не было потравы посевов и сенокосных угодий.
Из книги "Наша Усть-Козлуха"
"Если в хозяйстве была корова (а разрешалось держать только одну корову и телка, поросенка или трех овец, кур), то на корову был налог - 360 килограммов молока жирностью 4,4 процента. Мяса 40 кило в живом весе. В "Заготскот" сдавали теленка за двух-трёх хозяев, на следующий год другой сдает, по очереди. Яиц 100 штук. А нет кур, то покупай яйца и сдавай. Если в хозяйстве была овца, то хозяин должен был сдать полторы овчины. Смешно, но не очень. Если был поросенок, то шкуру должен был сдать обязательно. Строго запрещалось палить свиней. За это был большой штраф.
Особенно я запомнил заем, он просуществовал до 1953 года, до смерти Сталина. Женщин, да и мужчин-инвалидов в войну, да и после войны - всех держали сутками в сельсовете, заставляя подписать заем на 200-300 рублей, а где их было взять, если за трудодень платили 17 копеек - был такой год. Иногда и побольше, но больше 25 копеек не платили".
Из воспоминаний Василия Герасимовича Громова: "Какие были налоги в войну и после войны"
