Александр Пушкин: Историю русскую должно будет преподавать по Карамзину

Хотя история окончательно сформировалась как университетская дисциплина уже после гибели поэта, Пушкин интуитивно действовал так же, как профессиональный исследователь XXI века: скрупулезно изучал работы предшественников, критически оценивал их, обогащал новыми сведениями из свидетельств очевидцев и архивных документов. Кстати, Пушкин первый после Карамзина получил от императора доступ в государственные архивы и жалованье, "чтобы, - писал он с юмором другу П.А. Плетневу, - я рылся там и ничего не делал".

Но Александр Сергеевич был отнюдь не только кабинетным ученым - его манила живая история.

Работая над "Историей Пугачевского бунта", он "посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых "очевидцев" и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикой". Итог - фундаментальный и на тот момент исчерпывающий 400-страничный труд о казаке-мятежнике, редактором и цензором которого выступил лично Николай I. Неподготовленная публика не смогла оценить важность пушкинского труда - книжную новинку раскупали неохотно. Зато историки оценили сполна: модный поэт и император положили начало научной историографии крестьянского движения.

Клио, любимая Муза, определенно покровительствовала поэту. Помимо истории пугачевщины Пушкин оставил десятки исторических записок и статей, непревзойденную историческую прозу и поэтические шедевры о милой старине, составил подробную родословную собственной семьи и даже облек ее в стихотворную форму:

Мой предок Рача мышцей бранной

Святому Невскому служил;

Его потомство гнев венчанный,

Иван IV пощадил.

Водились Пушкины с царями;

Из них был славен не один,

Когда тягался с поляками

Нижегородский мещанин...

По словам В.О. Ключевского, Пушкин был "историк от бога, даже там, где не старался". Впрочем, кажется, что Пушкин старался везде. Достаточно вспомнить, что работу над драмой "Борис Годунов" поэт начал со скрупулезного изучения и конспектирования 10-го и 11-го томов карамзинской "Истории государства Российского", а упомянутая "История Пугачевского бунта" выросла из замысла художественного произведения - будущей "Капитанской дочки".

В 1833 году Александр Сергеевич писал: "По крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни Силе, ни модному образу мыслей". Многие ли сегодня могут сказать такое о себе?

Сегодняшний открытый урок - от Пушкина-историка. Цитируем отрывки из писем и замечаний поэта, письмо к Чаадаеву (1836), записку царю "О народном воспитании", черновик "Истории Петра" и "Заметки по русской истории XVIII в.".

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ ДОЛЖНО БУДЕТ СОВЕРШЕННО ИЗМЕНИТЬСЯ!

Несколько тезисов Александра Пушкина, напрямую обращенных к нам

О любви к отеческим гробам

Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие... Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?

О школьном курсе

История в первые годы учения должна быть голым хронологическим рассказом происшествий, безо всяких нравственных или политических рассуждений. К чему давать младенствующим умам направление одностороннее, всегда непрочное? Но в окончательном курсе преподавание истории (особенно новейшей) должно будет совершенно измениться. Можно будет с хладнокровием показать разницу духа народов, источника нужд и требований государственных; не хитрить...

Историю русскую должно будет преподавать по Карамзину. История государства Российского есть не только произведение великого писателя, но и подвиг честного человека. Россия слишком мало известна русским; сверх ее истории, ее статистика, ее законодательство требует особенных кафедр. Изучение России должно будет преимущественно занять в окончательные годы умы молодых дворян, готовящихся служить отечеству верою и правдою, имея целью искренно и усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений, а не препятствовать ему, безумно упорствуя в тайном недоброжелательстве.

Об особом пути России

Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех.

Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, история ее требует другой мысли, другой формулы.

О Петре I

Петр Великий... один есть целая всемирная история!

Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика.

По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, все еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы, в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластический педантизм по-прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали изредка появляться и щедро были награждаемы. Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностью подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности.

Петр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон.

Аристократия после его неоднократно замышляла ограничить самодержавие; к счастью, хитрость государей торжествовала над честолюбием вельмож, и образ правления остался неприкосновенным. Это спасло нас от чудовищного феодализма, и существование народа не отделилось вечною чертою от существования дворян.

О царствовании Екатерины II

Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведенная на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их за счет народа и унизила беспокойное наше дворянство.

Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало ее владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве. Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукою истории. Он разделит с Екатериною часть воинской ее славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хоть и бесплодными победами в Северной Турции.

Униженная Швеция и уничтоженная Польша - вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия - и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России...