"Родина" писала о том, как народ в России в XIX веке развлекался театрализованными шарадами1 и "живыми картинами"2. Им на смену в послереволюционные годы пришли разнообразные театрализованные суды, которые чаще всего организовывались школьниками. Побываем на некоторых из них.
"Тут Ленька, то есть товарищ прокурор..."
В повести Г. Белых и Л. Пантелеева "Республика ШКИД", описывающей жизнь петроградской школы в 1920-1923 гг., читаем: "Литкружок стал устраивать... собрания... Появились литературные суды над героями классических произведений..."3
И. Шкаровская в повести "Никогда не угаснет" описывает литературный суд, проходивший у шестиклассников в 1920-е гг. над героями поэмы А.С. Пушкина "Цыганы": "К столу выходит Леня Царенко, генеральный прокурор. Он... произносит обвинительную речь:
- Я обвиняю Алеко в том, что он бросил город и свою работу. Чем он занимается? "Алеко с пеньем зверя водит"! Разве это дело для сознательного члена общества? К тому же он совершил подлость, убив Земфиру. Разве она виновата в том, что полюбила другого? Я согласен со старым цыганом и со всей цыганской массой, которая осудила его. Все.
Леня садится на место.
- А кто у нас обвиняет Земфиру? - Лидия Михайловна улыбается.
Черепок становится посредине комнаты... и одним духом выпаливает:
- Тут Ленька, то есть товарищ прокурор, сказал про Земфиру: она не виновна, что полюбила другого. Как это так - не виновна! А зачем она голову морочила Алеко? Лично я не могу уважать таких женщин. Она просто пустышка, Земфира, и поступок этот очень подлый.
Вовкина речь вызывает целую бурю:
- Правильно!
- Неправильно!
- Черепок ничего не понял!
- Он все понял!
Лидия Михайловна... любит, когда вокруг литературного произведения разгораются такие жаркие споры. Наступает черед Инки, она защитник Земфиры.
- Моя подзащитная Земфира - цыганка. - Инка начинает свою речь, как настоящий адвокат. - Домом Земфире служил шатер. С детства она выше всего ценила свободу. Разве она виновна в том, что полюбила другого?
На миг в группе становится тихо. И вдруг с места вскакивает Вера Рябчук:
- Виновна! Я ее ненавижу, эту Земфиру!..
Вера выходит к столу и пылко говорит:
- Я согласна с Черепановым. Я обвиняю Земфиру. Любить нужно только одного... до гроба.
Глубоко вздохнув, Вера идет между рядами парт к своему месту. Все молчат...
Но тут раздается звонок"4.
Еще более подробную картину литературного суда в школе представил В. Каверин в повести "Два капитана": "Кто-то... предложил поставить "Суд над Евгением Онегиным" как пьесу, в костюмах, и сразу о нем заговорила вся школа.
Для главной роли был приглашен... Гришка... Общественным обвинителем был наш воспитатель Суткин, а председателем - я...
В парике, в синем фраке, в туфлях с бантами, в чулках до колен преступник сидел на скамье подсудимых и небрежно чистил ногти сломанным карандашом. Иногда он надменно... посматривал на публику... Должно быть, так, по его мнению, вел бы себя при подобных обстоятельствах Евгений Онегин...
- Признаете ли вы себя виновным в убийстве под видом дуэли, - сказал я, - поэта Владимира Ленского?
- Никогда! - надменно отвечал Гришка. - Дуэль - не убийство.
...Общественный обвинитель... доказывал, что хотя Ленского убило помещичье и бюрократическое общество начала XIX века, но все-таки Евгений Онегин целиком и полностью отвечает за это убийство, "ибо всякая дуэль - убийство, только с заранее обдуманным намерением". Словом, общественный обвинитель считал, что Евгения Онегина нужно приговорить к десяти годам с конфискацией имущества.
- Суд удаляется на совещание...
...Большинство членов суда согласилось с общественным обвинителем. Десять лет с конфискацией имущества... Но я сказал, что это несправедливо... Сошлись на пяти годах".
Суд мог осуществляться не только над героями изучаемых в школе произведений, но и над героями "актуальных" произведений современных авторов. Так, писатель А. Шаров вспоминает о том, как в московской школе-коммуне было решено устроить суд над героем "только что вышедшей" (повесть была напечатана в журнале в 1922 г. и отдельной книгой в 1925 г.) "и очень всех взволновавшей" повести А.И. Тарасова-Родионова "Шоколад".
Герой повести влюбился в женщину красивую, но "чуждую по социальному происхождению", и "стал дарить ей цветы, шоколад, чулки. Это увлекло его в пропасть". Учительница обращается к герою-повествователю: "Знаешь что, - проговорила Ольга Спиридоновна почти заговорщически, - через месяц литературный суд над повестью "Шоколад" Тарасова-Родионова. Фунт будет прокурором, хочешь выступить защитником?" Читаем далее: "Я помню афишу о суде, название повести, выведенное огромными красными буквами, и изображенные буквами поменьше имена председателя суда, прокурора и мое - защитника. Во всех углах свидетели обвинения... репетировали, читая... отрывки из повести". Ход суда в книге не описан, сообщается лишь, что героя повести осудили5.
Суды до хрипоты
Театрализованный суд могли осуществлять не только над литературными героями, но и над авторами. По утверждению литературоведа Е.О. Путиловой, после революции "в классах устраивались церемонии "суда" над автором популярных дореволюционных детских повестей Лидией Чарской"6. Прибавим к этому утверждению полученный в 1980-е гг. автором статьи ответ от одного из известных писателей на вопрос, доводилось ли ему в детстве читать книги Чарской: не только читал, - писал он, - но даже выступал ее обвинителем в школьном суде.
Судить могли и давно умерших исторических личностей. Так, из повести И. Гуро мы узнаем, что старшеклассники (выпускники "школы второй ступени") в первой половине 1920-х гг. с той же легкостью, с какой осуществляли суд над литературным персонажем, судили и древнегреческого философа Платона:
"Мы... спешили в нашу школу - на суд.
В то время мы все кого-то судили. Например, был общественный суд над Евгением Онегиным.
- А за что его судить? - удивлялась Наташина мама. - В чем он виноват?
Мы разъясняли ей, что Евгений Онегин - типичный продукт дворянско-помещичьего режима, ретроград, его надо беспощадно разоблачать в глазах масс...
Наташин папа сказал:
- Подымать производство надо, а вы - болтуны.
После этого... мы пошли судить греческого философа Платона.
Суд продолжался очень долго. В те годы все: заседания, митинги, диспуты - продолжалось очень долго. Пока ораторы не начинали хрипеть. А у нас в школе - пока не входил сторож Кондрат...
Здорово я ему жизни дала, Платону! Этому типичному представителю афинской аристократии, белогвардейскому идеалисту! Моя обвинительная речь произвела сильное впечатление на Кондрата. Он спросил:
- И где ж подсудимый?
Я сказала, что Платон умер в 347 году до нашей эры. Кондрата это почему-то обидело, и он тут же объявил, что "зачиняет помещение"7.
Федя-большевичок долго не соглашался изображать эсера
Обратимся к повести Николая Ященко "Искры не гаснут", описывающей события на Дальнем Востоке в 1920 г. Вначале комсомольцы предлагают ученикам провести литературный суд: "Около депо... стоял... паровоз... Митя Мокин... выглянув в окно машиниста, подставил лицо свежему, морозному воздуху.
- Эй, братва! - крикнул он проходившим по путям Косте и Вере.
Ученики подбежали к паровозу. Митя... спрыгнул вниз...
- Дело такое!.. Ты, Кравченко, знаешь Евгения Онегина?
- Знакомились с ним в классе в прошлом году, - ответил Костя. - А что?
- На уездном съезде рассказывали, что в городе одна заводская ячейка судила этого Онегина и объявила ему общественное порицание... А комсомольцы-железнодорожники устроили суд над этим... ну, который гайки отвинчивал и к неводам их заместо грузил привязывал...
- Злоумышленник! Чехов про него написал! - подсказала Вера.
- Вот-вот, злоумышленник!.. Так этого оправдали начисто! Человек он темный, из деревни. Царей надо винить, а не его. Некоторые не хотели оправдывать, тогда проголосовали, спасли все-таки мужика от тюрьмы... Вы вот что, братва! Подумайте, кого бы нам покрепче осудить, поищите в книжках..."8.
И вот картина политического суда над эсерами:
"Афиши звали жителей поселка на политсуд... Зрительный зал нардома был забит до отказа. Люди стояли в проходах, мостились на подоконниках, толпились в дверях...
Суд разместился на сцене за большим столом. Председательствовал Митя Мокин... Чуть в стороне от большого стола, за маленькой тумбочкой устроился обвинитель. На эту роль уговорили телеграфиста Уварова... На длинную скамью, лицом к зрителям посадили обвиняемого. С трудом в нем можно было узнать Федю-большевичка. Он долго не соглашался изображать эсера. "Больше некому, - сказал ему Блохин, - у тебя язык хорошо привязан". Только этим и убедили парня... На голову Феде надели парик-лысину... усики нарисовали черные... В костюмерной нардома подобрали для него старый фрак и цилиндр, в руки дали трость с металлическим набалдашником... На носу кое-как держалось пенсне, вернее, заржавленная оправа без стекол.
Мокин объявил судебное заседание открытым.
- Слушается дело по обвинению эсера в предательстве интересов пролетариата... Обвиняемый, встать!
Эсер медленно поднялся, снял цилиндр, поправил на носу пенсне, кашлянул, скривил туловище в сторону суда и крикливо начал:
- Кто вы такие, чтобы меня судить? Нас, социалистов-революционеров, может судить только история... Да-с!
- Ишь ты, шкура! - не выдержал в первом ряду машинист Храпчук.
Эсер поверх пенсне посмотрел на Храпчука, махнул на него цилиндром...
- Я сам буду вас обвинять. Это вы, большевики, обманули народ. Да-с!..
