Морской узел полпреда Иоффе

Подчинились ультиматуму

Историки лишь вскользь упоминают несколько боевых кораблей, подчинившихся германскому ультиматуму и 17 июня покинувших новороссийский рейд, чтобы вернуться в Севастополь, занятый немцами в конце апреля. В состав этой части эскадры, которую возглавил принявший на себя командование Черноморским флотом капитан 1-го ранга Александр Тихменев, входили новейший дредноут, построенный накануне Первой мировой войны и после февраля 1917-го переименованный в "Волю", шесть эсминцев и корабли обеспечения. В основе такого решения лежали идейные соображения. Эти флотские офицеры ни при каких условиях не собирались воевать за красных, и даже перспектива сдачи "германцу" представлялась им меньшим злом.

На пристани Севастополя вернувшиеся корабли не встречали салютом и цветами. Командующего военно-морскими силами Германии на Черном море вице-адмирала Альберта Хопмана, ставка которого находилась в городе, волновало не столько приращение собственных сил, сколько угрозы, исходившие от непредсказуемых русских. Совсем недавно под Таганрогом была предпринята попытка масштабного контрнаступления с моря, вошедшая в историю как "Красный десант"². Несмотря на его жестокий разгром, стало ясно, что русские не смирятся с ролью "живых мертвых", как в древние времена называли военнопленных.

Правовой статус вернувшихся в Севастополь кораблей был крайне неопределенным. Для руководства Советской России руководители севастопольских "возвращенцев" являлись отъявленными белогвардейцами, а команды кораблей считались попавшими под их влияние. Тем не менее их не спешили списывать со счетов и отдавать в руки вчерашнего врага. Нарком по иностранным делам Георгий Чичерин 10 июля 1918 г. обсуждал в переписке с полпредом в Берлине Адольфом Иоффе, не следует ли платить экипажам жалованье, а для связи с ними направить в Севастополь специального уполномоченного³.

Хопман не стал делать резких шагов, удовлетворившись на первых порах разоружением и текущим ремонтом кораблей без объявления их военной добычей. Он приказал поднять на вернувшихся судах германские флаги, корабли были отведены в ремонтные доки, а их команды стали получать натуральное довольствие.

А вот известный генерал Эрих Людендорф, бывший фактическим главой Генштаба, настаивал на том, что вернувшиеся в Севастополь суда являются военными трофеями, которые следует как можно скорее использовать для возобновления наступления и расширения зоны германской оккупации на весь Северный Кавказ. Летом 1918 г. немецким флотоводцам из Адмиралштаба удавалось сдерживать амбициозные планы Людендорфа⁴. Аргументы для этого были: Хопман сообщал начальству о большевистской пропаганде и падении дисциплины во вверенном ему гарнизоне, о братаниях между русскими и немецкими матросами, о плохом качестве новобранцев, прибывавших из Германии⁵.

Игра по тайным нотам

В Добавочном договоре к Брестскому миру от 27 августа 1918 г. были и секретные положения, оформленные как "тайные ноты"⁶. В одной из них говорилось о том, что "Германия сохраняет за собой право использования для мирных целей, особенно для траления мин, а также для службы в портах и для полицейских функций военные суда Черноморского флота, включая вернувшиеся из Новороссийска в Севастополь; в случае военной необходимости может последовать их использование и для иных военных целей"⁷.

Наличие секретных приложений к Добавочному договору, подразумевавших военно-политическое сотрудничество Советской России и Германии, делало их потенциальными союзниками на пространстве бывшей Российской империи. Реального союза, как известно, не получилось - слишком разными были идеологические устои и стратегические цели каждой из сторон. Однако вектор был задан, и уже 31 августа 1918 г. германский МИД поставил вопрос об отправке в Севастополь официального представителя советской власти.

Иоффе, пребывавший после Добавочного договора в состоянии эйфории, называл конкретные кандидатуры ("Разве нельзя послать Сталина? Подумайте об этом"⁸) и расширял географию ("уполномоченный в Севастополь должен быть не только для этих мест, но и для всего Кавказа. Может быть, ему придется находиться в Тифлисе"⁹).

Именно полпред в Берлине был "лоббистом" временного военно-политического союза с Германией, который не соответствовал реальному соотношению сил на исходе Первой мировой войны. Планы Иоффе простирались вплоть до продвижения немецкими руками советской власти. Уполномоченный в Севастополь становился важной фигурой: "В случае переворота в нашу пользу в местах, ныне занятых нашими врагами, он мог бы ездить немедленно туда", чтобы обеспечивать интересы большевиков¹⁰.

Ленин и нарком Чичерин к союзу с немцами отнеслись прохладно. Камнем преткновения стали севастопольские корабли. Именно их Германия "попросила" выдать для боевого использования в ответ на гипотетическую помощь большевикам на Юге России. 18 сентября Иоффе телеграфировал в Москву о том, что "немцы опасаются англичан, поэтому хотят привести суда в боевую готовность, для этого, прежде всего, им надо избавиться от наших моряков, ибо они не уверены, что последние не потопят судов, если узнают, что немцы хотят посадить туда своих моряков. Для этого им нужна наша помощь"¹¹.

В Берлине понимали, что русский матрос "может повторить" удавшуюся в июне операцию по затоплению большей части Черноморского флота в Новороссийске, точно описываемую формулой "так не доставайся ты никому". Чтобы не допустить этого, Иоффе и предложил снабдить уполномоченного в Севастополь особым и крайне неприятным мандатом. Он настаивал на выборе одного из известных большевиков, авторитет которого был бы достаточен, чтобы отправить русских матросов с кораблей на берег.

Бумажка вместо уполномоченного

На заседаниях в ЦК РКП(б) 16 и 17 сентября 1918 г. обсуждались две кандидатуры уполномоченного в Севастополь - В.А. Антонова-Овсеенко и М.С. Кедрова¹². Но уже 18 сентября Чичерин сухо сообщил Иоффе, что вопрос с отправкой уполномоченного для передачи кораблей немцам закрыт. Полпред же сопротивлялся решению Москвы и по нескольку раз в день продолжал запрашивать имя уполномоченного в Севастополь¹³. В Москве проявили твердость. Решение отказать Иоффе было принято Бюро ЦК РКП(б) и дальнейшему обсуждению не подлежало, Ленин прямо высказался против отправки уполномоченного в Севастополь¹⁴.

Причина нежелания помогать немцам с кораблями в Севастополе была очевидна - неотвратимо приближающееся поражение Германии в Первой мировой войне. Уже через несколько недель после подписания теряли свое значение тайные статьи Добавочного договора к Брестскому миру. По проблеме севастопольских кораблей РСФСР не шла на прямое нарушение договора, а предоставляла немцам самим взять то, на что они под угрозой военной силы выторговали себе право. Участие же советского представителя в передаче судов могло быть истолковано как согласие на их боевое использование, чего в Москве всячески старались избежать.

Акт передачи кораблей был назначен немцами на 28 сентября, после августовского наступления Антанты на Западном фронте даже такое пополнение флота было им отчаянно необходимо.

Иоффе ежедневно выдвигал новые варианты решения назревавшего конфликта. Появился с подачи немцев и такой выход:

"...дать их офицеру официальную бумагу за своей подписью приблизительно такого содержания: полномочный представитель удостоверяет, что на основании соглашения между Россией и Германией все суда российского флота являются собственностью Российской Республики..., но могут быть использованы германским правительством до всеобщего мира, причем все убытки и риски возлагаются на Германию, поэтому такой-то имеет право принять означенные суда. Ответьте немедленно, уполномочиваете ли меня выдать такой документ". При этом Иоффе привел еще один аргумент, казавшийся ему неотразимым:

"Если немцы так усиленно об этом просят нас..., то, очевидно, они лучше осведомлены о настроении тамошних команд"¹⁵.

24 сентября осада Иоффе чиновниками германского МИДа дошла до прямых угроз. Полпред всячески уклонялся от ответа, заявив, что аппарат Юза (буквопечатающий телеграфный аппарат. - Авт.) в полпредстве вышел из строя, но и это не помогло - немцы выразили готовность предоставить свой. Следующая уловка - указание на то, что "на Украине начинаются интриги с Крымом", и надо решить прежде всего этот вопрос, также не сработала. Оставался последний довод, который и был принят во внимание Москвой: содержание тайной ноты, отдающей корабли под управление Германии, никому неизвестно, а значит, "команды... добровольно судов могут не отдать"¹⁶.

Мольба о помощи Иоффе была услышана в Москве. Чичерин написал полпреду: "Мы можем согласиться на то, чтобы Вы дали бумажку, но эта бумажка должна являться только констатацией факта их права на приемку судов без какого-либо обращения к командам"¹⁷. 25 сентября полпред вручил мандат за собственной подписью сотрудникам германского МИДа, и его с особым курьером отправили в Севастополь.

Бесполезный подарок

В Севастополе уже активно готовились к передаче кораблей немецким флотским командам. Только для размещения на "Воле" из Германии было отправлено 350 моряков. Почти неделю ждали официального представителя Советской России, который принял бы на себя ответственность за передачу кораблей немцам. 27 сентября из Берлина пришла телеграмма, что все ограничится присылкой мандата, подписанного Иоффе¹⁸. Сразу же началась подготовка детального и торжественного сценария смены команд. 30 сентября в 9 часов утра Тихменев приветствовал на борту "Воли" германскую делегацию, которая объявила офицерам о переходе кораблей в оперативное подчинение Адмиралштабу.

Позже все российские моряки были выстроены на Царской пристани, где к ним на русском языке обратился вице-адмирал Хопман, зачитавший и "бумажку" от Иоффе. Женатым офицерам и нижним чинам было разрешено остаться в Севастополе, холостым обещали доставку до мест постоянного проживания. 1 октября Хопман лично посетил три корабля, на которых немцы разместили свои экипажи, и убедился, что процесс смены команд совершился без особых эксцессов, а заодно пообещал русским морякам двухмесячное жалованье. В своем дневнике он отметил, что люди были крайне растеряны, многие успели переодеться в гражданское¹⁹. На борт своих кораблей они уже больше не поднялись.

Старания немцев оказались напрасными. Боевым кораблям - "Воле", "Евстафию" и "Иоанну Златоусту" с немецкими экипажами - так и не удалось покинуть бухту Севастополя. Германская империя стремительно катилась к своему поражению, в начале ноября английский флот миновал Дарданеллы и вошел в Черное море. Вернувшиеся из Новороссийска корабли русского флота спустили германские флаги и были переданы антантовским офицерам из комиссии по перемирию. Позже они еще успели повоевать у белых и вместе с частями Врангеля покинули Крым, войдя в состав ушедшей в Турцию Русской эскадры. Флагманский дредноут "Воля", спущенный со стапелей как "Император Александр Третий", закончил свой боевой путь под именем "Генерал Алексеев" в Бизерте.

Итак, "бумажка" за подписью Иоффе большого практического значения не имела. Важнее были споры, ее породившие: если бы Ленин вопреки мнению полпреда не затянул решение вопроса о севастопольских кораблях, судьба их могла сложиться иначе, немцы бы еще успели на них повоевать.

Бдительный товарищ Панаиоти

Прошло семь лет, и в ноябре 1925 г. некто Н.И. Панаиоти из Севастополя поздравил "всесоюзного старосту" М.И. Калинина с пятой годовщиной освобождения Крыма от белых. К письму был приложен необычный подарок: рукописная копия того самого мандата Иоффе от 25 сентября 1918 г.

Панаиоти писал, что он работал в английской военной миссии, которая в момент эвакуации врангелевцев из Крыма спешно сжигала свой секретный архив. Воспользовавшись неразберихой, "мирный грек" утащил у миссии несколько важных документов. Среди них и оказалась та самая "бумажка", якобы купленная англичанами за большие деньги у одного белого генерала. Панаиоти счел, что она может стать для него индульгенцией за прошлые грехи: "Основываясь на подслушанном разговоре, я вывел такое заключение, что нахождение этих документов в Англии нежелательно Совправительству. Я решил их выкрасть, что и было лично мною выполнено 3 октября 1920 г."²⁰. Подозрение пало на другого служащего миссии, и тот был немедленно предан военно-полевому суду.

Объяснения Панаиоти имели рациональное зерно - окажись мандат Иоффе в руках англичан до окончания мировой войны, он стал бы еще одним козырем для интервенции Антанты в Россию. Автор письма удержал у себя оригинал, заявив о готовности привезти его в Москву лично. Мы не знаем, был ли мандат Иоффе изъят ОГПУ или выкуплен за деньги, но он попал в Центральный архив Октябрьской революции (ныне ГА РФ), где и хранится поныне²¹. Читатели "Родины" ознакомятся с изображением документа впервые, в литературе мандат был упомянут лишь однажды - в 2023 г. в публикации донесений советского полпреда в Германии²².

Мандаты, как и рукописи, не горят, они лишь на время скрываются в архивах. Засекречивание "бумажки" было неизбежным: она не работала на позитивный образ большевиков и возбуждала "ненужные" вопросы об их отношениях с немцами в 1918 г. Личный друг и соратник Троцкого Иоффе, будучи прикован к постели неизлечимой болезнью, покончит с собой 17 ноября 1927 г. Пройдет еще несколько лет, и подобные "бумажки" в умелых руках следователей НКВД станут превращаться в обвинения в государственной измене.

• _{1. Возвращение военных кораблей в места их постоянной дислокации было оговорено в ст. 5 Брестского мира: "Свои военные суда Россия либо переведет в русские порты и оставит там до заключения всеобщего мира, либо немедленно разоружит".}
• _{2. См.: Миргородский А.В. Красный десант 1918 года. СПб., 2022.}
• _{3. Телеграмма Чичерина от 10 июля 1918 г. // Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ) РФ. Ф. 82. Оп. 1. П. 5. Д. 28. Л. 58.}
• _{4. Baumgart W. Neue Quellen zur Beurteilung Ludendorffs: der Konflikt mit dem Admiralstabschef ber die deutsche Schwarzmeerpolitik im Sommer 1918 // Militrgeschichtliche Mitteilungen. 1969. N 2. S. 161-177.}
• _{5. Tagebuch und Aufzeichnungen Albert Hopmans // Von Brest-Litovsk zur deutschen Novemberrevolution: aus den Tagebchern, Briefen und Aufzeichnungen von Alfons Paquet, Wilhelm Groener und Albert Hopman, Mrz bis November 1918. Gttingen. 1971. S. 554, 556, 568, 593.}
• _{6. Ватлин А.Ю., Ланник Л.В. Тайные ноты к Добавочному договору 27 августа 1918 г.: неизвестный сюжет из истории советско-германских отношений на исходе Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2021. N 5. С. 208-230.}
• _{7. Там же. С. 223.}
• _{8. Политический доклад Иоффе от 18-19 сентября 1918 г. // Берлинская миссия полпреда Иоффе 1918 г. Сб. документов. М., 2023. С. 437.}
• _{9. Шифровка Иоффе от 13 сентября 1918 г. // АВП РФ. Ф. 165. Оп. 1. П. 3. Д. 23. Л. 28.}
• _{10. Берлинская миссия. С. 418.}
• _{11. Там же. С. 433. Прим. 1.}
• _{12. АВП РФ. Ф. 82. Оп. 1. П. 7. Д. 33. Л. 112, 117.}
• _{13. Там же. П. 11. Д. 47. Л. 57, 65.}
• _{14. Там же. П. 7. Д. 34. Л. 23.}
• _{15. Телеграмма Иоффе N 80 от 23 сентября 1918 г. // Берлинская миссия. С. 455.}
• _{16. Телеграмма Иоффе N 83 от 24 сентября 1918 г. // Там же. С. 457.}
• _{17. Телеграмма Чичерина N 485 от 24 сентября 1918 г. // АВП РФ. Ф. 82. Оп. 1. П. 7. Д. 34. Л. 40.}
• _{18. Tagebuch und Aufzeichnungen. S. 604-605, 608. В тот же день содержание документа шифром телеграфировали в Севастополь, в Берлине его текст размножили в 100 экз. для возможной раздачи русским экипажам.}
• _{19. Tagebuch und Aufzeichnungen. S. 609-611.}
• _{20. ГА РФ. Ф. Р-9430. Оп. 1. Д. 1. Л. 2-3.}
• _{21. Там же. Л. 5. Судя по тому, что подпись исполнена красным цветом, речь идет о гектографированном экземпляре оригинала.}
• _{22. Берлинская миссия. С. 458. Прим. 5.}