Сергей Иванович Вавилов (1891-1951) - великий физик, основатель отечественной школы физической оптики, пламенный популяризатор науки и страстный библиофил. Брат знаменитого генетика Николая Вавилова.
Едва окончив Московский университет, в июле 1914 года ушел добровольцем на фронт. Был действительным членом и президентом АН СССР (1945-1951), лауреатом четырех Сталинских премий. Современники характеризовали Сергея Вавилова как очень порядочного человека, стремившегося всеми силами помогать людям.
Александр Пушкин в жизни Сергея Вавилова играл огромную роль. Дневники Вавилова наполнены пушкинскими цитатами и размышлениями о поэте. В 1949 году, когда отмечалось 150-летие со дня его рождения, ученый был одним из инициаторов восстановления Лицея и пушкинских мест в Пушкиногорье, разрушенных немцами в годы войны.
С полным вариантом текста С.И. Вавилова можно ознакомится по изданию: Вавилов С.И. Дневники, 1909-1951 / Отв. ред. В.М. Орел, сост. и хранитель личного архива академика С.И. Вавилова В.В. Вавилова. Ред.-сост. Ю.И. Кривоносов. М.: Наука, 2012. Серия "Научное наследство". Том 34. Книга 1. 1909-1916. 682 с. Том 35. Книга 2. 1920, 1935-1951. 652 с.
Отрывки из текста публикуются на правах цитирования.
Поэты и "стихоткачи"
4 (17) марта 1911 г.
Я читаю сейчас Пушкина, читаю основательно, хочу его постигнуть, как постиг Толстого, хочу найти формулу, сущность Пушкина; меня занимает довольно странный вопрос: Пушкин и наука... Да, это именно так, я знаю, что всю жизнь буду я под действием двух полюсов "зеркального" существования: наукой и Пушкиным. Сейчас читал "Памятник" и натолкнулся на ранее мною не замеченную деталь:
- И славен буду я, доколь в подлунном мире
- Жив будет хоть один пиит.
Пушкин поэт и истинный поэт, т.е. сказавший своими стихами то, что не поэты не скажут, не могут сказать, да и не поймут. Пушкин славен "доколе жив будет хоть один пиит". Если пиита не будет, умрет и Пушкин. Пушкинская поэзия - не проза в стихах, Пушкин не "стихоткач", Пушкин - пиит. Пушкин идеал поэта, все эти Гёте, Шекспиры и Некрасовы поэты "между прочим", у Пушкина остальное "между прочим". Драма Пушкина, драма жизни и поэзии.
Я пока еще ничто, а ношу форму чего-то; быть ничем я могу, а казаться - не в силах. Но я не ворона в павлиньих перьях, а скорее павлинье чучело, дожидающееся павлиньей души.
9 (22) июня 1912 г.
Да, пока я вижу, кажется, Джорджоне в живописи то же, что Пушкин в поэзии. Абсолютный поэт - абсолютный художник. Его картины все - концерт. (По приезде им займусь, как занимался Леонардо.) Да, Леонардо и Джорджоне, Пушкин и Гёте, вот пока мои кумиры.
Память и надежда
2 (15 июня) 1913 г.
Ехал сегодня на дребезжащей, безрессорной таратайке, подвергаясь истинным мукам, чтобы поклониться великому праху. Поклонился, ах как хорошо, чудный, необыкновенный для России пейзаж Св[ятых] Гор, старая могучая церковь новогородской архитектуры и рядом под прекрасным белым памятником почивают останки поэта.
Закатное солнце, грозно выглядывая из-за тучи, озаряет мрамор памятника. Величественно и грустно.
На уме пушкинские фразы, пушкинские слова. Для меня Пушкин вечная надежда.
Когда я буду погибать1, я, быть может, одной рукой схвачусь за Евангелие, другой, несомненно, за творения Пушкина. Какая сила в этих кристально твердых и прозрачных стихах. Сила магическая, беспрекословная и несомненная. Пушкину я верю и Пушкина я люблю.
3 (16) июня 1913 г.
Был в Михайловском и Тригорском, у источников Пушкинской лиры.
Пушкин стал мне родным, это не Гёте и Шекспир, это дорогой Александр Сергеевич. Знаю, что все преувеличено, но Пушкина люблю, его фразы стали законом. Кругом обычная чепуха, "престарелые" в усадьбе вечно юного Пушкина. ... и рядом святое святых русской красоты и духа - Пушкин.
Поэзия и война
17 (30) августа 1914 г.
Сегодня "навстречу утренним лучам полки ряды свои сомкнули"2. Мы в тылу здорового боя. Вот уже часа 4 беспрерывная канонада, взлетают, разрываясь с красным дымом, австрийские шрапнели, "мелкая дробь" пулеметов и ружейной пальбы. Войска прет и перло видимо-невидимо, говорят о возможности перехода в наступление сегодня. Мы стоим в тылу, и бой кажется почти спектаклем. Вариация 2-ой части 9-ой симфонии и легкие облачка, сопровождающие взрыв шрапнели, только красивы. Никакого впечатления "страшного суда", как выразился один подпрапорщик. Просто отдаленная гроза. Ни страха, ни беспокойства.
Кстати, по-прежнему вижу, что Пушкин гений an und fur sich3. Для картины боя, кроме пушкинских слов, ничего не подберешь, только вот, пожалуй, восток не горит зарею новой, у пушек и винтовок мало огня, и дым не багровый, но "нависли хладные штыки", прямо uberschwanglich4. С Пушкиным можно жить и умирать.
27 августа (9 сентября). 1914 г.
Я как-то спрашивал, можно ли взвесить Пушкина и войну, чтобы их сравнить, теперь вижу, что нет. Пушкин, Рафаэль, Джорджоне, Бетховен [-] все это только "для меня", и тем не менее без войны их существо[вание] немыслимо. Война, что кровь, недаром она вся в крови, она оживляет и одухотворяет. В золотисто-пурпурном колорите Джорджоне, в великолепных научных открытиях Леонардо - кровь войны. Как будто поле жизни вновь перепахивается, глыбы валятся на глыбы, многое рушится, ломается, но открываются новые поры и ходы, и поднимается новая жизнь. Итак, sub specie aetemitatis5 война - благо, "ключ живительный", из этого ключа вырос и Петр, и Лобачевский, и Пушкин, и Леонардо, и Ломоносов.
Но с точки зрения "муравья войны", копошащегося в поле и попавшего под гигантский плуг судьбы, война - ужас и столпотворение. Кроме всего этого, война риск и спорт. Для многих она прекрасна именно этим. А искусство и наука и происходит, и гибнет от войны.
10 (23) февраля 1915 г.
Сегодня на кого ни посмотришь - в плохом настроении, и командир роты, и телеграфист. Спросишь: "Почему?" - "Да эта Пруссия окаянная". Впечатление вроде 1-го апреля 1904 г.6 Итак, значит, в душе каждого живет "Россия". Мне хорошо, я спасусь от этой жути у Пушкина и Гёте, в физике и метафизике и, наконец, в Италии.
16 (29) ноября 1915 г.
Красота, старина, наука, религия - общее у них тайна. А станет это явным, как картины пленэристов, как механика - скука безысходная, безнадежная, и жизнь хуже смерти.
Ясная красота - Пушкин и Рафаэль. Но ведь это ясность и прозрачность алмаза, а в этой прозрачности черная, как уголь, тайна. Леонардо и Гофман - обуглившиеся алмазы. Тайна видна всем и манит всех. Мужик живет, потому что у него поп - тайна, жена - тайна, земля - тайна, я [-] потому что у меня есть физика и метафизика и старина - три тайны. Воевать потому можно, что она тайна, безмерная и с неисчерпаемыми возможностями, да и умереть-то не так плохо только потому, что за ней тайна. И все живут, влекомые тайной "будущего" - а прошедшее, может быть, еще таинственнее и темнее.
Жасмин и первые книжки
7 сентября 1944 г.
Иногда мелькнет из прошлого какой-нибудь глубокий и трогательнейший образ. Вот вспомнил на днях темную-темную столовую дома в Никольском переулке. Образ Самона и Авива, написанный дедом, перед ним горящая лампадка из красного стекла. Глубокий, успокаивающий свет "свете тихий". В окно густой сад с вишнями, жасмином (от сада и темно в комнате). Диван. За дверью сундук с первыми моими книжками (толстый Пушкин).
Мойка и страшные вихри
15 февраля 1948 г.
Ездили с Олюшкой7 на пушкинскую квартиру на Мойку. Жилет со следами крови. Скромный, обшарпанный стол Пушкина, маска, портрет Натальи Александровны, отражающей лицо отца. Вероятно, жизнь была полна перед смертью всем, и прежде всего домашними и петербургскими дрязгами. И что же осталось? Снова раздирающая трагедия "я" на фоне этого красного дерева, гравюр, литографий и книг.
Питер[ские] решетки на Мойке, старые петербургские дома "империалистические", александровские. Подвал пушкинской квартиры. А над миром страшные, странные вихри.
9 мая 1948 г.
Сознание соткано из впечатлений, слов, привычек, внушенных и полученных со дня рождения, из действий собственного тела и внешней среды. Отнять это все, ничего не останется, или, вернее, то индивидуальное, что при том же материале дает Ньютона и Пушкина.
27 марта 1949 г.
Светит питерское солнце над каменными следами прошлого. Вот этот город - свое прошлое увековечил и вся судьба города почти личная драма или поэма Петра. Это Пушкин впервые почу[в]ствовал. А теперь это еще яснее.
27 апреля 1949 г.
Ленинград. Среда. 12 ч. ночи. Пулково. Царское. Воскресающий Александровский Дворец и Лицей. Меланхолическая радость. Колдовство архитектуры (сильнее пейзажа), руки, сила и ум человека. Екатерина. Пушкин, последний дар в последний раз вышедший из двери главного зала. Лицейская реставрация еще страннее. Но Пушкин[а] нет и не будет.
Суета и величие
22 мая 1949 г.
Переговоры с Сусловым8 о пушкинском, павловском юбилее, о составе президиума. Вчера разговоры с горе-пушкинистами Еголиным9, Бельчиковым10 о цитатах из Пушкина. Что ни цитата - скандал. Пропущенные строки в Памятнике, Арион, "эхо русского народа". В воскресенье мечтаю о сосредоточенности, ясной голове, творчестве. Нет этого, подготовка выступлений, газетных статей, которые потом в редакции бреют по общему образцу.
Времени мало, жизнь проходит и хочется оставить людям настоящее. В этом единственный смысл и стимул. Перескакивание сознания за пределы, над природой - противоестественное и, вероятно, конец развития сознания. Но сейчас у меня так.
За неделю два отрадных момента. По утрам перелистывал Пушкина, разыскивая цитаты для юбилея. Какая красота, глубина, гармония сознания. Был ли другой такой поэт?
5 июня 1949 г.
Москва. Воскресенье. 11 ч. утра. Целая мучительная неделя часов по 13-14 ежедневно. Заседания в Академии, в Ц.К., в Сов[ете] Министров]. К.П.Д.=0. Какая уж тут физика и творческая мысль. Сегодня - в Москве. Должен в 12 ч. выступать на Тверском бульваре у памятника Пушкина. И Пушкина можно замусолить так, что останется сальное пятно.
10 июня 1949 г.
Ленинград. ... Потом репетиция сегодняшней Пушкинианы. Ночью поездка в Царское. Белая ночь. Последняя развеска в музее. Болезнь еще не вышла. Усталость. Трудно дышать. Пот прошибает.
Сегодня, по-моему, трогательное и блистательное заседание в актовом зале Лицея, в стенах которого когда-то раздавался голос звонкий 15-летнего Пушкина. Потом блеск Александровского Дворца. Кружево колонн. Зеленые дубы. Голубое небо. Торжествующий Пушкин. Кажется, хорошее дело сделано. О, если есть что-то схожее с душой Пушкина, где угодно. Неужели оно не отзовется. Сейчас усталый и с простудой, после 6-го продиктованного "слова" сижу как полутруп.
13 июня 1949 г.
Трудно переносимый сгусток фактов, впечатлений, отрывков мыслей. Сегодня вернулись из пушкинских мест...
Святогорье. Могила. Восстановленный монастырь, такой серьезный и старый. Разросшееся зеленое Михайловское с восстановленным домом. Сотня тысяч съехавшихся крестьян на машинах, на лошадях, пешком (Троицын день). Гроза во время митинга. Убитая молнией женщина. Речи, выступления. Болезнь, усталость. А надо всем волшебство пушкинской души. Вероятно, это был хороший, умный и тонкий человек. Сейчас из него делают бога-истукана, на него это не похоже. Человек всегда останется человеком, в этом и сила его, и слабость.
- 1. Строка из стихотворения С.И. Вавилова
- 2. Здесь и далее в этой записи цитируется поэма А.С. Пушкина "Полтава".
- 3. В себе и для себя (нем.).
- 4. Безмерно (нем.).
- 5. С точки зрения вечности (лат.).
- 6. Трагические события русско-японской войны: гибель броненосца "Петропавловск" и адмирала С.О. Макарова 31 марта 1904 г.
- 7. Жена Ольга Михайловна, урожденная Багриновская (1894-1978).
- 8. Михаил Андреевич Суслов (1902-1982) - советский партийный и государственный деятель, с 1947 г. секретарь ЦК ВКП (б).
- 9. Александр Михайлович Еголин (1896-1959) - литературовед в 1948-1952 гг. директор Института мировой литературы имени А. М. Горького.
- 10. Николай Федорович Бельчиков (1890-1979) - литературовед, в 1949-1955 гг. директор Института русской литературы (Пушкинского дома).
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем