Государство сражающейся нации

Родословная самовластия

Истоки отечественной самодержавной монархии правильнее выводить не от монголов, а из Владимирско-Суздальской Руси конца XII века. Именно сводные братья Андрей Боголюбский (1157-1174) и Всеволод Большое Гнездо (1154 - 1212) могут быть названы основоположниками государственно-самодержавной идеи на Руси. Распространять ее на более ранние времена бессмысленно: в X-XII веках в представлении русских князей Русская земля считалась общим владением рода Рюриковичей, где есть старшие и младшие, но нет государя и нет подданных, служилых князей.

Андрей Боголюбский впервые поставил знак равенства между великим князем и государем, по отношению к которому все прочие князья если не подданные, то по крайней мере вассалы самого низшего разряда, "подручники", как тогда говорили. Иными словами, он попытался привести положение великого князя в соответствие с его титулом. Отсюда и его конфликт с южнорусскими князьями в начале 1170-х годов, в котором он потерпел поражение в силу самых различных причин (в числе их и отсутствие полководческих качеств, которыми был наделен его самый деятельный и опасный противник Мстислав Ростиславич Храбрый).

Фактически эти идеи утвердились на северо-востоке Руси при Всеволоде Большое Гнездо. Совершив несколько походов на Рязань, он военной силой установил новый порядок и превратил в подручников рязанских и муромских князей.

У нас принято считать, что монгольское иго ослабило власть великого князя. Не берусь утверждать, верно ли это: специально я этим вопросом не занимался. Но вряд ли ордынское иго могло деформировать русскую государственную идею - идеи такого рода не привносятся извне, они вырабатываются самим ходом жизни. Нельзя навязать обществу такую идею, которая укоренилась бы в нем и безболезненно просуществовала вплоть до 1905 года! Самодержавие было оптимальной формой правления для России XIV-XVI столетий, ибо страна все это время была постоянно осаждаема с трех сторон враждебными народами, натиск которых временами был настолько силен, что ставил под вопрос существование не только государства, но и самой русской нации. Московское государство было просто обречено на то, чтобы стать, по меткому выражению В. О. Ключевского, военным лагерем: спокойной была только северная граница, где щит Ледовитого океана относительно надежно защищал нас от иноземных вторжений. А ресурсы этого лагеря были весьма ограничены: населенность Русского государства отнюдь не соответствовала его размерам, протяженности его границ.

За 250 лет активных набегов крымских и ногайских татар - от Василия III до Екатерины II - в плен были уведены сотни тысяч русских людей. Если учесть, что все население Московской Руси в XVI веке не превышало 7 миллионов, то речь нужно вести о систематическом, целенаправленном геноциде русского народа со стороны Крымского ханства и его ногайских подданных, обретавшихся в степях Северного Причерноморья.

Уже одно это должно было поставить вопрос о выживании нации на первый план, а чтобы обеспечить такое выживание в условиях недостаточного развития экономики (ведь именно уровень экономического развития дает возможность содержать сильную армию), важно было максимально умело использовать те скудные ресурсы, которые имелись в наличии. Нравится это кому-то или нет, но мобилизовать все силы нации и сконцентрировать их в нужном месте в нужный момент могла лишь сильная центральная власть, основанная на армейском принципе единоначалия. В этих условиях страна была просто вынуждена жить по военной модели и не уславливаться о правах, как в Западной Европе, где что ни год, то городское восстание с выговариванием себе все новых и новых прав, тщательно и долго перечисляемых в документах.

На чем замешена Российская держава?

Население вполне сознательно делегировало значительную часть своих прав самодержавной власти, что дало повод многим поколениям демагогов обвинять русский народ в рабстве.

Наиболее четко тезис о решающей роли военного фактора, обороны от внешних врагов в процессе укрепления и развития Русского государства был сформулирован И. В. Сталиным. Даже самые пристрастные критики сталинского учения не станут отрицать лаконичности и меткости его стиля, поразительной точности его формулировок (это хорошо знакомо и большинству серьезных историков). Поэтому, как бы мы ни относились к Иосифу Виссарионовичу, нет ничего удивительного (и ничего зазорного!) в том, что именно его определения относительно централизованного государства, военного фактора и т. д. пережили свое время и прочно вошли в лексикон современных историков.

Отнюдь не случайно военная централизация была достигнута гораздо раньше, чем политическая или экономическая, - уже при Иване III. В это время вассальные владетели полновластно распоряжались внутри своих уделов, но военные контингенты они были обязаны выставлять великому князю по первому зову, и на практике великорусское войско было единым уже в конце XV века. Характерный пример - осада и взятие Казани в 1552 году. Там действуют старицкие удельные полки князя Владимира Андреевича. Последний явно не годился на роль полководца¹, и эти части были изъяты из-под его начала; сам князь состоял при Иване IV, при царском полку, а его войсками, которые действовали на другом участке осады, командовал один из московских воевод. Некоторую самостоятельность сохраняли, пожалуй, лишь войска служилых татарских ханов - касимовских и др. (своего рода национальные формирования XV-XVI веков). Однако, будучи автономны организационно, они действовали только там, "где прикажут" - в рамках общих оперативных планов. Таким образом, военная централизация почти на сто лет опередила завершение политической.

С экономической централизацией дело обстоит еще сложнее. В 30-40-е годы в отечественной историографии согласно схеме, начертанной в работе Ф. Энгельса "О разложении феодализма и возникновении национальных государств", делались попытки притянуть за уши экономические предпосылки объединения: дескать, к концу XV века хозяйственные связи между русскими землями зашли уже так далеко, что непременно требовалось слить их в единое государство. Здесь просто шла подгонка под схему Энгельса, основанную на западноевропейском материале. Искали полного соответствия западных реалий, исследованных в работах классиков, с нашей российской действительностью, благо исторический процесс, как утверждалось, един, а национальная специфика безусловно вторична.

К началу 60-х годов от этой концепции пришлось отказаться: факты не укладывались в нее. Всероссийский рынок, образовавшийся в XVII-XIX веках, сплачивал уже созданное государство, порожденное необходимостью борьбы против внешнего врага, еще одним фактором, о котором у нас обычно стыдливо умалчивают, - речь идет о национальном самосознании. Причем единое национальное самосознание было - страшно подумать! - во Львове и Москве. В 1592 году львовяне шлют грамоту Федору Иоанновичу с просьбой помочь богослужебной литературой, подчеркивая, что они обращаются именно к этому государю, поскольку в Москве живут такие же русские, как и во Львове, ведущие свое происхождение от современников князя Владимира Святого.

В вопросе о национальном самосознании над многими довлеет пресловутая схема: что в средневековье не существовало никаких нации, была народность - "недонация", а критерием разницы между народностью и нацией служила степень экономическом сплоченности. Считалось, что если между людьми, говорящими на одном языке и обладающими одной культурой (а я бы добавил - и одними стереотипами поведения), нет развитых экономических связей, то это не нация, а нечто низшее.

Были ли русские "нацией рабов"?

Если в Речи Посполитой существовал колоссальный разрыв между людьми и "быдлом" (то есть одна часть населения пользовалась всеми правами, а другая - никакими), то в Московском государстве эти полюса были сведены: права всех были усреднены. В формировании подобных традиций известную роль сыграла малая плотность населения. Когда не хватало людей для организации обороны от внешних врагов, безусловно не приходилось считаться с интересами конкретной личности: хочет он выходить "сторожить крымского царя", чтобы он, не приведи Господь, Оку не "перелез", или нет - надо, больше некому... В противном случае крымские захватчики быстренько разорят "всю землю", как тогда говорили, в том числе и поместья несогласного индивидуума.

Вследствие этого наши сословия различались в основном не по своим правам, а, как отметил В. О. Ключевский, "по обязанностям": кто сколько должен государству. Дворянин обязан служить "конно, людно и оружно" (а если не выходит, допустим, на "береговую службу" к Оке или на царский смотр, "сказывается в нетях", то прозывается "нетчиком", лишается поместий и подвергается прочим репрессиям). Крестьянин должен был кормить дворянина, чтобы тот мог служить государю, а в случае необходимости и сам обязан помогать войску разрабатывать колонные пути для движения, строить мосты - иначе говоря, служить в так на называемой "посохе" (нечто вроде "трудовых мобилизаций" XX века).

Помимо обязанностей по отношению к государству тогдашний русский человек имел немало возможностей проявить себя в жизни общества. Традиция местного общественного самоуправления возникла в Московском государстве в 30-50-х годах XVI века. Речь идет о губных и земских старостах и целовальниках - выборных лицах, которые вершили суд, занимались поимкой разбойников (в то время государство еще не могло взять на себя борьбу с "организованной преступностью"), сбором и раскладкой налогов. Другое дело, что непосредственной причиной появления самоуправления на Руси явилась неразвитость государственною аппарата. Наверняка государство само, причем не без удовольствия, решало бы эти проблемы, но не могло - пришлось свалить все это на плечи общества. Многие категории русских людей - дворянин, черносошный крестьянин Севера, горожанин - могли реализовать свою социальную активность на выборах в органы местного самоуправления, могли и сами быть туда выбраны.

А затем зародилась традиция Земских соборов. Даже если мы возьмем самое что ни на есть "рабское" время - царствование Михаила Федоровича Романова (1613-1645), то в этот период Земские соборы следовали один за другим и случались чуть ли не каждый год. Это была самая настоящая парламентарная монархия. Земские соборы утверждали государственный бюджет, введение новых налогов и решали другие важнейшие задачи, стоявшие перед страной. Если на Руси не было учреждения, которое бы так и называлось - "парламент", то это не значит, что у нас напрочь отсутствовали демократические традиции, опыт участия общества в делах управления. Иными словами, не только государство "княжило и володело", но и определенной части общества "давали порулить". Другое дело, что русские люди никогда не кичились, не выставляли напоказ свои права, не противопоставляли себя государству. Например, они расценивали свое участие в самоуправлении, в работе Земских соборов как "государеву службу".

Человек, сознающий свой долг перед соотечественниками, государством и его олицетворением - государем, отнюдь не "серый раб". Ведь в противном случае такая вот "рабская покорность" должна была заставить русских подчиниться "государю Владиславу Жигимонтовичу" и ничтоже сумняшеся жить под поляками. А они шли в ополчения 1611 и 1612 годов!

Отметим, что Земские соборы не были пустой говорильней, а худо-бедно, но решали обшегосударственные задачи. Исключение составил разве что Собор 1642 года, представлявший собой некое подобие памятных съездов народных депутатов: бесконечные самоотчеты, разговоры о собственных нуждах оттеснили на задний план то, ради чего созывался собор, - принимать или нет в русское подданство Азов.

В интервью журналу "Родина" известный историк А. Л. Хорошкевич утверждает, что "великокняжеская власть не ставила перед собой никаких задач общегосударственного значения". Дорог великие князья действительно не строили, но о лесах все же заботились. Например, еще в 1485 году Иван III запретил бесконтрольную рубку леса в угодьях Троице-Сергиева монастыря. Аналогичную меру в отношении мурманских лесов, принадлежавших Печенгскому монастырю, предпринял в 1556 году Иван IV. Все леса, лежащие на границе со степью, объявлялись заповедными и подлежали строгой охране: щит против татарской конницы!

Верховная власть возлагала на себя и мероприятия гораздо большего масштаба - вспомним хотя бы о грандиозном крепостном строительстве XVI века. Это ли не "задача общегосударственного значения"? Или великие князья возводили крепости для самих себя? Нет, соорудив каменные кремли в Нижнем Новгороде, Коломне, Туле, Василий III значительно облегчил оборону Оки - главного рубежа, прикрывающего Замосковный край от набегов крымских татар. А при Иване IV к югу от главного появился грандиозный по протяженности новый рубеж - Передовая засечная черта. На сотни верст - от Алатыря до Путивля - протянулась цепь засек, валов, рвов, частоколов, острожков и крепостей. "Кровопийцы" возвели Васильсурск, Свияжск, Ивангород - мощные плацдармы для действии против Казанского ханства и Ливонского ордена.

А разве создание постоянных войск не имело "общегосударственного" значения? Известно, что в 1550 году Иван Грозный создал трехтысячный корпус стрельцов, но еще в 1510-м его отец располагал как минимум тысячью "казенных пищальников". Так неужели государственная система, деятельно укреплявшая оборону государства, оберегавшая жизнь и имущество русских людей от "нашествия иноплеменных", "глубоко и демонстративно безнравственна"?

Теперь самое время поговорить о якобы присущей русским людям XV-XVII веков ненависти к другим народам. "Ксенофобия" - словечко весьма скользкое, обозначающее довольно расплывчатое понятие, не поддающееся количественным оценкам. Вообще говоря, ни один народ не обязан почитать своих соседей "всем сердцем и душой". Любить чужую нацию как свою совершенно неестественно, что бы там ни говорили проповедники интернационализма. При этом, по моему мнению, ксенофобия не есть ненависть к другом народам, это просто здоровое недоверие, известная отстраненность от чужих, проистекающая из различий в национальном характере. Это явление нормальное, присущее любой нации.

А русским своих соседей любить было и вовсе не за что. Поговорки типа "незваный гость хуже татарина" и бытовавшие в народе вплоть до XIX века песни про "татарский полон" никто ведь специально не насаждал, не культивировал с целью фальсификации прошлого. И по отношению к тем же казанским татарам у русских не было никаких поводов преодолевать в себе эту самую "ксенофобию" - перед ними был враг, пусть не такой злобный и агрессивный, как в Крыму, но традиционный: с ним пришлось иметь дело на протяжении ста лет - от Василия Темного (40-е годы XV века) до 1552 года (а восстания казанцев случались вплоть до начала XVII столетия). Имелись все основания для установления в покоренном ханстве достаточно жесткого режима, но были осуществлены лишь самые необходимые меры по обеспечению безопасности. В итоге казанские татары сохранили свою культуру, свое национальное самосознание и успешно развивались как нация. Никаких поводов возводить ксенофобию (то есть нормальное отчуждение от иных племен) в ранг основного фактора, определившего развитие Русского государства, нет.

Недоцентрализация

Термин "Русское централизованное государство" безусловно неудачен по двум причинам. Во-первых, он искусственный: сами русские люди так свое государство не называли. Во-вторых, ни в XV, ни в первой половине XVI века (то есть в правление Ивана III, Василия III и в начальный период царствования Ивана Грозного) Русское государство, по сути, не было "централизованным". Если к понятию "централизация" подходить строго научно, то под ним стоит понимать то, что В. О. Ключевский называл "собиранием власти" в руках московского государя. Если правитель обладает стопроцентной полнотой власти, то перед нами полная, законченная централизация.

В этом смысле о централизации можно говорить, лишь имея в виду конец XVI и XVII век. Но ведь в нашей исторической науке о централизованном государстве говорят лишь применительно ко времени с конца XV до конца XVI века, заканчивая если не Иваном IV, то во всяком случае Федором Иоанновичем. Обычно историк, пишущий о XVII веке, уже не говорит о "Русском централизованном государстве" - это своего рода традиция (а говорится о "Русском государстве в XVII веке").

Вплоть до 60-х голов XVI века внутри Русского государства существовало немало (одно время не один десяток) удельных княжеств, то есть государств, вассальных по отношению к Москве, внутри которых были свои (не московские, не общегосударственные) порядки. Эти вассалы имели свой двор, свои войска (у некоторых были даже стрельцы!) и пользовались всеми правами по отношению к своим подданным. Во-первых, это уделы князей великокняжеской фамилии, братьев Ивана III, а затем Василия III. Например, Волоцкое княжество, дожившее до 1513 года; Калужский удел, где до 1518 года правил брат Василия III Семен; Углицкий удел, где до 1521 года княжил другой брат московскою великого князя - Дмитрий Иванович.

Только в 1560-х годах было ликвидировано Старицкое княжество, где правил еще один брат Василия III - Андрей Иванович, а после его смерти сын - несчастный князь Владимир Андреевич Старицкий. Вплоть до 40-60-х годов просуществовали Белёвское, Воротынское, Новосильское, Одоевское княжества, располагавшиеся в основном в бассейне верхней Оки (так называемые "верховские, или заоцкие, уделы"). Наконец, известное Касимовское ханство в районе Городца Мещерского, переименованного в честь первого удельного владетеля этого города хана Касима (под названием Касимов город существует и по сей день). Это удельное ханство служилого татарского "царя" (так его называли) пережило даже Грозного и исчезло уже в XVII веке просто потому, что пресеклась местная династия. Все остальные были сметены опричниной. Исключительно наглядная картина этого "лоскутного одеяла" дана в великолепной книге М. Н. Тихомирова "Россия в XVI столетии", вышедшей еще в 1962 году.

Как видим, точка зрения о "недоцентрализации" Русского централизованного государства была высказана довольно давно. В 60-х годах ее фактически разделял известный историк А. А. Зимин, писавший, что опричнина Ивана Грозного была направлена именно на ликвидацию остатков "удельной старины".

Подобное мнение разделял и покойным профессор МГУ А. В. Муравьев, и многие другие серьезные ученые.

Приверженность большинства историков понятию РЦГ можно объяснить скорее привычкой использовать термин по инерции, не задумываясь о его смысле.

Распространение представлений об РЦГ в немалой степени связано и с тем, что между "недоцентрализацией" конца XV-XVI века и "феодальной раздробленностью" XIV столетия существует резкий контраст. Наличие описанных выше "государств в государстве" обычно не бросается в глаза: с московским государем они уже не воевали (и даже помыслить об этом не могли); войско было единым, и по первому требованию московского князя все эти князьки и прочие вассалы выставляли свои контингенты под его верховное командование. Например, В. Н. Татищев и другие историки XVIII века, превознося заслуги "объединителей" и "самодержцев" Ивана III и Василия III, имели в виду прежде всего то новое, что вошло в их правление в жизнь страны: кончились кровавые усобицы! Стало единым войско! При этом игнорировалась логика развития единою государства от Ивана III до Михаила Федоровича Романова. Причем это не злонамеренная фальсификация, а скорее следствие невнимания историков, которым было просто некогда заниматься такими тонкостями, как отношения волоцкого удельного князя или касимовского хана с Василием III.

Несмотря на обилие исторических сочинений о формировании Русского государства, этот вопрос никак нельзя считать изученным до конца. Еще очень долго историки будут спорить, разрабатывать оригинальные идеи, выяснять, какие факторы преобладали в процессе складывания державности, выявлять картину событий вплоть до мельчайших деталей. Эта работа будет полезной и продуктивной только при условии кропотливой и вдумчивой работы историков с источниками. Подстраивая факты под очередные идеологические потребности сегодняшней власти или же стремясь на скорую руку сотворить очередную сенсационную концепцию, мы никогда не станем ближе к истине.

• _{1. Обличая "московских кровопийц", А. Л. Хорошкевич явно стремится противопоставить им "истинных героев". И вот двоюродный брат Ивана Грозного удельный князь Владимир Андреевич Старицкий оказывается "весьма одаренным полководцем", под водительством которого "русские войска одержали несколько громких побед". В качестве примера называются военные действия при взятии Казани и Полоцка. Но источники, повествующие о кампаниях 1552 и 1563 годов, не дают для подобных утверждений ни малейшего повода. Главнокомандующим под Казанью был сам Иван IV, а воеводами Большого полка, то есть следующими по старшинству военачальниками, - князья И. Ф. Мстиславский и М. И. Воротынский. Владимир же Андреевич предстает как чисто декоративная фигура, состоящая при Грозном в силу своей принадлежности к великокняжеской фамилии и нужная лишь для того, чтобы поздравить царя с победой. Он даже не командует своими старицкими войсками. Из того же летописного рассказа видно, что действиями осаждавших руководили Воротынский и князь А. Б. Горбатый-Шуйский. В послании к последнему царский духовник Сильвестр с одобрения Ивана IV писал: Казань взята "наипаче твоим крепким воеводством". Ничем не проявил себя князь Владимир и под Полоцком, где главнокомандующим опять-таки был Грозный, а действиями войск руководили штатные воеводы полков.}