28 декабря 1834 года в Петербурге вышла в свет историческая монография Александра Сергеевича Пушкина "История Пугачевского бунта", снабженная обширными документальными приложениями. На обороте титульного листа, там, где обычно печаталось цензурное разрешение и указывалась фамилия цензора, значилось:
"С дозволения Правительства".
Царское дело
Ни один цензор Российской империи не отважился бы разрешить публикацию научного труда, посвященного пугачевщине. Со времен правления Екатерины II восстание под предводительством Емельяна Ивановича Пугачева было официально изъято из истории государства Российского. Манифест Екатерины II от 17 марта 1775 года, в частности провозглашавший амнистию участникам восстания, предавал "все прошедшее вечному забвению и глубокому молчанию" и запрещал "впредь чинить о сих делах притязание и изыскание"1. Современники государыни "толковали, что о Пугачеве приказано забыть"2. Научные изыскания Пушкина, его притязания отыскать историческую истину и сохранить для потомства трагическую страницу отечественной истории - всё это противоречило воле императрицы Екатерины.
Лишь вмешательство Николая I, ради пушкинской книги фактически отменившего давний манифест своей августейшей бабки, позволило историку выпустить в свет его кропотливое и добросовестное исследование.
Николай I любил и умел играть в шахматы. Разрешив допущенному в государственные архивы титулярному советнику Пушкину напечатать обширный и тщательно фундированный двухтомный труд, император сделал очень сильный ход в той многоходовой комбинации, которую он неспешно разыгрывал с первых лет своего царствования. Книга была призвана психологически подготовить дворянство к неотвратимости предстоящих изменений - грядущей "революции сверху" в России, совершить которую довелось уже его сыну Александру II. Царь прочитал пушкинский труд в рукописи и сделал ряд редакционных замечаний3, которые сам Пушкин нашел "очень дельными"4. В рукописном предисловии историк отметил заслуги императора перед российской исторической наукой. Николай приказал вынести из подвалов и привести в порядок архив Сената - и "по манию царя" недавние государственные тайны превратились в исторические материалы.
"Новейшая наша история спасена Николаем I"5. Проявив завидную личную скромность, монарх зачеркнул эту фразу. В печатном тексте она отсутствует.
Низший титул в награду
Государь дозволил публикацию книги и расценил грядущий выход в свет "Истории Пугачевского бунта" как важную государственную акцию, а не исключительно личное дело автора. 31 декабря 1833 года за поднесение государю рукописи книги Пушкин был пожалован придворным званием камер-юнкера6. 16 марта 1834 года император Николай I пожаловал автору на печатание книги 20000 рублей "в ссуду на два года без процентов и без вычета в пользу увечных"7. (Это была весьма значительная сумма - 6 335 195 рублей в реалиях 2023 года.)
Кроме того, первый завод "Истории" (1200 экземпляров) был напечатан на казенной бумаге.
По поводу пожалования первому поэту России низшего придворного звания камер-юнкера советские пушкинисты сломали немало копий8. Однако существует свидетельство пушкинского современника, очень точно объясняющее прагматические мотивы, которыми руководствовался Николай:
"Государь пожалованием его в сие звание имел в виду только иметь право приглашать его на свои вечера, не изменяя старому церемониалу, установленному при дворе"9.
Если бы государь сразу пожаловал титулярному советнику Пушкину высокое придворное звание камергера, эта из ряда вон выходящая царская милость сразу же обратила бы на себя ревнивое и завистливое внимание камарильи, что помешало бы Николаю неспешно разыграть задуманную партию. В потаенном дневнике Пушкина имя Пугачева упоминается семь раз. Новопожалованный камер-юнкер беседовал о герое своей новой книги с действительным тайным советником Сперанским, с государем (дважды), с великой княгиней Еленой Павловной и ее супругом Михаилом Павловичем (с ним речь шла о высокой вероятности грядущей смуты в России). Не получи Пушкин придворного звания, он никогда не смог бы так сильно сократить дистанцию между собой и Домом Романовым, не имел бы возможности раскованно беседовать с Николаем I в непринужденной обстановке:
"В воскресение на бале, в концертной, Государь долго со мною разговаривал: он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения"10.
Не будем скрывать: Пушкин замысел царя не просчитал - и обиделся.
14 февраля 1837 года, спустя несколько дней после гибели своего великого друга, князь Петр Андреевич Вяземский написал великому князю Михаилу Павловичу, младшему брату царя:
"Нужно сознаться, - Пушкин не любил камер-юнкерского мундира. Он не любил в нем не придворную службу, а мундир камер-юнкера. Несмотря на мою дружбу к нему, я не буду скрывать, что он был тщеславен и суетен. Ключ камергера был бы отличием, которое бы он оценил, но ему казалось неподходящим, что в его годы, в середине его карьеры, его сделали камер-юнкером на подобие юношей и людей, только что вступающих в общество. Вот вся истина об его предубеждениях против мундира. Это происходило не из оппозиции, не из либерализма, а из тщеславия и личной обидчивости"11.
Государев гамбит
Чтобы правильно оценить сделанный царем шахматный ход, обратимся к обстоятельствам времени и места. История России Петербургского периода предстает перед нами как история войн, ознаменованных блистательными победами русского оружия. Гордясь достославными сухопутными и морскими победами, мы не всегда задаем себе вопрос, который впервые задали себе участники Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813, 1814 и 1815 годов. Победители, с оружием в руках дошедшие от Москвы до Парижа, своими глазами увидели, что они живут хуже побежденных.
И тогда они спросили самих себя: почему такое возможно?
В отчете III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии за 1827 год о крепостных было сказано:
"Среди этого класса встречается гораздо больше рассуждающих голов, чем это можно было предположить с первого взгляда. <...> Они хорошо знают, что во всей России только народ-победитель, русские крестьяне, находятся в состоянии рабства; все остальные: финны, татары, эсты, латыши, мордва, чуваши и т.д. - свободны. <...> Среди крестьян циркулирует несколько пророчеств и предсказаний: они ждут своего освободителя... и дали ему имя Метелкина. Они говорят между собой: "Пугачев попугал господ, а Метелкин пометет их". В начале каждого нового царствования мы видим бунты, потому что народные страсти не довольствуются желаниями и надеждами. Так как из этого сословия мы вербуем своих солдат, оно, пожалуй, заслуживает особого внимания со стороны правительства"12.
Впрочем, последняя фраза была избыточной. Со времен Екатерины II все российские монархи без исключения не оставляли крестьянский вопрос своим вниманием. Сознательное стремление правительства избежать кровавых крестьянских волнений и новой пугачевщины, а также хорошо осознанное желание любой ценой сохранить общественное спокойствие - всё это десятилетиями обусловливало неспешность действий верховной власти. Николай I внес нечто новое в поиск правительством бескровной исторической альтернативы. Он не стал пассивно дожидаться новой смуты и мифического атамана Метелкина, а решил сыграть на опережение и активно вовлек в свою игру Пушкина.
Николай отлично осознавал гениальность поэта, после первой встречи и полуторачасовой беседы с которым сделал вывод: "я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России"13. И в большой императорской игре умнейший человек в России стал крупной фигурой.
В это же самое время, 19 февраля 1834 года, царь вызвал в Петербург и неторопливо ввел в свою игру еще одну крупную фигуру - опытного управленца Павла Дмитриевича Киселева: в апреле пожаловал ему чин генерала от инфантерии, а в декабре - назначил членом Государственного совета. В дневнике Пушкина появилась красноречивая запись: "Он, может, самый замечательный из наших Государственных людей..."14
Генералу царь поручил управленческую подготовку будущей реформы: "Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части".
На Пушкина - возложил информационное обеспечение грядущих преобразований.
Академик М.Н. Покровский так объяснил сокровенный смысл сделанного императором хода:
"Пугачев был совершенно определенной фигурой на шахматной доске Николая. Им пугали помещиков, не желавших поступиться своими правами на личность крепостного. Ибо вопрос об изъятии людей из числа предметов гражданского оборота под влиянием отчасти роста промышленности, начинавшей нуждаться в резервной армии труда, главным же образом под впечатлением надвигавшейся все ближе и ближе крестьянской революции, стал на очередь с первых же лет царствования Николая"15.
Беспощадность бунта
Действительно, новая пушкинская книга была способна напугать. В примечаниях к главе восьмой Пушкин на многих страницах воспроизводит, сохраняя имена от забвения, "список (еще не весьма полный) жертвам Пугачева и его товарищей"16. А в основном тексте "Истории", не скрывая ужасающих подробностей, повествует о зверствах Пугачева и его сподвижников.
Перелистаем книгу. Восставшие взяли в плен коменданта оренбургской Нижне-Озерной крепости секунд-майора Захара Харлова. "Между тем за крепостью уже ставили виселицу; перед нею сидел Пугачев, принимая присягу жителей и гарнизона. К нему привели Харлова, обезумленного от ран и истекающего кровью. Глаз, вышибленный копьем, висел у него на щеке. Пугачев велел его казнить..."17
На другой день мятежники отправились к крепости Татищевой, комендантом которой был полковник Федор Тимофеевич Елагин, чья молодая и красивая дочка незадолго перед началом восстания стала женой майора Харлова. Пугачевцам удалось поджечь деревянные укрепления крепости.
"Наконец мятежники ворвались в дымящиеся развалины. Начальники были захвачены. Билову отсекли голову. С Елагина, человека тучного, содрали кожу; злодеи вынули из него сало и мазали им свои раны. Жену его изрубили. Дочь их, накануне овдовевшая Харлова, приведена была к победителю, распоряжавшему казнию ее родителей. Пугачев поражен был ее красотою и взял несчастную к себе в наложницы, пощадив для нее семилетнего ее брата. ... Все офицеры были повешены. Несколько солдат и башкирцев выведены в поле и расстреляны картечью"18.
Спустя некоторое время были зверски убиты молодая вдова Харлова и ее брат:
"Она встревожила подозрения ревнивых злодеев, и Пугачев, уступив их требованию, предал им свою наложницу. Харлова и семилетний брат ее были расстреляны. Раненые, они сползлись друг с другом и обнялись. Тела их, брошенные в кусты, оставались долго в том же положении"19.
Даже после того, как Пугачев потерпел ряд жестоких поражений от правительственных войск, он не прекратил заниматься душегубством.
"Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что он за человек. Услыша, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам"20.
После взятия в плен Пугачев во время первого же допроса без обиняков признался капитан-поручику лейб-гвардии Семеновского полка Савве Ивановичу Маврину, члену следственной комиссии по расследованию Пугачевского бунта: "Богу было угодно, - сказал он, - наказать Россию через мое окаянство"21.
Со школьной скамьи в наше сознание входит пророческая фраза Пушкина: "Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!" Увы, в своих опасениях поэт был одинок. Современники Пушкина не желали задумываться ни об опасностях новой смуты, ни о роли случайности в Истории. Обратимся к последним страницам его исторического труда, посвященного пугачевщине:
"Так кончился мятеж, начатый горстию непослушных казаков, усилившийся по непростительному нерадению начальства, и поколебавший государство от Сибири до Москвы, и от Кубани до Муромских лесов. Совершенное спокойствие долго еще не водворялось"22.
Страна как пороховой погреб
Чтение "Истории Пугачевского бунта" убедило Николая в том, что продолжавшаяся в течение двух лет большая крестьянская война, именуемая в народе пугачевщиной, не была исторически неизбежна: бунт можно было подавить в зародыше, избежав продолжительного безначалия на обширной территории Российской империи. По итоговой мысли Пушкина, именно историческая случайность - "непростительное нерадение начальства" - позволила горсти бунтовщиков преумножить свои силы и едва не привела к гибели государства Российского. (В наши дни подобное упущение назвали бы человеческим фактором.) Чтобы избежать новой смуты, способной вновь поколебать устои государственности, верховная власть должна работать на опережение, не выпуская, ни на мгновение, инициативы из своих рук.
Этот урок Истории был хорошо усвоен Николаем I.
Шеф тайной политической полиции граф Александр Христофорович Бенкендорф в "Нравственно-политическом отчете за 1839 год" довел до сведения государя важнейшую мысль: "Вообще весь дух народа направлен к одной цели, к освобождению... Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством, и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же и что ныне составилась огромная масса беспоместных дворян из чиновников, которые, будучи воспалены честолюбием и не имея ничего терять, рады всякому расстройству".
Прервем графа Бенкендорфа и обратимся к Пушкину. Рассуждения его сиятельства - это вариация на тему пушкинской мысли, высказанной тремя годами раньше, но оставшейся в рукописи и не вошедшей в окончательную редакцию "Капитанской дочки":
"Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка"23. (Полушка - это 1/2 часть деньги и 1/4 часть копейки.)
Вряд ли фактическое тождество нравственных сентенций поэта и шефа жандармов было случайным совпадением. Вновь обратимся к тексту графского "нравственно-политического" отчета. Бенкендорф размышляет о необходимости отменить крепостное право в будущем:
"Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться, пока начнется снизу, от народа. Тогда только мера будет спасительна, когда будет предпринята самим правительством тихо, без шуму, без громких слов и будет соблюдена благоразумная постепенность. ...Что крестьянское сословие есть пороховая мина, в этом все согласны".
А теперь возьмем в руки канонический вариант "Капитанской дочки" и убедимся: логика размышлений Бенкендорфа полностью совпадает с пушкинской мыслью. Секретный документ, адресованный самодержцу на излете 1839 года, лишь развивает заветные пушкинские раздумья, сформулированные от лица Петра Андреевича Гринёва и опубликованные в конце 1836-го:
"Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений"24.
Пушкин был услышан монархом и его верным слугой графом Бенкендорфом, но не был услышан современниками, принадлежащими к образованному обществу. Из 3000 экземпляров напечатанной по высочайшему повелению "Истории Пугачевского бунта" при жизни автора было продано лишь 1225 экземпляров. Ни одна из пушкинских книг не расходилась так плохо. Даже в 1841 году, уже после смерти автора, "История Пугачевского бунта" продавалась со скидкой 75%, т.е. за четверть первоначальной номинальной цены, составлявшей 20 рублей. Доходы Пушкина от продажи книги составили не более 17 000 рублей и не смогли покрыть ссуды, полученной от Николая I25.
Государь так и не успел доиграть до конца свою шахматную партию. Великие реформы провел уже его сын Александр II.
- 1. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2. Т. ХХ. N 14275. СПб: в Тип. II Отделения Собств. Е. И. В. Канцелярии, 1830. С. 85.
- 2. Пушкин А.С. История Пугачева // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 9. Кн. 1. М.: Воскресенье, 1995. С. 401.
- 3. Зенгер (Цявловская) Т.Г. Николай I - редактор Пушкина // Литературное наследство. Т. 16/18. М.: Журнально-газетное объединение, 1934. С. 526-532.
- 4. Пушкин А.С. История Пугачева // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 9. Кн. 1. С. 411.
- 5. Пушкин в забытых воспоминаниях современников. СПб.: Дмитрий Буланин, 2020. С. 32, 240.
- 6. Д.М. Княжевич - А.С. Пушкину 21 марта 1834 г. Петербург // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 15. М.: Воскресенье, 1996. С. 119. Сравни: Там же. С. 98, 112, 121, 171-172.
- 7. Рейсер С.А. Три строки дневника Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. 1981 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. Л.: Наука, 1985. С. 146-152; Алексеев А.А. "...упек меня в камер-пажи под старость лет..." // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 22 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. Л.: Наука, 1988. С. 83.
- 8. Вересаев В.В. Пушкин в жизни. В 2 т. Т. II. М.-Л.: Academia, 1932. С. 126.
- 9. Пушкин А.С. Дневники. Записки. С. 33.
- 10. Вересаев В.В. Пушкин в жизни. В 2 т. Т. II. С. 127.
- 11. Россия под надзором: Отчеты III Отделения. 1827-1869. М.: Российский архив, 2006. С. 24.
- 12. Вересаев В.В. Пушкин в жизни. В 2 т. Т. I. М.-Л.: Academia, 1932. С. 207.
- 13. Пушкин А.С. Дневники. Записки. С. 42.
- 14. Покровский М.Н. Пушкин - историк // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 6 т. Т. V. М.-Л.: ГИЗ, 1931. С. 13.
- 15. Пушкин А.С. История Пугачева // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 9. Кн. 1. С. 116-146.
- 16. Там же. С. 19.
- 17. Там же.
- 18. Там же. С. 28.
- 19. Там же. С. 75.
- 20. Там же. С. 77.
- 21. Там же. С. 80.
- 22. Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 8. Кн. 1. М.: Воскресенье, 1995. С. 383-384.
- 23. Россия под надзором. Отчеты III Отделения. 1827-1869. М.: Российский архив, 2006. С. 202, 203.
- 24. Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 8. Кн. 1. С. 318-319.
- 25. Смирнов-Сокольский Н.П. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина... М.: Изд-во Всесоюз. кн. палаты, 1962. С. 367-368, 370. В третьем томе "Современника" за 1836 год Пушкин грустно признался: " История Пугачевского бунта , не имев в публике никакого успеха, вероятно, не будет иметь и нового издания" (Пушкин А. Полн. собр. соч. Т. 9, Кн. 1. С. 379). По мнению М.А. Цявловского, "все расчеты оказались построенными на песке, и, вероятно, почти все долги, намечавшиеся к уплате, остались неуплаченными" (Рукою Пушкина // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 17. М., 1997. С. 349). О причинах коммерческой неудачи пушкинского проекта см.: Экштут С.А. Битвы за храм Мнемозины. Очерки интеллектуальной истории. СПб.: Алетейя, 2003. С. 31-40.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем