Изданию книги Александра Александровича Зимина (1920-1980)1 предшествовала многолетняя драматическая история, в полной мере отразившая зависимое положение советской науки от произвола партийных органов и своеволия литературных и научных генералов.
Ещё в 1962 году вышел из печати сборник статей сотрудников Отдела древнерусской литературы Пушкинского Дома "Слово о полку Игореве" - памятник XII века", содержавший запоздалую полемику со знаменитым французским славистом Андре Мазоном, утверждавшим в работах 1938-1944 годов, что "Слово" написано в XVIII столетии. Это коллективное сочинение и сегодня неприятно поражает прямолинейностью, примитивностью и безапелляционностью суждений, откровенным нежеланием по существу рассматривать контраргументы Мазона и обличительным характером всех без исключения статей, выдержанных в духе идеологической контрпропаганды того времени.
Этот воинствующий сборник и послужил толчком к написанию Зиминым книги о "Слове о полку Игореве", в которой он подверг сомнению господствовавшее в советской историографии категорическое мнение, будто героическая песнь написана в конце XII века. Об этом написала вдова историка Валентина Григорьевна Зимина во введении к книге, дождавшейся своей публикации спустя четверть века после смерти автора.
Сразу же хочу заметить, что "Слово о полку Игореве" с момента публикации в 1800 году и до сих пор окутано тайной и остаётся одной из наибольших загадок древнерусской литературы. Зимин справедливо отметил, что ни время, ни обстоятельства находки рукописи "Слова" полностью не прояснены. Высказывалось мнение, что Александр Иванович Мусин-Пушкин присвоил эту рукопись из монастырских книг, постоянно получаемых им как обер-прокурором Святейшего синода. Можно доверять, впрочем, Мусину-Пушкину в том, что он получил её от Иоиля Быковского, архимандрита Спасского монастыря в Ярославле, в хранилище которого находилось немало древних рукописей.
Осталось неясным и исчезновение рукописи "Слова". Расхожее мнение о том, будто она погибла в пожаре Москвы 1812 года, ничем не подтверждено. Не говорил этого и сам Мусин-Пушкин. Существует версия, что эта рукопись была отдана им на время Карамзину, застряла у того и затем затерялась. Но и эта версия не находит документального подтверждения. Поэтому сразу же после издания "Слова" в 1800-м начали раздаваться голоса скептиков...
Ознакомившись с замечательной книгой Зимина, я много думал о том, в какую форму облечь заметки о ней. Ведь только самоуверенные и самовлюблённые люди способны писать рецензии на работы, созданные столь много лет назад, да ещё когда автора уже давно нет с нами. Поэтому я отважился просто передать мои впечатления о труде Александра Александровича, тем более что мне посчастливилось в течение многих лет быть близко знакомым с ним и довелось невольно прикоснуться к той некрасивой и возмутительной истории, которая развернулась вокруг его доклада в Пушкинском Доме в 1963 году и на "обсуждении" в мае 1964-го спешно написанной им книги о "Слове".
Стоит напомнить читателю, кем был Александр Александрович Зимин. Проблематика его научных занятий была весьма широкой: история и право Древней Руси, Российская держава и государственность XI-XVI веков, в особенности эпоха Ивана Грозного, актовое источниковедение XV-XVII столетий... Он почти всю жизнь преподавал в Московском историко-архивном институте, а с 1942 года и до конца дней работал в Институте истории АН СССР. Зимин был аспирантом С. В. Бахрушина, участвовал в семинарах Б. Д. Грекова, С. Д. Сказкина, Н. Н. Дружинина. Его выдающееся научное дарование, трудолюбие и стремление познать неизведанные проблемы отечественной истории вызывали уважение и одобрение коллег. Недаром академик Греков поручил совсем молодому учёному подготовить 1-4 выпуски "Памятников русского права". До сей поры это издание остаётся образцовым, прежде всего публикация "Русской Правды" (почти через сорок лет, благодаря усилиям учеников и вдовы, вышло подготовленное им в конце 1970-х новое издание "Русской Правды").
С 1950-х Зимин сосредоточился на общественно-политической мысли России XVI века, уделив особое внимание сочинениям Ивана Пересветова. Его труды об опричнине Ивана Грозного стали лучшими в мировой исторической науке XX века.
От многих его коллег Зимина отличали исключительная добросовестность в обращении с источниками. Скрупулёзное исследование средневековых текстов сочеталось в его трудах с умением синтезировать факты, явления и процессы истории. Неудивительно поэтому, что он с таким азартом обратился к исследованию "Слова о полку Игореве", которое тогда было принято рассматривать не только как литературный памятник, но и как исторический источник.
Итак, ознакомившись со сборником 1962 года и основательно поработав над текстом самого памятника, Зимин обратился к Д. С. Лихачёву с предложением заслушать его доклад на заседании возглавлявшегося тем сектора. Согласие было получено. Заседание состоялось 27 февраля 1963 года в отсутствие находившегося в больнице Лихачёва и произвело оглушительный эффект. Собравшиеся на заседание более 150 человек (среди которых было много молодёжи) с интересом, а большинство с одобрением выслушали доклад.
Как мне представляется и сейчас, многие сотрудники Пушкинского Дома, продолжавшие рассматривать "Слово" в качестве своеобразного Корана, каждая строчка и каждая буква которого не могут быть подвержены сомнению и полностью соответствуют историческим и прочим реалиям 1180-х годов, не могли понять и тем более принять новаторскую концепцию Зимина. Ведь "Слово" к началу 1960-х обычно привлекалось большинством историков и филологов в качестве исторического источника, рассматривалось наравне с летописями и другими аутентичными памятниками древнерусской литературы конца XII века.
Но многие не связанные корпоративностью интересов и показной преданностью начальству учёные восприняли доклад Зимина с пониманием и оптимизмом, ибо к тому времени исследования "Слова" давно уже зашли в тупик. Иначе и не могло быть, поскольку доминирование и навязывание науке единственной точки зрения на время и обстоятельства создания памятника, жёсткое административное пресечение прочих мнений, тут же возводившихся в степень опасного инакомыслия, лишали смысла и надежды продолжение какой бы то ни было искренней исследовательской работы.
Да простят мне ревнители академического стиля, но ситуация в области изучения "Слова о полку Игореве" к тому времени стала напоминать заросший, затянутый тиной пруд, на берегах которого сидели лягушки, поднявшие страшный шум, когда в середину пруда Зиминым был брошен увесистый камень, нарушивший их самодовольное спокойствие... Речь, разумеется, идёт не о подлинных учёных, которых было немало среди "древников" - людей, признававших древность "Слова", написанного, согласно их мнению, в конце XII столетия, а о многочисленных конъюнктурщиках.
Своей блестящей и дерзкой книгой Зимин вернул смысл и надежду свободно и независимо заниматься исследованиями "Слова" научному сообществу. Вне сомнения, учёный, которому было в то время немногим больше сорока, понимал, что своим поступком он ставит крест на благополучной научной карьере. На ближайших выборах в Академию наук он был первым кандидатом среди медиевистов. Об этом тогда говорили все, в том числе и его хулители на печально известном заседании Отделения истории в мае 1964 года.
Партийные органы во главе с секретарём ЦК КПСС по идеологии Леонидом Ильичёвым решили в корне задушить "крамолу". Они приказали академическому начальству расправиться с непокорным учёным. По возвращении в Москву Зимин был принуждён давать объяснения руководству Института истории, с которым, разумеется, он не согласовал текст доклада. Ему предложили сдать тезисы доклада для публикации в "Вопросах истории", где их сопроводила бы осудительная статья академика М. Н. Тихомирова. Он отказался. Всё же под сильнейшим давлением дирекции Института истории (в действиях которой ощущалась жёсткая рука партии) Зимину пришлось спешно, за несколько месяцев, написать книжку о "Слове", которая была напечатана на ротапринте Института истории тиражом 101 экземпляр с грифом "для служебного пользования". В итоге получились три небольшие книжечки общим объёмом 660 страниц2.
В мае 1964 года на закрытом заседании Отделения истории АН СССР (куда пускали не иначе как по спецпропускам) состоялось обсуждение, если это действо можно было бы так назвать, концепции Зимина3. Оно, выражаясь спортивными терминами, шло в одни ворота. Концепцию официально расценили как покушение на национальную святыню - ни больше ни меньше! Необходимо с огорчением отметить, что отдельные сотрудники Пушкинского Дома приложили большие усилия к тому, чтобы "разоблачить" крамольное сочинение Александра Александровича.
В заключение своего введения Валентина Григорьевна Зимина приводит слова мужа, учителя и соратника из его книги "Слово и дело", до сих пор остающейся неопубликованной: "Выступление с пересмотром традиционных взглядов на время создания "Слова о полку Игореве" было борьбой за право учёного на свободу слова. Речь шла не о том, прав я или нет, а о том, следует ли издавать "еретическую" книгу или нет". Зимин настаивал на том, что "свобода научной мысли является непременным условием развития науки". С этих авторских позиций, я уверен, и следует рассматривать его сочинение, написанное в первом варианте более сорока лет назад.
Действительно, дело состояло вовсе не в степени правоты (или неправоты) Александра Александровича, а в том, что его "еретическая" книга дала мощный импульс новому изучению "Слова о полку Игореве", она поныне остаётся стимулом к продолжению исследований памятника для всё новых и новых поколений учёных. Без этой книги не было бы многих сочинений Д. С. Лихачёва и его учеников, не было бы и "Энциклопедии Слова о полку Игореве"! Воистину, скептики временами продвигают науку лучше традиционалистов.
Участником заседания Отделения истории АН СССР в мае 1964-го оказался мой учитель Иван Георгиевич Спасский, выдающийся историк и знаток древнерусской материальной культуры, который подверг сомнению нумизматические реалии "Слова", в частности загадочное "русское злато", которым звенели готские девы. Хорошо известно, что древнерусские золотые монеты - златники - были выпущены около 990 года в единичных экземплярах и в обращение не попали, тем более не могли дожить до конца XII века!
Он-то и дал мне прочесть эти три книжки сочинения Зимина, которые произвели на меня громадное впечатление. Читал день и ночь, делал выписки, а затем вернул учителю, он их сдал, куда следует, и, казалось, творение Александра Александровича кануло в Лету. Тем более что практически все экземпляры сожгли в специальной печи, которыми в советское время были снабжены многие учреждения, в том числе научные. Но произошло совсем иное. Как не вспомнить Булгакова с его знаменитым: "Рукописи не горят!"
Под влиянием работы Зимина я, как и многие историки и филологи, принялся изучать исторические реалии и имена, упоминавшиеся в "Слове". И обнаружил, что далеко не все они соответствуют тому, что можно прочесть о них в летописях. В 1965-1968 годах из печати вышло несколько моих статей на эту тему, первую из которых я с трепетом послал Александру Александровичу. И получил от него уважительный ответ. Он принял мою аргументацию, согласно которой волынский князь Роман Мстиславич (которого обычно отождествляют с Романом "Слова" в 1187-1188 годах) никак не мог совершать масштабные и победоносные походы на половцев, будучи скромным и малосильным волынским князем, а случилось это в 1197 (1198), 1202 и 1204 годах, накануне его вступления в Галич, а затем и сидения на великокняжеском престоле созданного им мощного Галицко-Волынского княжества.
Следовательно, слова о победах Романа над половцами попали в "Слово" позже 1187 (или 1188) года, когда оно, согласно уверениям "древников", было написано. Эти статьи вызвали вполне понятное неудовольствие и даже гнев некоторых сотрудников Отдела древнерусской литературы Пушкинского Дома.
После того как я опубликовал ещё несколько статей о героях "Слова", один из руководителей Пушкинского Дома обратился с письмом к вице-президенту Академии наук УССР И. К. Белодеду, выдающемуся лингвисту, которому была не чужда связанная со "Словом" научная проблематика, с требованием усмирить молодого человека, подвергающего сомнению аутентичность национальной святыни. В действительности же в моих статьях речь шла о том, что некоторые имена и события были интерполированы в "Слово" гораздо позже времени его создания. К чести вице-президента, он предварительно прочёл мои статьи и приветствовал намерения нетрадиционно изучать "Слово" и его современников. "Не вижу в Ваших статьях никакой крамолы, а вижу стремление свободно выражать свои мысли", - молвил академик. Вдохновлённый этими добрыми словами, я продолжил занятия "Словом"...
Но вернусь к рассказу о вышедшей книге Зимина "Слово о полку Игореве". Подобно Елене Сергеевне Булгаковой, супруга и сподвижница историка Валентина Григорьевна в течение более четверти века прилагала усилия к изданию сочинения своего безвременно ушедшего из жизни мужа, преодолевая многочисленные препятствия на этом пути. Её заботы и труды увенчались успехом - вышедшая в издательстве "Дмитрий Буланин" книга отличается высоким уровнем научной и редакционной подготовки и полиграфии.
Не остался в стороне от издания творения Зимина и О. В. Творогов, виднейший исследователь "Слова", по сей день стоящий на позиции его признания памятником конца XII века. С его стороны было научным мужеством поддержать издание "еретической" книги, по-прежнему вызывающей интерес славистов всего мира. В заметках "О книге А. А. Зимина" Творогов пишет, что учёный "по основательности аргументации, по обширности используемого материала, по скрупулёзности текстологического анализа, да по мастерству ведения научной полемики намного превосходит всех своих единомышленников".
"Продолжать исследования спорных вопросов происхождения "Слова" и толкования его текста, - продолжает он, - без учёта наблюдений и суждений А. А. Зимина, - это значит закрывать глаза на существование альтернативной точки зрения, оставлять без обсуждения те слабые места в аргументации сторонников древности "Слова", на которые указывал А. А. Зимин" (С. 5). Творогов справедливо считает, что публикация этой книги является моральным долгом научного сообщества.
Предваряет текст небольшое введение автора, в котором он кратко изложил поныне остающуюся неясной историю открытия единственной рукописи "Слова" Мусиным-Пушкиным, его публикации и загадочного исчезновения памятника. В распоряжении исследователей остались само издание 1800 года да копия рукописного текста, выполненная в 1795 или 1796 году для Екатерины II. Оба эти текста не свободны от погрешностей, которые обычно объясняют несовершенством науки рубежа XVIII-XIX веков и недостаточной квалификацией издателей. Но ведь Мусину-Пушкину помогал Н. Н. Бантыш-Каменский, видный архивист своего времени. А среди первых скептиков оказались видные учёные О. М. Бодянский, М. Т. Каченовский, О. И. Сенковский, а также молодой исследователь К. Ф. Калайдович, много общавшийся с Мусиным-Пушкиным и тщетно пытавшийся прояснить обстоятельства приобретения тем рукописи "Слова".
Зимин придавал большое значение исследованию "Задонщины", памятника XIV-XV веков, которую видел в основе "Слова о полку Игореве". Текстологическую близость "Слова" и "Задонщины" отмечали до него многие исследователи, однако почти все они объясняли её тем, что "Слово" решительным образом повлияло на "Задонщину".
Для того чтобы решить этот вопрос, Александр Александрович изучил саму "Задонщину", посвятив первую главу своей книги рассмотрению Краткой и Пространной редакций памятника. Он пришёл к выводу, что источником "Слова о полку Игореве" была Пространная редакция "Задонщины". "Задонщина" явилась одним из основных источников поэтического вдохновения автора "Слова"... Лучшие страницы "Слова" (в особенности его вторая половина) основаны не столько на "Задонщине", сколько на многовековой традиции эпического наследия, и прежде всего былинного" (С. 103). Конечно же, это мнение учёного оспаривалось и, вероятно, будет оспариваться сторонниками древнего происхождения героической песни. Но контраргументы обязаны быть доказательными и научно объективными, как и вообще вся критика книги Зимина.
Александр Александрович обратился и к теме исторической достоверности персонажей "Слова". Он утверждал, что характеристики князей в "Слове" отличаются от летописных, прежде всего - Святослава Киевского, Мстислава и других. Не находят подтверждения в источниках выражения "суды рядя до Дуная", "стреляешь султанов за землями" (оба относятся к Ярославу Галицкому). Многие предметы вооружения, названные в "Слове" (мечи харалужные, ляцкие сулицы, латинские и литовские шеломы, серебряное оружие и др.), неизвестны источникам XII-XIII веков, равно как и поющие (в полёте!) копья и поскепанные (разбитые в щепки) шлемы, в действительности бывшие цельноковаными.
На взгляд Зимина, автор "Слова" вообще не обнаруживает детального знания предметов вооружения (С. 200-214). Общий вывод третьей главы: там, где "Слово" идёт за летописью, оно в общем воссоздаёт историческую картину Х-ХII веков, но там, где от неё отступает, автор допускает фактические ошибки и неточности (С. 224). В этих наблюдениях учёного много правды. Действительно, исторические реалии "Слова" далеко не всегда совпадают с летописными. Историк считал, что "Слово о полку Игореве" подверглось сильному влиянию Ипатьевской летописи 1180-х годов (Киевского свода).
Шестую и седьмую главы книги Александр Александрович посвятил изложению своей концепции времени и обстоятельств написания "Слова". Он обосновывает свой основной тезис: памятник создан во второй половине XVIII века. Поскольку, как уверен учёный, "Слово" сочинено с использованием летописей, то это могло произойти не ранее 1767 года, когда были опубликованы Никоновская и Кенигсбергская летописи.
Обращаясь к самой личности автора "Слова", исследователь полагает, что им мог быть человек, начитанный в древнерусской литературе и наделённый большим поэтическим талантом. Его выбор пал на Иоиля (Ивана) Быковского, получившего хорошее образование в Киево-Могилянской академии, а затем бывшего в ней инспектором и преподавателем латинского языка. Он провёл в стенах академии время с 1741 по 1758 год, там и принял постриг. Затем Быковский жил и преподавал в Петербурге. В 1765-м он был назначен архимандритом Черниговского Троицкого Ильинского монастыря, где провёл десять лет. Потом указом Екатерины II и распоряжением Синода Быковский был назначен архимандритом Спасо-Ярославского монастыря, где и провёл последние годы жизни, а в 1786 году по старости и болезни был уволен на пенсию (С. 307-326).
Зимин считал, что "Слово о полку Игореве" было написано Быковским между 1770-1791 годами. Исследователь ни в коем случае не думал, что оно было подделкой под старину, но стилизацией, коих немало было создано как раз во второй половине XVIII столетия. Учёный вспоминал "Илью Муромца" Карамзина, "Россиаду" Хераскова, написанную в те же годы, когда, по мнению Александра Александровича, Быковский создал "Слово". Древнерусская тематика прочно вошла в литературу XVIII века. "Книжно-архаические тенденции "Слова о полку Игореве" вполне укладываются в русло развития русского литературного языка конца XVIII века", - пишет Зимин, завершая сюжет об авторе "Слова" (С. 334).
В заключение позволю себе кратко изложить свой взгляд на проблему. Как авторское произведение "Слово" возникло, возможно, не позже конца XIII века. Однако, как мне кажется, оно представляет собой многослойный текст с позднейшими добавлениями, исправлениями и искажениями4, чем можно объяснить слишком уж большое для рукописи столь скромного размера количество "тёмных мест" и ошибок. Некоторые исследователи (например, А. Н. Робинсон) объясняли это тем, что "Слово", не будучи сразу же записанным, в дальнейшем долгое время жило жизнью устного произведения, исполняясь на княжеских съездах, пирах и других публичных церемониях.
Вместе с тем нельзя без достаточных аргументов отбрасывать и версию Александра Александровича о позднем происхождении самого памятника и личности его автора. В её пользу свидетельствуют отмеченные исследователем многочисленные несоответствия исторической основы "Слова" летописям, ошибки в терминах, в частности военных, "тёмные места" произведения, не опровергнутая (по моему мнению) зависимость "Слова" от "Задонщины" и Ипатьевской летописи, а также многое другое.
Уверен, что написанной Зиминым книге "Слово о полку Игореве" суждена долгая научная жизнь. Дискуссии же, вызванные её появлением, особенно если их будут вести совсем иначе, чем это было в далёкие 1960-1970-е годы, ещё более продлят жизнь труду выдающегося учёного, и сегодня, через многие годы после его создания, остающегося на удивление притягательным и современным.
- 1. Зимин А. А. Слово о полку Игореве. СПб. 2006.
- 2. Зимин А. А. Слово о полку Игореве (Источники. Время создания. Автор). М. 1963.
- 3. Как позже корректно заметил Александр Александрович, "неподписанная хроника этого обсуждения ("Обсуждение одной концепции о времени создания "Слова о полку Игореве"), опубликованная в журнале "Вопросы истории" (1964. № 9. С. 121-140, авторы В. А. Кучкин, 0. В. Творогов), не даёт достаточно точного представления ни о характере обсуждения, ни об аргументации, развивавшейся отдельными участниками. В частности, использование этой хроники для представления об аргументации автора, развивавшейся в его труде, и его заключительном слове совершенно недопустимо"//3имин А. А. Слово о полку Игореве. СПб. 2006. С. 12.
- 4. А. А. Зализняк заметил по этому поводу: "Версия подлинности СПИ (Слова о полку Игореве. - Н. К.), конечно, не означает предположения о том, что до момента печатной публикации (1800 г.) дошёл ни в чём не искажённый и никем не подправлявшийся первоначальный текст СПИ. Напротив, это было бы настоящим чудом" (Зализняк А. А. Слово о полку Игореве. Взгляд лингвиста. М. 2004. С.6).
Материал "Восставшая из пепла..." опубликован в журнале "Родина" №10 2007 года.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем