3 ноября 1963 года весь мир узнал ещё об одном важном событии в развитии советской космической эпопеи. В этот день была сыграна первая свадьба космонавтов: в брак вступили Валентина Терешкова - первая женщина, побывавшая на орбите, и лётчик-космонавт Андриан Николаев.
Регистрация союза прошла в московском Дворце бракосочетания на улице Грибоедова, в бывшем особняке, построенном в 1909 году архитектором С. В. Вознесенским. Невеста была в пышном белом платье и фате, с букетом белоснежных хризантем, жених - в чёрном костюме. В ходе регистрации, сопровождавшейся подписанием брачных свидетельств, обменом кольцами, ритуальными поцелуями, молодых поздравили председатель Моссовета, представители ЦК ВЛКСМ и Министерства обороны, родственники, друзья.
Затем свадебный кортеж, состоявший из самых роскошных автомобилей того времени - двух "Чаек" и нескольких чёрных "Волг", отправился на праздничный ужин во Дворец приёмов правительства.
"Космическая свадьба", как на то и рассчитывал Никита Хрущёв, вызвала огромный резонанс в мире. Однако на Западе не знали, что СССР рекламировал не только свои достижения в космосе, но и новую советскую обрядность, задуманную как антипод религиозной традиции венчания.
От Красной свадьбы к Свадьбе с приданым
Форма свадебного ритуала, несмотря на её внешнюю интимность, во многом определяется властными установками. Накануне революции 1917 года в России существовал только церковный брак. В его атрибутику входило венчание в храме, подразумевавшее наличие обручальных колец, белого платья невесты, фаты и пышного застолья. В Советском государстве символику свадеб определяли кодексы о браке и семье. Первый советский документ этого типа появился в 1918 году. Способствуя уничтожению остатков феодальных черт российской семьи, он обеспечил определённую степень свободы частной жизни. Кодекс 1918-го реализовал сформировавшуюся в начале ХХ века общественную потребность во введении гражданского брака. В России стали действовать отделы записей актов гражданского состояния (загсы), функционирование которых в первую очередь влияло на брачную обрядность. Они создавались при органах местного самоуправления, но подчинялись также и НКВД.
Правила светской церемонии были максимально упрощены. В кодексе, правда, говорилось о публичности заключения брака в определённом помещении, наличии предварительного заявления от будущих супругов и удостоверений их личностей. Но никаких иных указаний, регламентирующих обрядность свадебной церемонии, не существовало. Ни кольца, ни венчальное платье, ни фата, ни последующее застолье не являлись логичным продолжением официальной церемонии бракосочетания, отличавшейся революционной простотой и аскетичностью.
Вопрос о феномене свадьбы в условиях государства диктатуры пролетариата стал актуальным после перехода к нэпу. Однако чёткого властного суждения о форме брачного ритуала не существовало. Часть представителей большевистской верхушки, несмотря на наличие кодекса 1918 года, несли в массы идеи скептического отношения к семье вообще (Александра Коллонтай) и регистрации брака в частности (Лев Троцкий). Комсомол вёл борьбу с церковными обрядами и свадьбами как их продолжением. Первая половина 1920-х годов стала временем попыток создания коммунистических ритуалов - красных крестин, октябрин и красных свадеб.
В правовом же контексте более важным для определения государственной позиции в отношении брачной обрядности стали изменения статуса загсов. В середине 1920-х они полностью перешли под юрисдикцию местных советов, выйдя из-под подчинения НКВД. Однако принятие в 1926 году нового брачно-семейного кодекса, приравнявшего фактические браки к зарегистрированным, вообще свело на нет значимость свадебного обряда. Государство полностью устранилось от его регулирования. Частным делом стал как вопрос о юридическом оформлении брака, так и форма брачного ритуала. На рубеже 1920-1930-х годов из повседневной жизни горожан исчезли обручальные кольца. Их не надевали не только молодожёны, но и супруги со стажем. Причиной этого были как идеологическая установка отрицания прежней церковной ритуалистики брака, так и материальные трудности, заставлявшие нередко отдавать семейные реликвии в систему Торгсина.
В начале 1930-х на брачно-семейной политике отразился отход от либерализма нэпа. "Сталинизация" советской семьи была обусловлена всеобщей паспортизацией населения согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 года "Об установлении единой паспортной системы по Союзу СССР и обязательной прописке паспортов", а также изменением ведомственного подчинения загсов. 10 июля 1934-го ЦИК СССР принял постановление "Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР", в состав которого вошёл и Отдел актов гражданского состояния, а 4 октября того же года появился законодательный акт "Об установлении штатов органов ЗАГС НКВД и о порядке функционирования этих органов". Государство в первую очередь интересовал вопрос учёта демографических изменений в стране. Размещение загсов в зданиях местных отделов милиции не придало советскому обряду бракосочетания дополнительной торжественности, если не считать штампа в паспорте.
К концу 1930-х официально провозглашаемые нормы семейной жизни в советском обществе включали в себя ориентацию на моногамный брак. Сталинская официальная риторика морали совпадала с религиозно-патриархальной. Законодательно сталинскую модель семейного союза оформил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года: юридически действительным признавался лишь зарегистрированный брак. Это сыграло свою роль в ситуации начавшегося в сентябре 1943-го государственного примирения с православной церковью, породившего надежды на либерализацию отношения власти к церковному браку или хотя бы к традиционной брачной обрядности.
Имперская монументальность позднего сталинизма располагала к проведению свадебных торжеств. Об этом свидетельствуют художественные фильмы "Свинарка и пастух", "Кубанские казаки" и в особенности "Свадьба с приданым" - заснятый в кино спектакль Московского театра сатиры. Кинокартина по одноимённой пьесе Николая Дьяконова была поставлена режиссёрами Татьяной Лукашевич и Борисом Равенских, музыку написали композиторы Николай Будашкин и Борис Мокроусов. Сегодня этот фильм окрестили бы мюзиклом: так много в нём было песен на стихи Алексея Фатьянова, ставших в 1950-е годы популярными. Главные роли бригадиров двух соревнующихся колхозов сыграли актёры Вера Васильева и Владимир Ушаков. Основным конфликтом фильма были постоянные ссоры влюблённых из-за методов работы в поле, но социалистическое соревнование и богатый урожай примирили их. Апофеозом отношений молодых людей стала традиционная осенняя пышная свадьба, на которой невеста уже появляется в специальном белом платье и в накинутом на голову тонком шёлковом шарфе - аналоге фаты. "Свадьба с приданым" вышла на экраны в декабре 1953 года и сразу была показана по телевидению.
Однако сталинский режим придерживался строгих правил нормирования процедуры заключения брака. Об этом, в частности, свидетельствует введённое Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1947 года запрещение браков между советскими и иностранными гражданами. Сама же брачная церемония, связанная с нарядами невесты и жениха, обменом колец, продолжала оставаться бытовым актом, не имевшим юридического закрепления.
ЗАГС с человеческим лицом
Демократизация проявилась в сфере брачно-семейных отношений уже через несколько месяцев после смерти Сталина. 24 октября 1953 года был отменён запрет на браки с иностранцами.
Согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 21 января 1954-го законодательно неоформленные семейные отношения между иностранцами и советскими гражданами регистрировались на общих основаниях1. Демократизировалась и деятельность органов загс. В июне 1957 года Совет министров РСФСР принял постановление "Об организации руководства загсами". С этого времени они полностью подчинялись местным советам. В Ленинграде в структуре исполкома горсовета появился сектор загс. С 1958-го стал меняться распорядок работы загсов. В утреннее время они фиксировали и выдавали соответствующие документы по поводу разводов и смертей, а в вечернее - браков и рождений, что являлось фактом своеобразной гуманизации советских обрядов.
Располагавшиеся ранее в одних помещениях с райотделами милиции, загсы стали переезжать на новые места. И конечно, главным событием "великого переселения" явилось открытие в Ленинграде 1 ноября 1959 года городского бюро загс по регистрации брака, вошедшего в историю как первый в стране Дворец бракосочетания. В постановлении исполкома Ленгорсовета было указано, что дворец создан "для того, чтобы факт регистрации брака был праздничным днём для новой советской семьи"2. Он расположился в красивом доме с рустованным фасадом на набережной Невы. В 1903 году это здание, построенное ещё в 1730-х годах и позднее приобретённое действительным статским советником, концессионером, строителем железных дорог, меценатом П. Г. фон Дервизом, вошло в число великокняжеских дворцов. Его владельцем стал сын великого князя Владимира Александровича Андрей, впоследствии муж Матильды Кшесинской.
В Москве первый Дворец бракосочетания появился лишь в 1961 году. А в городе на Неве в 1963 году открылось уже второе подобное учреждение на улице Петра Лаврова (ныне Фурштадтской), в особняке, построенном в конце XIX века архитектором А. И. фон Гогеном для крупного промышленника К. А. Вагутина.
В начале 1960-х годов "дворцы счастья", так их нередко называли в прессе, появились во многих крупных городах СССР. Их пышные интерьеры предопределяли и внесение элементов праздничной парадности в обряд бракосочетания. Надо признать, что к середине 1950-х, характерных увеличением показателей брачности населения, возросло и стремление людей торжественно отмечать начало семейной жизни. Модные журналы первых лет "оттепели" зафиксировали возросшее внимание женщин к одежде, подобающей для советской свадьбы. Так, московский "Журнал мод" опубликовал в одном из своих номеров за 1956 год письмо учительницы из Ростовской области. "Группа девушек нашего колхоза, - сообщала молодая женщина, - собирается выходить замуж. Они хорошо потрудились, собрали богатый урожай и теперь личный свой праздник хотят устроить как можно лучше. Они просят "Журнал мод" помочь им в выборе платьев для свадьбы". Редакция предложила следующее: "Если весь уклад прежней жизни, влияние религии делали бракосочетание обременённым массой ненужных обычаев, то в наши дни всё больше и больше завоёвывает право на существование празднование свадьбы по-новому… В отличие от прошлого, когда свадебные платья были ограничены и цветом (только белым), и определённым фасоном (строгим, наглухо закрытым), мы считаем, что свадебные платья должны быть самого разнообразного характера, в соответствии с внешностью и возрастом невесты, а также с учётом обстановки, её окружающей"3. Ответ редакции сочетал в себе элементы прямолинейной антирелигиозности и стремления к демократизации обрядности.
Городское население явно устало от казённости в загсах. Деревенские же свадьбы даже в середине 1950-х сохраняли привычные для основной массы русского (православного) населения черты. В фильмах ранней "оттепели" можно увидеть пышные "советские" свадебные торжества, проходившие в деревнях. Сцена свадьбы есть в фильме "Отчий дом", снятом в 1959 году режиссёром Львом Кулиджановым по сценарию Будимира Метальникова. Не лишённая определённой доли морализма, картина и сегодня хорошо воспринимается зрителями за счёт прекрасного актёрского состава. В главной роли снялась звезда советского кино рубежа 1950-1960-х - прелестная Людмила Марченко, актриса с трагической судьбой. Но особенно хорош был состав актёров, занятых в ролях второго плана, - Нонна Мордюкова, Валентин Зубков, Пётр Алейников, Люсьена Овчинникова. Героиню последней, сироту Нюрку, колхоз выдаёт замуж, устроив большое, праздничное гуляние со всеми атрибутами - белым платьем, цветами в волосах и так далее.
Ещё ярче изображена деревенская свадьба в фильме "Дело было в Пенькове" (1957), снятом Станиславом Ростоцким по одноимённой повести Сергея Антонова. Режиссёр почти полностью воспроизвёл описание свадебного обряда, приведённое в тексте. Антонов зафиксировал не только подробности самого ритуала, но ощущения горожанки Тони, впервые попавшей на такое торжество: "То, что Лариса и Матвей, по обычаю, ничего не пили и не ели, и то, что под возгласы "горько" они безжизненно притрагивались друг к другу губами, и то, что дружка уже три раза водил невесту переодеваться в новое платье, - всё это казалось Тоне исполненным особого, высокого значения…"4 Явная архаика обряда не только не отталкивала бывшую горожанку, а, напротив, казалась ей чем-то возвышенным, осмысленным и очень человечным в противовес формальностям гражданского обряда бракосочетания в городе.
Да и само торжество в городских условиях середины 1950-х проходило, судя по скупым данным, скромнее. В качестве иллюстрации сдержанности застолий можно привести свадебное меню - своеобразную семейную реликвию представителя работников средмаша О. В. Куратова. Речь идёт о его собственной свадьбе в 1958 году в городе Шуя. На стол решено было подать:
"1. Солёные огурцы, помидоры, грибы; 2. Свежие овощи; 3. Винегрет; 4. Сельдь (1 кг); 5. Колбаса варёная
(2 кг); 6. Студень (около 3 кг); 7. Сыр (1 кг); 8. Блины; 9. Тушёный картофель со свининой; 10. Тушёные кролики с рисом 4 штуки; 11. Голубцы с мясом и рисом (25 шт.); 12. Котлеты с картофельным пюре (25 шт.); 13. Пирожки с мясом (40 шт.); 14. Пирог сладкий (2 шт.); 15. Яблоки, груши, виноград; 16. Водка (7 л); 17. Вина креплёного (5 л); 18. Чай"5 . Предполагалось, что гостей будет не более 26 человек. Закуска была сытная, но скромная. Выпивка же достаточно обильная. На каждого приходилось примерно по пол-литра спиртного! И всё это елось и пилось в домашних условиях. О многолюдных пиршествах в ресторанах горожане во второй половине 1950-х ещё не помышляли.
Создание Дворцов бракосочетания и реформа органов загс на первый взгляд выглядели как углубление гуманизации советских ритуалов. Но на самом деле эти действия власти носили ярко выра-
женный идеологический характер. Уже в феврале 1957 года пленум ЦК ВЛКСМ принял постановление "Об улучшении идейно-воспитательной работы комсомольских организаций среди комсомольцев и молодёжи", в котором подчёркивалось: "Комсомольские организации должны всемерно поддерживать и поощрять поступки и дела молодёжи, которые способствуют её воспитанию в духе коллективизма и товарищества. Всячески поощрять… значительные события в жизни юношей и девушек (окончание школы, получение специальности, поступление на работу, свадьба, рождение ребёнка (курсив мой. - Н. Л.), учитывая при этом хорошие народные традиции…"6 Активность комсомола была продолжением обострения церковно-государственных отношений после ХХ съезда КПСС. Власть намеревалась искоренить не только истинную, но и обыденную религиозность населения, стремление к исполнению обрядов, освещающих бракосочетания. Эти обряды могли восполнить появившееся у людей желание к неформальному празднованию брачного акта.
Не желая усиления православной церкви и в то же время не имея возможности в условиях всеобщей демократизации решать вопрос о формах семейной обрядности с помощью нормативных актов, властные и идеологические структуры инспирировали в конце 1950-х процесс ритуалотворчества. Как и в 1920-е годы, большая роль в этом процессе отводилась комсомолу. В отчётном докладе ЦК ВЛКСМ XIII съезду в апреле 1958 года отмечалось: "Сейчас всё упрощено. Надо завести нам свои хорошие свадебные обряды. Свадьба должна навсегда оставаться в памяти молодых. Может, стоит, чтобы молодожёны давали торжественное обязательство честно нести супружеские обязанности. Может, стоит носить обручальные кольца, ибо в этом нет ничего религиозного, а это память и знак для других; человек женат, и брачные свидетельства должны быть красивыми, памятными. Помещения загсов должны быть благоустроены, хорошо обставлены…"7
Эти идеи во многом предопределили открытие Дворцов бракосочетаний. Незадолго до первых торжественных свадеб в Ленинграде, в конце августа 1959-го, газета ленинградских комсомольцев "Смена" писала: "Борясь за новые семейно-бытовые праздники и обряды, мы наносим удар по религии, но в этой борьбе нужно помнить о главном содержании. Основа наших обычаев, традиций и обрядов - марксистско-ленинская идеология, коммунистическая мораль и этика… Наши свадьбы… праздники, связанные с рождением, должны быть красивыми. Только тогда они привлекут людей, оставят в их сердцах, в их сознании след, а значит, будут иметь воспитательное значение. В наших семейно-бытовых праздниках во весь голос должно звучать присущее советским людям чувство коллективизма"8. Итак, ритуалотворчество конца 1950-х годов носило выраженный политизированный характер. Не случайно первой парой, зарегистрировавшей свой брак в ленинградском Дворце бракосочетаний, стали, по сведениям "Ленинградской правды", фрезеровщица завода подъёмно-транспортного оборудования им. Кирова, член бригады коммунистического труда Любовь Фёдорова и инженер-технолог Михаил Назаров9.
У истоков брачной индустрии
С появлением Дворцов бракосочетаний начала складываться чёткая система нового ритуала. Зарегистрировать брак во дворце было возможно только по специальным приглашениям, которые выдавались согласно постановлению исполкома Ленгорсовета от 7 апреля 1961 года в районных загсах10. В 1960-х такое разрешение не давали людям, вступавшим в брак повторно. Парадность интерьеров новых загсов предопределяла пышность самого ритуала: особые наряды невесты, жениха, свидетелей, гостей, обмен кольцами. В советском городском культурном пространстве шло восстановление патриархально-православных традиций, до того сохранившихся лишь у сельского населения. Однако властные и идеологические структуры, как и в 1920-е годы, стремились наполнить старые формы новым содержанием, не боясь при этом неизбежной эклектики.
Усиление парадности ритуала бракосочетания вынуждали государственные структуры, перед которыми была поставлена задача формирования новой обрядности, налаживания централизованной торговли товарами для свадеб.
В конце февраля 1961 года исполком Ленгорсовета принял решение об открытии первого салона для новобрачных11. Летом новый магазин с поэтическим названием "Весна" уже принимал первых посетителей. Попасть туда можно было только по талонам, которые выдавали в районных загсах и Дворцах бракосочетания при подаче заявления о желании вступить в брак. Будущим молодожёнам предоставлялась возможность купить не только свадебные наряды и обручальные кольца, но и многие вещи, которых не было в свободной продаже. Одновременно возникла и мошенническая бытовая практика. Люди подавали заявление на регистрацию лишь для того, чтобы получить талоны в "Весну" и приобрести какой-нибудь "дефицит". До свадьбы дело не доходило. В 1963-м в знаменитом ленинградском гастрономе "Стрела" на Измайловском проспекте был открыт отдел для обслуживания молодожёнов, где можно было приобрести продукты для свадебного стола по тем же талонам загсов12 . В 1964 году открылся второй ленинградский магазин-салон для новобрачных13 . Расширение сети брачной индустрии в значительной мере провоцировалось борьбой хрущёвского руководства с церковными обрядами.
В 1962 году бюро ЦК КПСС на основании записки председателя Совета по делам Русской православной церкви при Совете министров СССР приняло постановление "О некоторых мерах по отвлечению населения от исполнения религиозных обрядов". В документе отмечалось, что "исполнение населением ряда областей РСФСР, в особенности молодёжью, религиозных обрядов: "венчаний", "крещений" - происходит в ряде случаев не в силу религиозности людей, совершающих эти обряды, а в результате того, что органы загса проводят регистрацию браков и рождения детей буднично, без надлежащей торжественности"14. Наличие в среде даже городского населения в начале 1960-х элементов обыденной религиозности демонстрирует тот факт, что советские школьники, согласно данным опроса 1962 года, ничего не знали о таких понятиях, как исповедь и панихида, но почти треть из них могла внятно объяснить суть обряда венчания15.
С 1962 года идеологические структуры установили контроль над венчаниями и другими церковными ритуалами. Лица, совершавшие эти обряды, в обязательном порядке регистрировались в специальных журналах, а затем информация поступала в районные советы по делам РПЦ, в комитеты КПСС и ВЛКСМ, что почти всегда влекло за собой партийные и комсомольские взыскания. В начале февраля 1964-го, подводя итог антирелигиозной кампании, Совет министров РСФСР принял постановление "О внедрении в быт советских людей новых гражданских обрядов". В документе указывалось: "Советам министров автономных республик, крайисполкомам, облисполкомам, Московскому и Ленинградскому горисполкомам создать органам записи актов гражданского состояния надлежащие условия для работы по внедрению новых гражданских обрядов путём выделения для них благоустроенных помещений, оборудования их, предоставления им для этих целей Дворцов и Домов культуры, клубов, залов заседаний, театров, предусматривать в проектах планировки и застройки городов и посёлков строительство Дворцов счастья"16.
Формализованная пышность свадебных хлопот становилась традиционной повседневной практикой городских жителей. По данным социологических обследований 1961-1962 годов, 65,7 процента респондентов считали необходимым модернизировать существующий порядок заключения браков. При этом в ряду 10 предложенных социологами нововведений первое по важности место заняло "усиление торжественности ритуала, выработка новых обрядов"; так думали 31,2 процента опрошенных!17
Инспирированная властью торжественность свадеб породила заботу о приобретении обручальных колец, так как в риторике брачного ритуала появилась обязательная фраза: "А теперь в знак любви и верности обменяйтесь кольцами". Поколение советских людей, чей активный брачный возраст - от 20 до 30 лет - совпал с хрущёвскими реформами, уже воспринимало обручальные кольца почти как данность, не приписывая им религиозных свойств, но всё же на подсознательном уровне ощущая некую магию, сокрытую в этих ювелирных изделиях. Писатель-шестидесятник Андрей Битов посвятил обручальному кольцу своей возлюбленной Фаины целую историю в романе "Пушкинский дом", полагая, что "как символ она чрезвычайно характерна"18. "История эта, - пишет автор, - действительно о кольце, о самом обыкновенном (курсив мой. - Н. Л.) обручальном кольце, о круглом дутом колечке…"19
Обязательным при заключении брака в городе стали и особые наряды жениха и невесты. Их либо шили, либо покупали в специализированных салонах. Сегодняшний россиянин может увидеть костюмы новобрачных в нескольких художественных фильмах начала 1960-х. В белом платье с цветами в волосах предстает Лёля, невеста физика Дмитрия Гусева, в фильме Михаила Ромма "Девять дней одного года" (1962). Пышный наряд с фатой и у юной новобрачной Светы из комедии "Я шагаю по Москве", снятой в 1963 году режиссёром Георгием Данелия по сценарию Геннадия Шпаликова.
Униформой жениха стал чёрный костюм с белой рубашкой и галстуком, вещь нарочито парадная. Покупка такого костюма - одна из важных сцен в том же фильме "Я шагаю по Москве". Выбрав товар, герои острят по поводу того, как употребить костюм в обыденной жизни: "На работу ходить... и в театр прилично. И в гроб можно"20.
Бывали, конечно, ситуации, когда люди, решившие вступить в брак, противились соблюдению новой обрядности, считая, что белое платье для новобрачной - вещь не только непрактичная, но слишком официозная. Поэт-шестидесятник Евгений Рейн из всего разнообразия женской моды периода свой молодости запомнил только свадебный наряд своей первой жены: "…тесно облегающая абрикосовая кофточка из нежнейшего джерси на мелких пуговках и суперширокая стёганая юбка цвета тёмного кагора… парижский туалет"21.
Тогда же у горожан появилась непривычная ранее практика проведения свадебного застолья в кафе и ресторанах.
Писательница Вера Панова, по-женски наблюдательная и чуткая к деталям, в одном из своих поздних произведений "Конспект романа" (1965), так описала модель оформления брачно-семейного союза, ставшую нормой к середине 1960-х: "Подали заявление в загс, накупили разных вещей в магазине для новобрачных, зарегистрировались во Дворце бракосочетаний, справили свадьбу в ресторане "Нева"…"22 Новая традиция оказалась дорогой, и поэтому большинство горожан при организации свадеб в ресторанах договаривались о возможности принести спиртное, купленное в магазинах. К сожалению, подтвердить эту практику документально пока не представилось возможности, но на уровне бытовой памяти советских граждан она отчётливо зафиксирована.
Конечно, как и в ситуации с обязательным, поощряемым властью дресс-кодом жениха и невесты, у людей, не склонных к слепому следованию предписаниям, вся эта ритуалистика вызывала иронию и раздражение. Ромм в "Девяти днях одного года" не случайно вложил в уста свободолюбивой Лёли реплику: "Нет ничего более глупого, чем сидеть невестой на собственной свадьбе" и затем шутку: "Товарищи, мы вас разыграли. Мы вовсе не женимся. А стоимость ужина будет удержана из зарплаты"23.
А ленинградский поэт-шестидесятник Дмитрий Бобышев свою регистрацию во Дворце бракосочетания и всю последующую свадебную процедуру называл испытанием "пышной пошлостью"24 . Тем не менее властные структуры, проводившие внедрение в жизнь новых антирелигиозных обрядов, всячески стремились укрепить в сознании советских людей и в особенности горожан идею необходимости торжественного и пышного оформления свадеб.
С начала 1960-х годов новобрачным стали предоставлять кратковременные отпуска без сохранения содержания на проведение свадьбы, удлинился "испытательный срок", отделяющий дату подачи заявления от даты регистрации: теперь он составлял один месяц. Предполагалось также сокращение или увеличение времени взаимной проверки новобрачными своих чувств "при наличии уважительных причин". В определённой степени это напоминало религиозный обряд оглашения и способствовало расширению гласности ритуала бракосочетания.
Подытожил изменения в процедуре заключения браков, произошедшие в годы десталинизации советского семейного быта, новый брачно-семейный кодекс 1969 года. В 14-й статье этого документа указывалось: "Заключение брака производится торжественно. Органы записи актов гражданского состояния обеспечивают торжественную обстановку регистрации брака при согласии на это лиц, вступающих в брак"25 . Таким образом, кодекс ввёл новые традиции в систему нормативных предписаний, что на самом деле в ситуации юридической неправомочности церковного брака заметно сужало степень личной свободы.
- 1. Советская жизнь. 1948-1953. М. 2003. С. 689; Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР. Официальный текст с изменениями на 1 февраля 1961 года и с приложением постатейно-систематизированных материалов. М. 1961. С. 39.
- 2. Бюллетень исполнительного комитета Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся. 1959. № 8. С. 19.
- 3. Журнал мод. 1956. № 1. Форзац.
- 4. См.: lib.rus.ec " Книги" 212327/read
- 5. Куратов О. В. Хроники русского быта. 1950-1990 гг. М. 2004. С. 137.
- 6. Товарищ комсомол. Документы съездов, конференций и пленумов ЦК ВЛКСМ. 1918-1968. Т. 2. 1941-1958. М. 1959. С. 175.
- 7. XIII съезд ВЛКСМ. Стенографический отчёт. М. 1959. С. 37-38.
- 8. Смена. 1959. 26 августа.
- 9. Ленинградская правда. 1959. 3 ноября.
- 10. Бюллетень исполнительного комитета Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся. 1961. № 14. С. 15.
- 11. Там же. № 9. С. 12.
- 12. Вечерний Ленинград. 1963. 21 сентября.
- 13. Ленинградская правда. 1964. 11 марта.
- 14. Королёва Л. А., Королёв А. А., Гарькин И. Н. Государственно-конфессиональная политика в отношении ислама в СССР. 1940-1980 гг. (по материалам Среднего Поволжья)//Наука о человеке: гуманитарные исследования. 2010. № 1. С. 18.
- 15. Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале общественного мнения. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущёва. М. 2001. С. 348.
- 16. Собрание постановлений Правительства РСФСР. 1964. № 3. Ст. 22.
- 17. Грушин Б. А. Указ. соч. С. 280, 302-303.
- 18. Битов А. Г. Империя в четырёх измерениях. Т. 2. Пушкинский дом. М. 1996. С. 136.
- 19. Там же. С. 139.
- 20. Кожевников А. Ю. Большой словарь: Крылатые слова отечественного кино. СПб. 2001. С. 473.
- 21. Рейн Евг. Мне скучно без Довлатова. СПб. 1997. С. 277.
- 22. Панова В. Ф. Конспект романа// Времена года. Л. 1983. С. 556.
- 23. Годы и фильмы. Избранные киносценарии. М. 1980. С. 299.
- 24. Бобышев Дм. Я здесь. (Человекотекст). М. 2003. С. 258.
- 25. http://www.zaki.ru " pagesnew.php?id=1897
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем