Люди петровского времени, сменившие старинные кафтаны на камзолы иноземного покроя, и не думали, что старина вернется. Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербстская, став российской императрицей, сочла нужным выразить идеи государственного величия, преемственности власти не иначе как через возрождение в придворном ритуале старинного русского костюма.
"Последняя случайность на российском престоле", как называл Екатерину Великую В. О. Ключевский1, приняла совсем не случайное, а закономерное решение, вытекающее из национальных особенностей развития русской культуры восемнадцатого столетия.
Нововведения Екатерины II в области костюма не были историческим парадоксом или противоречием на русской почве. Даже первоначальное намерение Екатерины облачить руками Фальконе Петра на знаменитом памятнике в древнерусское платье явилось естественным продолжением преобразований, начатых в 1699 году.
Речь шла не о вытеснении уже укоренившегося европейского костюма, а только о введении в повседневный бытовой ритуал таких элементов старорусского платья, которые, не выходя из общеевропейского культурного контекста, в то же время не растворялись в потоке модных новинок из европейских столиц. Замечу, что модные вести из Парижа достигали Петербурга гораздо быстрее, чем затем из Петербурга - Твери или Калуги.
Диктат Парижа в области моды начался в правление Елизаветы Петровны. Ее французские предпочтения во всех областях бытовой культуры часто рассматриваются как реакция на немецкое засилье и вкусы времен Анны Иоанновны, что вполне справедливо. Елизавета же ввела при русском дворе праздники с переодеваниями женщин в мужской костюм и наоборот.
Для России само переодевание в мужское платье было явлением необычным. Соседствуя с тюркскими народами, русские воспринимали элементы мужской одежды в женском костюме как признак иноверчества. Военный мундир, которым сначала воспользовалась во время дворцового переворота Елизавета Петровна, а затем и Екатерина, обладал особым статусом и означал прежде всего право на военные распоряжения.
При этом Елизавета не приветствовала ношение женщинами мужского костюма за пределами бальной залы: "Зная, что Императрица не любит, чтобы я ездила по-мужски, я приказала приготовить себе английское дамское седло, и надела верховое на английский манер платье из очень богатой лазоревого с серебром цвета материи; стеклянные пуговицы мои сверкали как настоящие бриллиантовые, а на черной шапочке навязана была кругом бриллиантовая нитка"2.
"Английский манер" для верхового платья, иначе амазонки, означал почти мужской костюм, но с юбкой, имевшей четыре симметричных высоких разреза, которые позволяли легко двигаться во время скачки.
Но вскоре наступили времена рококо, и все изменилось. Мужчины отказались от алонжевых париков, а женщины стали запудривать волосы. Объемы мужской и женской одежды не только уменьшились, но стали подвижнее. Предпочтение отдавалось нежным пастельным тонам, тончайшим переливам шелковых вышивок, повторяющихся на мужских и женских нарядах. Представители обоего пола пользовались табакерками, веерами, мушками, тростями, муфтами, а значит, в некоторой степени сблизилась их бытовая пластика.
Причудливый путь развития моды в середине восемнадцатого столетия настолько сблизил облик мужчины и женщины, что первые стали носить накладки на икры, чтобы придать ноге нужную округлость. Нежная пена драгоценных кружев подчеркивала белизну рук кавалера или дамы, которые всегда держали кисти приподнятыми не только потому, что одежда мешала их опустить, но и потому, что так можно было скрыть проступающие жилки или легкое порозовение кожи. Белизной кожи и волос стали подражать фарфору, а пластика подчинилась изысканным позам фарфоровых статуэток.
Ситуация изменилась во времена правления Екатерины II Она принуждала подданных в официальных ситуациях одеваться так, как считала необходимым. Отсюда мундирное платье для женщин в соответствии с должностями их мужей. Отсюда поощрение традиционного русского костюма для официальных придворных церемоний. (Сразу оговоримся, что речь не может идти об абсолютном повторении старых форм.)
Личный вкус Екатерины отличался от установлений европейской моды. Она, пожалуй, даже нарочито избегала безумств французского двора времен Марии Антуанетты, а точнее сказать, царствования Розы Бертен - королевы иглы и наперстка. Вы найдете изображений Екатерины с прическами гигантских размеров, украшенными чучелами фазанов цветочными корзинами, макетами парусников сценами из итальянской оперы.
Иное дело подданные. Неизвестная дама с портрета Гр. Кучина 1778 года из собрания Русского музея причесана в точном соответствии с рекомендациями журнала мод Тугие вертикальные локоны надо лбом показались щеголихе недостаточно высоки - и среди них размещены пышные перья. Высоту прически могла ограничить лишь карета. Для того чтобы дама могла разместиться внутри нее, не повредив сложнейшей прически, в крыше кареты проделывалось отверстие, из которого возвышались пышные локоны, перья и изящные кораблики. Вскоре королевский парикмахер Леонар придумал устройство, позволявшее сжимать и разжимать сложную конструкцию в зависимости от ситуации.
Выезд придворной дамы сам по себе был целым спектаклем, особенно в России, где количество лошадей в упряжи точно соответствовало социальному статусу. "Александр Данилович (Яньков. - Р. К.) жил очень хорошо и открыто, когда он женился, у него бала золотая карета, обитая внутри красным рытым бархатом, и вороной цуг лошадей в шорах с перешлем, а назади, на запятках, букет. Так называли трех людей, которые становились сзади: лакей выездной в ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейнох цветов, опоясанный турецкой шалью и с белою чалмою на голове. Кроме того
перед каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и высоких шапках; тульи наподобие сахарной головы, узенькие поля и подлинный козырек, Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали, на запятках был только лакей да арап, и ездили не в шесть лошадей, а только в четыре, но тоже в шорах, и это означало запросто"3.
В современных исследованиях наряд "Дамы в сером платье с бантом на груди" на портрете Полякова, датированном 1787 годом, назван перегруженным, а сама изображенная из-за особенностей костюма - провинциалкой. Однако ее туалет вовсе не перегружен, а, напротив, оформлен в соответствии с модой своего времени. Правда, помимо перьев прическа украшена букетом полевых цветов, флакон с водой для которых спрятан в волосах. В 1780-х годах фарфоровые букеты заменяют живыми растениями, что свидетельствует о романтических устремлениях тогдашних щеголих. Вот почему поверх банта на корсаже прикреплена цветущая ветка розы с листьями и распустившимися цветами. Привычка носить в любое время дня сверкающие драгоценности, ставшая признаком дурного тона в девятнадцатом веке, провоцировалась социальной знаковостью ювелирных украшений. Вульгарность, которой свойственно выставление напоказ богатства, начали ощущать лишь в эпоху романтизма.
Попытки ограничить непомерную роскошь в нарядах предпринимались неоднократно, и в екатерининское время таковой оказалось введение мундирных костюмов для женщин. "Я помню по рассказам, что покойная матушка езжала на куртаги, которые были учреждены в Москве: барыни собирались с работами, а барышни танцевали; мужчины и старухи играли в карты, и по желанию императрицы для того, чтобы не было роскоши в туалетах, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям, и какой губернии был муж, такого цвета и платье у жены. У матушки было плате: юбка была атласная, а сверху вроде казаки- на или сюртучка довольно длинного, из стамеди стального цвета с красною шелковой оторочкой и на красной подкладке.
Императрица приехала в Москву, в котором это было году - не помню, но думаю, что до 1780 года зимой, и пожаловала сама на куртаг; тогда и матушка ездила. Намерение-то было хорошее, хотели удешевить у барышень туалеты, да только на деле вышло иначе: все стали шить себе мундирные платья, и материи очень дешевые, преплохой доброты, ужасно вздорожали, и дешевое вышло очень дорогим. Так зимы две поносили эти мундирные эти платья и перестали. Так как батюшка был владельцем в Калужской губерния, где был предводателем, и в Тульской губернии, то у матушки бело два мундира - один стального цвета, а другой, помнится, лазоревай с красным"5.
К 1780 году относится и другое екатерининское нововведение, По случаю приезда австрийского эрцгерцога, позднее императора Священной Римской империи Иосифа II Екатерина облачилась в "русское" платье. Императрица достаточно откровенно высказывалась в своих "Записках", что приехала в Россию искать трона, а не счастливой семейной жизни или достатка. Сохранилось множество анекдотов, связанных с Екатериной, в которых, не без чувства юмора, рассказывается о самоидентификации императрицы. Вот один из них, рассказанный Елизаветой Львовой:
"Однажды государыня Екатерина, будучи в Царском Селе, почувствовала себя нехорошо, приехал Рожерсон, её любимый доктор, и нашел необходимым ей пустить кровь, что сделано было тотчас.
В это самое время докладывают государыне, что приехал из Петербурга граф Александр Андреевич Безбородко узнать о ее здоровье.
Императрица приказала его принять. Лишь только граф Безбородко вошел, императрица Екатерина смеясь ему сказала:
- Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила"6
Перемены, вводимые Екатериной, были постепенны и и не распространялись на частную жизнь подданных. "Екатерина ввела при дворе изящную простоту русского платья; прежние цветные платья были заменены на выходах белыми, парча вышла совсем из моды; сама императрица являлась на торжества одетая в длинное белое платье, в маленькой короне, иногда в порфире, прически была в длинных локонах на плечах; позднее государыня придумала себе костюм, похожий на старинный русский, с фатою и открытыми проймами на рукавах. Шуба на ней была с тальей, на груди ожерелье из жемчуга в несколько рядов. Еще позднее, костюм государыни имел характер мужского: свободный кафтан без талии (молдаван) и меховая венгерская шапка с кистью. Под старость государыня ходила в простом чепце, шапочке и капоте и одинаково умела сохранить величавость в осанке и поступи до конца жизни"7.
Отдельные элементы русского костюма Екатерина использовала почти сразу же с момента своего воцарения. К концу 1770 года особый русский наряд уже сложился и был не только одобрен императрицей, но и усвоен придворными дамами. Побывавший при русском дворе в 1778 году англичанин Кокс так описывал большой выход императрицы: "Государыня была одета в русском наряде: светло-зеленом шелковом платье с коротким шлейфом и в корсаже и золотой парчи, с длинными рукавами. Она казалась сильно нарумяненной, волосы её были низко причесаны и слегка посыпаны пудрой; головной убор весь унизан бриллиантами. ...На мужчинах французские костюмы; платья дам с небольшими фижмами, длинными висячими рукавами с короткими шлейфами; петербургские дамы носили очень высокие прически и сильно румянились. Из других предметов роскоши ничто так не поражало, как обилие драгоценных камней, блестевших на различных частях их костюма"8.
Основным признаком русского платья, как мы видим, является короткий шлейф и висячие рукава.
Первые опыты Екатерины в сфере внешнего преображения придворного быта, предпринятые лично, лишь позднее оформленные в законодательные акты (указ 1782 г. "О назначении, в какие праздники какое платье носить обоего пола, имеющим приезд ко двору"), вполне укладываются в культурную модель непрерывающегося развития русской культуры. По словам Валишевского, "один пункт на котором Екатерина оставалась неизменна - это желание придать своему царствованию национальный чисто русский характер, и которому она пытается дать перевес вообще в политике, интеллектуальном и нравственном развитии славянского народа, судьбой которого она, немецкая принцесса, призвана была управлять. Не только ее административные и законодательные действия, но и ее малейшие поступки, даже жесты - носят отпечаток этого постоянного стремления"9.
Вместе с тем "русское" официальное платье восемнадцатого века не более чем "офранцуженный сарафан" (пользуясь формулировкой века девятнадцатого). Откидные рукава с "окошками" (прорезями для рук) до такой степени не были свойственны европейской моде, что сочетание их с фижмами самой модной конструкции превращало наряд из парижского в "царицын" или московский. Наряд этот был сочинен так же, как и, по словам С. Глинки, "Екатерина сочинила царствование свое"10. И там же: "Внезапно и неожиданно является Екатерина в полном наряде царицы Натальи Кирилловны", являющемся своего рода "реконструкцией утопий прошлого"11.
Модные новинки в 1780-е годы при помощи журналов мод попадали в самые отдаленные дворянские поместья. Свой собственный российский "Магазин Аглицких, Французских и Немецких новых мод, описанных ясно и подробно и представленных гравированными на меди и иллюминированными рисунками; с присовокуплением описания образа жизни, публичных увеселений и время провождения в знатнейших городах Европы; приятных анекдотов и пр." появился, однако, лишь в 1791 году. Любопытно, что следом стали выходить многочисленные сатирические издания, направленные против роскоши и моды, например "Переписка моды" Н. Страхова. Это была своеобразная реакция на события во Франции после 1789 года, когда российская монархия предпочитала не замечать идеологических реалий, выражая отношение к происходящему языком моды.
В заключение хотелось бы привести высказывание, сделанное еще в 1910-х годах: "Читая эти регламенты, инструкции и указы, вы не можете отделаться от впечатления глубоких изменений в строе русской жизни, осуществляемых благожелательными заботами попечительной власти. Как будто вся русская жизнь сдвигается на ваших глазах с своих оснований и из-за обломков разрушенной старины вырастает новая европеизированная Россия. Под впечатлением этой внушительной картины вы обращаетесь затем к изучению этой европеизированной России, но по таким документам, в которых записывались не преобразовательные мечты, а обыденные факты текущей жизни. И скоро от вашего миража не остается и следа. С полувыцветших страниц этих документов, из-за внешней оболочки нового канцелярского жаргона на вас глядит старая Московская Русь, благополучно переступившая за порог XVIII столетия и удобно разместившаяся в новых рамках петербургской империи"12.
- 1. Ключевский В. О. Исторические портреты. М., 1991. С. 255.
- 2. Записки Екатерины II. М., 1980. C. 102.
- 3. Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. Л., 1989. С. 42.
- 4. Руднева Л. Русский портрет XVIIIXIX вв. из собрания Останкинского дворца-музея. 1986.
- 5. Рассказы бабушки. С. 164.
- 6. Львова Е. Н. в сб.: Русские мемуары. М., 1988. С. 404.
- 7. Пыляев М. И. Старый Петербург. М., 1990. С. 190.
- 8. Там же. С. 193.
- 9. Валишевский К. Роман одной императрицы. М., 1989. С. 102-103 . 10. Глинка С. Н. в сб.: Русские мемуары. М., 1988. С. 322.
- 11. Там же. С. 380.
- 12. Кизеветтер А. А. Новизна и старина в России XVIII столетия. Исторические очерки. М., 1912. C. 268-269 .
Статья Раисы Кирсановой "Офранцуженный сарафан" опубликована впервые в журнале "Родина" №7 за 1997 год. На сайте публикуется впервые
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем