"Вы пойдете со мной, генерал!"

Всего через два года после войны - и этим все сказано.

Эхо прошедшей войны

Вот "Сказание о земле Сибирской": мужики в чайной - сплошь с боевыми орденами и медалями на пиджаках или на донашиваемых фронтовых гимнастерках. "Слово офицера!" - заверяет демобилизованный старший лейтенант Андрей Балашов (Владимир Дружников). В 1943 - 1947 годах в СССР, действительно, пытались возродить этику еще вчера гонимого русского офицерства...

"Каждую ночь мне снится этот проклятый немецкий аптекарь!" Это Балашов - о докторе Фаусте. Андрей образованный человек, но в 1947-м гениальный ученый из драмы Иоганна Вольфганга Гёте ассоциируется у него с гранатометом "Фаустпатрон"! С "фаустниками", которые погубили в 1944 - 1945 годах тысячи советских танков, а пианисту Балашову покалечили руку...

Вот "Подвиг разведчика" - немецкую дворянскую фамилию "фон Руммельсбург" произносят с аффектацией, с подчеркнутыми ударениями на "фон" и на первый слог собственно фамилии. Ибо эти "фон" и "бург" - образ ВРАГА! Так же, как и слова "барон" и "фон дер" - обыгранные в непритязательной, но весьма популярной в 1943 - 1945 годах песне "Барон фон дер Пшик", которую исполнял Леонид Утёсов. Автор этих строк хорошо помнит, как его отец - московский школьник военных лет - еще и 30 июня 1974 года с удовольствием повторял вслед за звучавшей из радиоприемника записью:

• Барон фон дер Пшик
• Попал на русский штык,
• Остался от барона только пшик!

А эсэсовец Штюбинг отдает честь, прикладывая к козырьку два пальца. Так не делали не только в СССР, но и в Германии, но нужно подчеркнуть "ненашесть", "инакость", враждебность персонажа! (Вот и в фильме 1942 года "Парень из нашего города" точно так же козыряет немецкий офицер, воюющий в 1936-м в Испании, - по внешности и манерам типичный для советского кино тех лет злодей-аристократ-белогвардеец...)

Промахи и попадания

Есть в "Подвиге разведчика" и другие натяжки. Например, карикатурный Вилли Поммер (мастер гротеска Сергей Мартинсон стал тут заложником сценариста). Совершенно непонятно, как этот скучный торговец стал гауптштурмфюрером СС - офицером сурового ордена, объединенного идеей "Всё для Германии!". Или нелепый оберштурмфюрер СС Штюбинг (Николай Аржанов): провалившись в советском тылу, бежав из-под стражи и встретив в своем, немецком тылу известного ему в лицо чекиста, он ведет себя не как профессиональный разведчик, а как актер провинциального театра. С дешевым сарказмом "радуется встрече", со вкусом называет орден и звание, которые получит-де за поимку "коллеги". Да и строевой шаг пехоты вермахта, марширующей через восточнопрусский город, - не немецкий, а советский...

Но тут же - абсолютно точно переданные реалии.

К примеру, петлицы на воротнике кителя зондерфюрера Эккерта "(под этим именем действует наш разведчик Алексей Федотов - Павел Кадочников) - такие были даны именно зондерфюрерам, то есть гражданским специалистам нужного армии профиля, коим присвоены права офицера или унтер-офицера. Или дубовые листья в петлицах группенфюрера СС фон Руммельсбурга, введенные 7 апреля 1942 года. Не прямые, а изогнутые. Мелочь? Но в знаменитых фильмах конца 60-х - начала 70-х "Щит и меч" и "Семнадцать мгновений весны" бригадефюреры СС Вальтер Зонненберг и его реальный прототип Вальтер Шелленберг носят в 1944 - 1945 годах в петлицах не только изогнутые листья (как равно и оберфюрер СС Вилли Шварцкопф из "Щита и меча"), но и знаки различия бригадефюрера, которые были отменены еще в апреле 42-го. Оберштурмфюрера Папке главный герой "Щита и меча" упорно величает обершарфюрером, а рейхсфюрера СС Гиммлера - "мой фюрер" (так обращались только к Гитлеру).

И просто с невероятной достоверностью сыгран режиссером фильма Борисом Барнетом генерал фон Кюн.

Правда жизни

Твердость, спокойствие, подстриженная щеточка усов, орлиный нос, властные манеры - да, это прусский дворянин, чьи предки на протяжении 250 лет служили офицерами и генералами в прусской, а затем в германской армии. С молоком матери впитавший складывавшиеся веками традиции, ценности, культуру.

Прошедший в молодости через мясорубку Первой мировой - в которой погиб каждый четвертый взрослый германский дворянин¹. (Ленточка Железного креста 2-го класса на кителе фон Кюна, как и следовало ожидать, не гитлеровская (черно-бело-красная), а кайзеровская (черно-бело-черная), только с металлической пристежкой в виде гитлеровского орла - означающей повторное награждение во Вторую мировую*).

"Я солдат, не пытайтесь меня запугать!" - твердо и абсолютно искренне отвечает он Федотову-Эккерту, с пистолетом в руках требующему выдать "оперативный план".

А когда выясняется, что плана в сейфе нет и что в штаб сейчас прибудет фон Руммельсбург, элегантно-непринужденно (как и подобает завершающему частный разговор благовоспитанному офицеру) расправляет плечи и составляет каблуки - и спокойно садится на диван: "Забавно. Что же дальше?"

Вообще, непонятно, почему "Подвиг разведчика" часто считают образцом малореалистичных фильмов о "бойцах невидимого фронта" - смененных якобы в 1968 - 1973 годах "реалистичными" "Щитом и мечом" и "Семнадцатью мгновениями весны".

Разве так просто достается Федотову-Эккерту выполнение полученного задания?

На каждом шагу - трудности и провалы. Связной вычислен фон Руммельсбургом и схвачен, вычислена и схвачена радистка, кругом агенты врага...

Это как раз Александр Белов/Иоганн Вайс (в замечательном исполнении Станислава Любшина) из "Щита и меча" преодолевает трудности одной левой - берет, переодевшись, приступом концлагерь; лихо, круша табуретки и кости, проходит проверку на верность фюреру и нации; невредимым проносится на машине мимо строчащих по нему в упор из автоматов эсэсовцев...

Да, натяжки можно найти и в сюжете "Подвига разведчика", но он далеко не ходульный. И при этом увлекательный, зрелищный. Динамично развивающийся, с неожиданными поворотами, не перестающий держать зрителя в напряжении. С содержательными диалогами, вполне органичными репликами героев - не зря фильм расхватали на цитаты.

О знаменитой фразе "Вы болван, Штюбинг", с упоением повторявшейся мальчишками конца 40-х и 50-х годов, написано (теми же повзрослевшими мальчишками) уже много раз. А вот одна из самых драматичных сцен на цитаты не разобрана. Но именно в ней нерв фильма.

Именно эта сцена снова напоминает нам о том, с чего мы начали, - о времени съемок картины.

"Сделаю, генерал!"

Оперативного плана немецкого наступления в сейфе нет.

Но есть генерал фон Кюн - посвященный в этот план.

Значит...

"Вы пойдете со мной, генерал!"

Кинокритики давно подметили, что когда Федотов-Эккерт говорит (как предполагается сценарием) по-немецки, выговор его звучит "не нашим", грассирующим². А если по-русски, но с немецким акцентом, то чужим, резко-металлическим, становится и тембр его речи.

Но в этой сцене он говорит с русским акцентом!

"Куда?"

"Туда, куда мне надо. Или... на тот свет".

"Не отягощайте своей вины, сдайте оружие! У Вас выхода нет, но Вы не посмеете стрелять. Услышит наружная охрана; стрелять равносильно самоубийству. Вы не сделаете этого".

И вот тут - самые, наверное, пронзительные слова из всех, что произносили герои советских фильмов "про войну".

Автор этих строк формировался как личность в 70-е годы - и потому общих фраз и плакатных речей не переносит биологически. Но в слова, что произносит Федотов-Эккерт - вполне плакатные, - верится на сто процентов.

Потому что Павел Кадочников произносит их с невероятной искренностью. Потому что снято во втором послевоенном году.

Это трудно передать на письме, это надо слышать - особенно вот эти, первые: "Сделаю, генерал!"

Так говорят в момент если не отчаяния, то отчаянной злости из-за того, что все пошло не так, - и осознавая в то же время, что дело надо все-таки сделать непременно, потому что идет тяжелейшая война, в которой изнемогает Родина.

"Вы не сделаете этого".

"СДЕЛАЮ, ГЕНЕРАЛ! Вам трудно в это поверить - так же, как понять, почему советские люди, даже дети, которых вы ведете на виселицу, плюют вам в лицо и умирают со словами: "Да здравствует Родина!" Вы никогда не сможете этого понять, генерал, вы неспособны на это.

ПОЭТОМУ ВЫ ПОЙДЕТЕ СО МНОЙ, ГЕНЕРАЛ! ВСТАТЬ! ВСТАТЬ!"

Глаза Павла Кадочникова в этот момент - это глаза русского человека, смотрящего на того, с кем еще два года назад приходилось воевать не на жизнь, а на смерть.

Ненавидящие и готовые на все.

Сравниться с ними могут лишь глаза Бориса Чиркова - моряка-черноморца Захара Фомичёва из фильма 1944 года "Иван Никулин - русский матрос". В момент, когда он поет вот этот куплет баллады про расстрел немцами моряка - последнего защитника Севастополя:

• Он стоял: тельняшка полосатая
• Пятнами густыми запеклась.
• Он сказал: "Повоевал богато я,
• Вашей черной крови пролил всласть!"*
• 
  
• 
  

P.S. "Мы плакали все", - вспоминал Чиркова - Фомичёва в этой сцене сорок лет спустя, в документальном фильме 1986 года "Кино нашего детства", еще один школьник 40-х, народный артист Российской Федерации Валентин Гафт (1935- 2020). А, говоря о диалоге Федотова-Эккерта и фон Кюна, отметил именно невероятную искренность Кадочникова:

"Это и сейчас потрясающе, это замечательно, это на всю жизнь запомнится. Это вырабатывало в нас какой-то... такой силы честность, порядочность... Вот так открыто, ничего не дергаясь... Это класс, это замечательно, это покоряло - и на мальчишек это действовало сильно".

Хочется верить, что действует до сих пор.

_{* Правда, креста 1-го класса у него и у фон Руммельсбурга почему-то нет. Хотя следующая степень Железного креста - Рыцарский крест - у обоих имеется.}

• _{1. Ланник Л.В. Победоносные проигравшие: германская военная элита в 1914-1921 гг. СПб., 2016. С. 334.}
• _{2. Жежеленко М. Павел Кадочников. Актеры советского кино. Вып. 4. Л., 1968. С. 99; Павлова И. Кадочникова всякий знает // Искусство кино. 1986. N 1. С. 88-89.}