Остановка

Мы пошли по тропинке, ведущей к опушке леса, и оттуда к самому берегу озера, чтобы, обогнув его, оказаться на развилке дорог. Из двух нам нужна была правая, резко уходящая на вершину лесистого холма, а после медленно стекающая к его подножью и, наконец, замирающая у плетня с указателем "На Савкину горку". Ну конечно же, мы устремились по тропинке к часовенке на макушке Савкиной горки, чтобы оттуда, как всегда, вдохнуть в себя великолепный русский пейзаж, постоять минут пять, ни о чем не думая, и обратным ходом выйти к деревне Савкино. Тут-то нам предстоял участок довольно скучного и утомительного пути по обочине шоссе с перекрестком на Луговку и шлагбаумом автостоянки и дальше по однообразной дороге с медленным подъемом к старому городищу Воронич, откуда уже была видна усадьба Тригорского.

Перед самым Вороничем я сдался. "Давай немного отдохнем", - предложил я сыну. Он молча кивнул и завертел головой в поисках места, где можно было бы присесть. Ничего кроме обычной автобусной остановки нами обнаружено не было, и мы отправились к этому невыдающемуся архитектурному сооружению. Внутри было затхло, зато имелась бетонная лавка, на которой мы вполне уместились вдвоем.

Я утер пот со лба, сын снял бейсболку и принялся отмахиваться от залетной осы. В конце концов ему удалось выпроводить вредное насекомое с автобусной остановки и мы смогли спокойно взглянуть на то, что оказалось прямо перед нами.

Облака из легкого белого хлопка были приклеены к яркому голубому холсту неба и стояли недвижно. Ветерок успокоился и уснул. Наш чуткий слух не различал звуков: повисла высокая тишина.

Я слегка приобнял его и скомандовал шепотом: "Видишь, какая тишина? Молчи и слушай. Ты обязательно услышишь, как течет время...". Сын притих, и мы вместе окаменели на несколько секунд. "Ну, как, - спросил я его потом - слышал время?". Он кивнул. Мы еще посидели молча, потом он решительно поднялся, и мы отправились низиной к деревянной лестнице, ведущей к Тригорскому парку.

Прошло без малого полгода. И вот на новогодних каникулах мы вновь оказались в Михайловском. По истечении двух дней я наконец-то услышал от сына то, что потаенно ожидал услышать. Вечером за ужином он уверенно заявил: "Завтра утром идем на остановку". "На какую еще остановку?". Я сделал вид, что не понял. "На остановку Времени", - уточнил он. Неплохо сказано, подумал я. Чтобы дойти до такой остановки, - никаких сил не жалко.

Утром следующего дня мы проделали тот же августовский маршрут. Миновали усадьбу и через пять минут оказались на берегу Маленца, где на перекрестке дорог увидели гранитный столбик с высеченным указанием на то, что от этого места до Петербурга 432 версты.

Он спросил, зачем поставили столбик, и я рассказал ему в общем-то известную историю. Говорят, что морозной зимой 1825 года Пушкин в санях отправился из Михайловского в Санкт-Петербург. Лошадь, впряженная в сани, в этом месте испуганно всхрапнула: серый заяц прямо перед ней перебежал дорогу и скрылся в лесу. Александр Сергеевич велел остановиться, выбрался из саней, пытаясь разглядеть нахального зайца, потом повернулся к заледеневшему Маленцу и долго глядел на противоположный берег с лесистым холмом. А потом - то ли смущенный недобрым предчувствием, то ли услышав что-то принесенное временем в этой морозной тишине, - повернул оглобли и вернулся в Михайловское. Говорят, так Господь уберег его от участия в восстании на Сенатской площади в декабре двадцать пятого года. На этом перекрестке лесных дорог он просто остановил время или даже чуть-чуть повернул его вспять. И Пушкин опять оказался в Михайловском, как и не уезжал оттуда.

Такова легенда 1825 года. А январским вечером 2022-го директор заповедника Георгий Василевич рассказал нам забавную историю о том, как два замечательных художника - Андрей Битов и Резо Габриадзе - решили установить памятник тому самому зайцу, перебежавшему дорогу великому русскому поэту и тем самым сохранившему ему жизнь. Они долго искали место, где можно было бы установить бронзовую фигурку ушастому созданию. Но когда нашли и осмотрелись по сторонам, Габриадзе сказал, обращаясь к Битову и указывая рукой на великолепный пейзаж с озером Маленец: "Слушай, Андрей, неужели ты думаешь, что он мог отказаться от этого ради Сенатской площади?"

Таким образом, роль зайца в судьбе поэта была подвергнута первому сомнению.

Так в разговорах о судьбе, Пушкине и зайцах мы дошли до Савкино, потом до Воронича, потом увидели нашу остановку Времени. Он ускорил шаг, я - за ним.

На остановке, как всегда, никого не было. Я подумал грешным делом, что автобус тут ходит раз в столетие (вероятно, так и положено на остановках Времени). Мы уселись на обледеневшую скамью и уставились прямо перед собой...

С деловитым шипеньем одна за другой мимо нас проехало машин пять - в направлении поселка. Через несколько секунд подобная кавалькада проследовала в Тригорское из Бугрово. Тоже мимо нас. Мы продолжали ждать. В щелях остановки загудел ветерок, мокрые снежинки, как белые осы, атаковали наше убежище. Вдобавок ко всему из далекой деревни Зимари послышалась мотопила: там готовили поленницу на зиму. Через пять минут мы молча встали с ледяной скамьи и покинули это место. Время не удостоило нас своим присутствием.

На исходе дня, почти в сумерках, мы добрались до Михайловского, поднялись на взгорье, очистили от снега лавочку перед усадебными постройками, присели, чтобы отдохнуть. Я утер испарину со лба, сын стал лепить снежки, я полез в рюкзак за фотокамерой... как вдруг он схватил меня за руку и в приказном тоне сказал: "Тише, папа!". Я мгновенно понял, что он имеет в виду, и замер.

Огромное снежное пространство простиралось прямо перед нами: слева виднелся берег Маленца, правее сосновая роща, дальше угадывались снежные контуры Савкиной горки с уместной часовенкой, излучина Сороти подходила прямо к деревянной мельнице, притихшей на ее берегу. В недвижном морозном воздухе повисли редкие снежинки, пейзаж застыл, как рождественская открытка.

Я сидел, изо всех сил стараясь не спугнуть это редкое счастье - шорох времени. Что чувствовал в эти секунды мой сын - не знаю, но почти уверен: то же самое. Впрочем, главное в нашем простом опыте было то, что мы оба помнили тот август, который подарил нам это редкое ощущение. Ибо, как заметил великий поэт, "время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии".

Во всяком случае это ожидание на остановке Времени - единственный известный мне способ продлить жизнь. Всё остальное - от лукавого.