Храпчук ударил шапкой об пол, подскочил к сцене, готовый с кулаками наброситься на эсера...
Председателю суда понравилось такое дополнение к инсценировке... Тем временем эсер напялил на голову цилиндр, покрутил в руке трость.
- Да-с! Большевики на весь мир прославились своей жестокостью... Недавно поселковые коммунисты и комсомольцы, так называемые чоновцы, расстреляли русских интеллигентов...
Зрители зашумели, затопали. Раздались возмущенные возгласы:
- Ну и жаба!
- Заткните ему глотку!
Председатель суда и сам не знал, где инсценировка, а где настоящая жизнь. Эсер, нарушая план, перегнулся в зал, потряс тростью.
- Кто это хочет заткнуть мне глотку? А ты знаешь, щенок, что я в царской тюрьме сидел?!.. Я в губернатора стрелял. Да-с! Что тебя интересует, молодой человек?..
- Почему эсеры в товарища Ленина стреляли?..
Зрители зашумели. Эсер вскочил на скамью, поднял трость.
- Комсомольская провокация! - кричал он. - Мне не дают говорить! Председатель суда, примите меры!.. Только мы, социалисты-революционеры, поднимаем знамя свободы... Большевики заведут вас в неволю, оставят в нищете. Да-с!..
Кто-то бросил в эсера палку, он запрыгал по сцене на одной ноге. Это не предусматривалось инсценировкой, и Митя постучал кулаком по столу.
- Братва, вы не шибко того!.."9
Итогом суда стал не приговор, а призыв голосовать за большевиков, но изображавшему эсера досталось от одного из зрителей - пожилого бойца Народной армии Дальневосточной республики, который воспринял все происходящее слишком близко к сердцу10.
Путин против Ивана Грозного
Поветрие судебных театрализаций затронуло и медицинско-просветительскую сферу. Познакомимся с содержащимся в очерке М. Кольцова 1928 г. описанием суда над "бациллой никотина":
"В клубе сегодня общественно-показательный суд над бациллой никотина. Будут выступать сначала оратор от Наркомздрава с докладом на тему: "О вреде курения в разрезе пятилетки Госплана", затем - общественный обвинитель, доктор Моисеенко с цифрами в руках и с заспиртованными препаратами прокуренного и непрокуренного легкого. После него - защитник, инженер Халтуркин, со своими тезисами о пользе курения, подымающего благодаря возбуждению организма производительность труда. Затем будет допрошена сама "бацилла", роль которой поручена хорошенькой конторщице из правления, с директивой подкраситься и навести шик.
Дальше - свидетели, курящие и некурящие. Первые будут сообщать, что вследствие многолетнего курения их организм разъеден никотином до основания, что материальное положение их плачевно, культурный уровень низок... Другие, некурящие, будут рассказывать о том, что в первые же две недели после прекращения курения... аппетит улучшился... а заработок повысился...
После этого - опять прения сторон, заключительные реплики, затем обвиняемая исполнит последнее слово в виде куплетов с музыкой и танцами - "я папироска и тем горжусь!" Потом перерыв, опять совещание, вынесение приговора"11.
Постановочные, театрализованные, условные суды практиковались и позже. Так, примерно в 1965 г. участником литературного суда над героями "Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова" М.Ю. Лермонтова был шестиклассник Владимир Путин. Его учительница Вера Гуревич вспоминала: "Шестой класс Путин окончил с хорошими и отличными оценками... Ярко выступал на уроках русского языка и литературы, на которых разыгрывали сценки. Одна из них была посвящена суду над Иваном Грозным и купцом Калашниковым. Будущий президент в ней был адвокатом купца"12.
- 1. Борисов С.Б. Слава Ростропович изображал заику: "Га-га-гарантии..." Как в былые времена стар и млад развлекались игрой в шарады // Родина. 2018. N 11. С. 131-133.
- 2. Борисов С.Б. "Живые картины" минувших веков // Родина. 2019. N 1. С. 131-133.
- 3. Белых Г.Г, Пантелеев А.И. Республика ШКИД. Повесть. Л., 1973. С. 317.
- 4. Шкаровская И. Никогда не угаснет. Повесть. М., 1963. С. 28-30.
- 5. Шаров, А. Окоем. Повести, воспоминания. М., 1990. С. 106-107, 121.
- 6. Путилова Е.О. Александра Анненская, Мария Пожарова, Леонид Пантелеев, Лидия Чарская // Детские чтения. 2018. Т. 13. N 1. С. 43.
- 7. Гуро И. Невидимый всадник. Роман. М., 1972. С. 17-18.
- 8. Ященко Н. Искры не гаснут. Повесть. Чита, 1962. С. 148-149.
- 9. Там же. С. 154.
- 10. Там же. С. 160-161.
- 11. Кольцов М. Избранные произведения в трех томах. Том первый. Фельетоны и очерки. М., 1957. С. 255-256.
- 12. Светлакова А. Как Путин в школу ходил // Комсомольская правда [Газета нашего города. Челябинск]. 2021, 03.09. N 92 (27315). С. 13.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем