Валерий Плотников: Вижу Володю таким, как на моих фотографиях

Попасть в фокус объектива культового мастера у отечественных актеров, режиссеров, писателей, музыкантов, композиторов считалось честью, неким знаком качества. Даже гуляло мнение, мол, если тебя не снимал Плотников, значит, ты ничего не добился в профессии.

Валерий Федорович (впрочем, маэстро настаивает, чтобы к нему и в 80+ обращались по имени) был близко знаком с Владимиром Высоцким половину недолгой жизни того, провел несколько фотосессий (самые известные, хрестоматийные снимки Владимира Семеновича - его, Плотникова). Присутствовал на прощании и похоронах поэта 28 июля 1980 года, сделал и сохранил уникальные, как сказали бы сейчас, эксклюзивные кадры.

Собственно, об этом дне я и собирался подробно поговорить с Валерием.

Но это я собирался. Интервью пошло по сценарию Плотникова. Он привык брать инициативу в свои руки, даже если перед ним диктофон, а не фотоаппарат.

О правде-матке

- Делал недавно интервью с известным юбиляром, а о них принято писать как о покойниках - или хорошо, или ничего...

- Извини, перебью. Не соглашусь с тобой. Я вот всегда говорю правду. А уж хорошая она или плохая, не мне судить.

- Это я и пытаюсь сказать: вы не щадите ни живых, ни мертвых.

- Надо при жизни вести себя так, чтобы у вспоминающих потом не возникало проблем, не приходилось им говорить, мол, человек-то был с дерьмецом.

Это выбор каждого. Не совершай подлостей, и о тебе не скажут гадостей.

Я на этой теме давно сижу, всю жизнь связан с кинематографом, театром, искусством. Еще по молодости смотрел, допустим, в Доме кино шумную премьеру. Подходил ко мне после окончания режиссер или кто-то из актеров, спрашивал, мол, ну как, Валера? Я задавал встречный вопрос: "Тебе правду или?.." Обычно на этом разговор заканчивался, человек тихонько отходил в сторонку. Никто не хотел слушать критику. И это было очень грустно.

Вот мы сидим с тобой, беседуем, а по ящику показывают "Ассу" к юбилею прекрасной Тани Друбич. Фильм Сережи Соловьева.

- Для всех он - Сергей Александрович.

- Послушай! В таком обращении нет фамильярности. Это мой старинный дружок, еще с детства. Мы с четырнадцати лет были в одной питерской компании. И Лева Додин, худрук МДТ - Театра Европы. Более того, Лева и Сережа на год младше, чем я.

И Высоцкий для меня Володя, а никакой не Семенович. Мы перешли с ним на "ты" с первой же встречи. Терпеть ненавижу ханжество!

Так вот. Вспоминаю, как Сережа звал на свои последние премьеры. Мне проще было не ходить. При всем желании не сумел бы выдавить из себя ни одного приличного слова про его последний фильм "Ке-ды" с этим Бастой в главной роли. Ну ужас ведь, а не кино!

Про Соловьева можем как-нибудь отдельно поговорить. Это моя боль. Безумно горько, обидно, что так сложилась его творческая судьба, Сережа должен был стать великим режиссером. Великим! Масштаба Антониони, Иоселиани, Феллини.

- Тарковского?

- Покрупнее Андрея.

Соловьев прекрасно начинал, у него была гениальная отправная точка. Первый документальный черно-белый фильм "Взгляните на лицо", где он даже не режиссер, а лишь автор сценария. Ты видел его?

- Нет.

- Посмотри. Потрясающая вещь! В основе простая идея, которая лежит на поверхности, но ее углядел только Сережа. В Эрмитаже есть зал, где висят две работы гениев - Леонардо да Винчи и Рафаэля Санти. "Мадонна Литта" и "Мадонна Конестабиле". Ведущий экскурсию гид обращается к посетителям: "А теперь взгляните на лица прекрасных дам". Камеры же направлены не на полотна, они снимают крупные планы туристов, делают их портреты... А там такая гамма эмоций!

Сереже не сразу разрешили запуститься с фильмом. Советская редактура настаивала: ну, зачем нам какие-то чужестранные мадонны, снимите лучше ленту о наших отечественных бурлаках. Есть же работа Ильи Репина. Вот и взгляните на лица людей, занятых непосильным трудом.

Но Сережа уперся рогом, не повелся, хотя сделать это было непросто. Он женился на Кате Васильевой, та уже работала в театре, где получала зарплату, играла в кино, ей там платили гонорар, а Сережа, по сути, оказался нахлебником, иждивенцем. Это трудно для нормального мужика.

Однако Соловьев настоял, снял про мадонн. Проявил принципиальность. Больше не позволял себе такого. А жаль.

Вот у еще одного моего давнего приятеля Андрона Кончаловского, которого в свое время я очень любил, есть "Ася Клячина". Всё, он мог бы ничего больше не снимать, это осталось бы с ним навечно. Как я называю, фильм на все времена.

У Никиты, брата его, можно в каком-то приближении упомянуть "Неоконченную пьесу для механического пианино", но стопроцентного попадания в цель все же нет.

Но мы, кажется, слегка отвлеклись...

О трудном характере

- Не мы, а вы. Для меня же остается парадоксом то, что на фотографиях вы показываете людей лучше, чем они есть в жизни. Того же Михалкова не любите, а карточки делали отличные.

- Я снимал Никиту очень много, в том числе и на дипломной работе во ВГИКе. Он защитился фильмом "Спокойный день в конце войны" по собственному сценарию. Кажется, 1971 год или 1970-й. Я сделал тогда несколько его портретов, Никита посмотрел и сказал: знаешь, Валер, хотел бы походить на эту фотографию...

И от Лили Брик однажды я услышал: "Вы сняли меня лучше, чем Родченко". Конечно, приятно, врать не буду, но такие слова нельзя воспринимать слишком всерьез, иначе крыша поедет.

Никита, кстати, был первый, с чьей картины я ушел.

- Почему?

- У меня свои представления о прекрасном.

Михалков начинал работу над полнометражным фильмом "Свой среди чужих, чужой среди своих" и позвал меня. Тогда еще не вошло в практику брать фотографа в съемочную группу. Мы сделали пробы всех персонажей - Богатырева, Кайдановского, Солоницына, Пороховщикова, Калягина, Шакурова, а потом Никиту забрали на три года служить на Тихоокеанский флот, мы на время расстались. Я внимательнее вчитался в сценарий Эдика Володарского и сообразил, что не хочу участвовать в фильме, который собирается изображать героев из всех поголовно чекистов. Когда Никита вернулся, сказал ему, что не смогу работать. Он спросил: "Почему?" Я честно ответил, что не могу воспевать НКВД и ВЧК. Михалков стал уверять, что будет делать вестерн, но я уже принял решение и ушел.

Понимаешь, не могу я через силу. Мне нужно увлечься, загореться. Тогда всё получится.

Как-то Ирочка Купченко попросила снять Люсю Гурченко. Уже тогда считалось: съемка у Плотникова - это марка, бренд. Хотя такого слова не было, оно не употреблялось. В общем, не снялся у Валеры, значит, тебя вроде как и нет в профессии.

Ирочка Купченко при встрече передала просьбу Люси. Согласился, но внутренней уверенности не чувствовал. А я знаю: если не убедил сам себя, не аргументировал, ничего хорошего не выйдет. Как ни старайся, результат будет не тот, не моя фотография. Так и получилось: снял я Гурченко, а химия не возникла.

Самое чудовищное: через какое-то время редакция модного журнала записывала интервью с Люсей на обложке и решила обрадовать ее. Мол, знаете, вас будет снимать Плотников! А она спокойно отвечает: он не станет этого делать, он меня не любит.

Разумеется, мне донесли. Вот я сидел и думал: неужели всё написано на моем лице? Это нехорошо, непрофессионально...

В последнем своем альбоме я опубликовал два кадра из той съемки, это мое извинение перед Гурченко. Всем фотографии нравятся, говорят, дескать, Люся хорошо получилась, но я же знаю: не то...

- А вам отказывали?

- Нет, никогда.

- Никто?

- Ни один человек.

- Мощно!

- Честно! Люди, не побоюсь этого слова, мечтали, жаждали, чтобы я сфотографировал их.

А мне вожжа попадала под хвост не раз. Например, не поехал свадьбу Пугачевой с Киркоровым. Хотя Аллу снимал много, и у нас были замечательные отношения. Она звонила мне в день регистрации брака в Петербурге, оставила сообщение на автоответчике. Сказала, что поменяла дворец бракосочетания, рассчитывая сбить со следа папарацци. У нас в Питере всего два дворца было. Назвала правильный адрес, дескать, приезжай, Валерка, поснимаешь, а потом отправимся на К2. Это дача правительственная, там был запланирован и прием, и фуршет. Но я остался дома. Филипп мне не нравился.

Конечно, это чистой воды позерство.

У меня случилось несколько таких же проколов. Или приколов. Под каким углом зрения смотреть.

У Андрея Тарковского ушел с "Соляриса". Он позвал в съемочную группу, я отработал три или четыре месяца, зарплату получал, а потом встал и отчалил. Не смог с ним. Не сошлись характерами.

Как-то отказался фотографировать члена политбюро. У него был юбилей, кажется, 75 лет. Позвонили, и сейчас помню, что ответил: "Вот воспитайте у себя в ЦК такого фотографа, пусть он вас и снимает". И повесил трубку.

Говорю же: дурь, шлея под хвост.

О заветных желаниях

- А почему Бродского не сняли?

- У меня есть его фотографии, но сделанные не так, как хотелось. Я задумывал забраться под потолок в полутора комнатах и сфотографировать Иосифа на фоне нагромождения книг.

Он изначально был, прямо скажем, своеобразным человеком... Я ведь его знал еще ребенком. В смысле, когда я был маленьким. Хотя тоже удивительно: лишь из некролога понял, что Иосиф лишь на три года меня старше. Казалось, разница в возрасте значительно больше. В свое время по какой-то причине Иосиф, можно сказать, благоволил мне, курировал, опекал.

Нас познакомила Люся, легендарная продавщица отдела поэзии Дома книги на Невском проспекте. Того, что в Доме Зингера. Тогда я даже фотографом не был, обычный пятнадцатилетний пацан, интересующийся литературой. Мне всю жизнь везло на уникальных, хороших людей.

История повторилась с Высоцким. Тут уже в качестве моей добровольной помощницы выступала Галя Гроздецкая, душа и руководитель клуба самодеятельной песни Петербурга. Она решила, что я должен прийти на концерт Володи. А я, честно сказать, слабо представлял, как выглядит Высоцкий, хотя год жил в Москве, учился во ВГИКе, у нас в общаге пели Володины песни. Да никто, по сути, не знал его в лицо. Только голос, которым полстраны заслушивалось...

Французы, помню, снимали документальный фильм о Высоцком, привезли его к магазину "Мелодия" на Новом Арбате, дали пластинку в руки, сказали: "Стой!" Он и стоял - такой модный, в дубленке, а мимо текла толпа и - ноль внимания.

В кино Высоцкий помаленьку снимался, но и картины Киры Муратовой, и "Вертикаль" Станислава Говорухина шли пятым-шестым экраном, попасть же в Театр на Таганке было нереально.

А Галя не только рулила в бардовском клубе, но и работала на "Ленфильме", куда Володю пригласили на одну из главных ролей в фильме "Интервенция".

Гроздецкая хорошо относилась ко мне, вот и позвала на концерт. Я пошел. Подумал: хотя бы сниму его, может, люди узнавать начнут.

Году в 1968-м кто-то из сотрудников Театра на Таганке запустил опрос среди актеров: ваши любимые книга и фильм, что цените в женщинах, какие качества отличают настоящего мужчину... Ну, и так далее. Вопросов семьдесят. Все заполняли анкеты - и Веничка Смехов, и Валера Золотухин, и Высоцкий. Я запомнил два Володиных ответа. На вопрос "Что вы хотите больше всего в жизни?" он написал: "Чтобы помнили". Ленечка Филатов потом назвал так телепрограмму и долго вел ее на Первом канале.

И второе желание Володи: "Чтобы везде пускали". Тогда для него это было актуально. Например, он не сумел пройти на мою персональную выставку в Доме кино в Петербурге: охрана не признала и не пропустила.

Но самое потрясающее - в конце той анкеты был вопрос: "Хотите ли быть великим и почему?". Высоцкий ответил коротко и ясно: "Хочу и буду".

Он верил в себя.

- Как прошла ваша первая съемка?

- Я побывал на обоих концертах в клубе у Гали Гроздецкой. На первом осматривался, работал на втором. Долгое время я не имел возможности печатать все фотографии и выходил из положения, делая маленькие контрольки и отдавая их героям, чтобы те отобрали понравившиеся карточки. Подготовил такой же лист с раскадровкой и для Володи.

Его тогда все старались записать на магнитофон, чтобы поделиться пленками с друзьями, знакомыми. Каждый ставил на сцену свой микрофон. Я мечтал, чтобы их было много-много, они, извини, как мухи, облепили бы Володино лицо, а он пел бы в один из них.

К сожалению, микрофонов оказалось меньше, чем я рассчитывал. Тогда придумал другое решение: стал ловить момент, когда эта нашлёпка закроет часть лица и будет выглядеть, как шутовской нос. Володя еще и удачно сделал бровки домиком. Кажется, пел "Диалог у телевизора": "Ой, Вань, смотри, какие клоуны, рот - хоть завязочки пришей".

Словом, получился забавный кадр. Володя отметил его на контрольке и говорит: надо же, пацан, а нашел ход, смешно получилось.

С той фотографии и пошло. Стали общаться. Высоцкий продолжал сниматься в "Интервенции", месяц или два еще приезжал на съемки, жил всегда в гостинице "Октябрьской", которая стоит наискосок от нашей с мамой квартиры у Николаевского вокзала. Он же - Московский.

Мы обязательно встречались, если я тоже оказывался в Питере. Потом Володя вернулся со съемок в столицу, я продолжал учиться во ВГИКе, и он ввел меня в Театр на Таганке, где я вскоре стал своим и мог себе позволить что угодно, даже зайти в кабинет к Юрию Петровичу Любимову, которого все боялись.

О меньшом и старшом

- Читал, у вас было полтора десятка фотосессий с Высоцким?

- Поменьше. Это легко посчитать. 284 кадра. Много репортажной съемки, как на концерте в Питере.

А первая фотосессия - "Гамлет". Как-то предложил Володе остаться после спектакля. Он договорился с костюмерами, реквизиторами, осветителями. Мы не повторяли мизансцены, что-то я специально придумал. Например, решил сделать кадр, чтобы шишак от меча напоминал головку микрофона. Сначала всё мысленно выстроил. Использовал настоящие кованые мечи Давида Боровского, гениального театрального художника.

Но шишак приходился Володе аккурат в лоб, поэтому я подкладывал деревянные чурбачки и выровнял на уровень микрофона. Получилось, что он поет в меч.

- При жизни Высоцкого эти фотографии печатались?

- Практически нет. Правда, вышел набор моих открыток "С любовью к театру и кино". Уже не помню, пятнадцать карточек или двадцать. Там были фотографии Друбич, Калягина, Ульянова, Смоктуновского, Янковского, Вертинской... В том числе Марины и Володи. Снятых по отдельности.

Но по тем временам и это казалось чудом.

- А тираж?

- Пятьдесят тысяч экземпляров. Прилично! Но когда я приехал в магазин на Кузнецком Мосту, все распродали, опоздал. Впрочем, бюро пропаганды советского киноискусства быстро расчухало, выпустили такой же второй тираж.

- Хорошо, поди, заработали!

- Подожди, не спеши. В этой стране фиг что получишь. Я, как и ты, губу раскатал, думаю, сейчас сполна выдадут, но сумма оказалась вдвое меньше. Мне объяснили: перепечатка. Только так - ни рубля сверху. Правда, я все равно был счастлив. Как и те, чьи портреты выпустили на открытках.

- Ваше отношение к Высоцкому менялось на протяжении лет?

- Человеком он был сложным. Что общеизвестно. И актером не самым выдающимся. Володя сам это чувствовал. Имею право так говорить. Допустим, терпеть ненавижу Валеру Золотухина как человека, но понимаю: он потрясающий лицедей. Или Веничка Смехов. А Володя не был большим артистом. Монолог "Быть или не быть" скорее исключение. А "Маленькие трагедии" смотрю и не верю в то, что он играет. Это неправда, это плохо! В отличие, скажем, от Иннокентия Михайловича Смоктуновского.

У Володи такого дара не было. Зато он потрясающе справлялся со словом, рождал фантастические образы. До сих пор живу с ними.

К концу жизни Высоцкий стал настоящим поэтом. Возьми те же "Кони привередливые". Вспомни: "Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами". Сложи в голове: ангелы - и вдруг злые голоса. Ничего себе!

Андрей Вознесенский назвал Высоцкого "шансонье всея Руси", написал в стихотворении на его смерть: "Меньшого потеряли брата - всенародного Володю".

Кого, Андрей Андреевич?! Тот меньшой, а ты, значит, старшой? Кто это сказал?

В "Миллионе роз" у Вознесенского строчка есть: "Он тогда продал свой дом, продал картины и кров". Но дом и кров - одно и то же! Слова вписаны для рифмы. Даже шутка гуляла: кров - это кровь, но по-грузински, без мягкого знака в конце.

Помню, спросил Андрея: "Заслонивши тебя от простуды - это как? От сквозняка заслонить можно, а от простуды?" Он ответил: "Но ты же понимаешь, что я хотел сказать". Говорю: понимаю, рифму подходящую не нашел.

У Высоцкого нет ни одного приблизительного образа, натуги.

Знаю, о чем говорю. Мы общались до конца его жизни, я единственный, кто полностью отснял похороны Володи...

О пророческом предчувствии

- Расскажите подробнее.

- Накануне дня смерти он приходил ко мне домой.

- Зачем?

- Наверняка дело было, а какое именно, уже и не вспомню. У нас случались периоды тесного общения, но мы не встречались чайку попить или кофейку, потрепаться о погоде и природе. Видимо, что-то хотел мне предложить.

У Володи была масса идей и желаний, но я видел: он не жилец. Это действительно страшно. Человек перед уходом становится черен лицом, появляются круги под глазами. На своем веку я несколько раз это наблюдал. И с Высоцким уже знал... Помню, как он поднимался в театральный буфет и говорил: "Лид, свари мне пятерной кофе". Понимаешь, что это такое? Концентрация кофеина чудовищная, убийственная.

Какое сердце выдержит подобные нагрузки? При этом внешне у него всё складывалось потрясающе. Он добился того, о чем мечтал. Володю везде пускали, он был желанным гостем в любом доме. Если бы, к примеру, ему захотелось вместо Хабаровска слетать в Мурманск, зашел бы в кабину к пилотам, сказал: "Ребята, послушайте, нужно срочно", - и те развернули бы самолет.

Уже появилась Ксюша Афанасьева, которая теперь жена Леньки Ярмольника. Володя совсем потерял голову от любви, собирался венчаться, а потом развестись с Мариной. В театре они с Аллой Демидовой задумали сами репетировать спектакль. На Одесской киностудии Высоцкий хотел запустить полнометражный фильм о партизанах, сниматься в нем и позвать на главные мужские роли Депардье с Ольбрыхским.

Словом, планов громадье. Вот и зашел со мной что-то обсудить.

- А где вы жили?

- На Камергерском. В квартире Леонида Собинова.

Так получилось, что мои дети приходятся внуками классику детской литературы Льву Абрамовичу Кассилю и правнуками выдающемуся лирическому тенору Леониду Витальевичу Собинову. Уж извини...

Кухню в той квартире я переоборудовал под павильон и многих там снимал. Володю в том числе.

- Как узнали о его смерти?

- Тогда же не было ни мобильной связи, ни интернета, ни "желтой" прессы. И я вроде как держал руку на пульсе, был в курсе светских и прочих новостей, мне часто звонили, чтобы перепроверить ту или иную информацию. Допустим, а правда, что Пугачева ударила Стефановича утюгом по голове? Или: умер Аркадий Райкин, ты не слышал? В тот день стали звонить с вопросами про Высоцкого. Я сначала уверенно отвечал, мол, лажа, видел его живехонького у себя дома, а вечером иду в театр, мы накануне договорились. Но звонки продолжались, тогда я решил не ждать и поехал на Таганку. Уже на подходе увидел вместо афиши портрет в траурной рамке, первые цветы на асфальте и всё понял...

О долгом прощании

- Что было дальше?

- Знаешь, я ведь занудный, у меня на многих фотографиях стоит точная дата. Иногда и время указано. Прощание с Высоцким тоже расписано по минутам. Вот видишь?

- Перфекционист.

- Я и говорю: зануда. Если называть вещи своими именами...

Но у этой черты характера есть и плюсы. Всегда готовлюсь основательно, стараясь предусмотреть любые нюансы. Договорился с коллегой, что он поможет снять церемонию прощания с Володей. Говорю ему: встань вот сюда, у ограды храма, который напротив Театра на Таганке, и телевиком через головы толпы сними плывущий над людским морем гроб. Обычно берут ракурс снизу, и на фото кажется, что люди тащат какой-то ящик. А кто в нем? Как понять, что внутри лежит Высоцкий? Ну несут и несут.

Всё растолковал мужику, точку показал, а он не сделал кадр, не поверил моему опыту.

- А сами почему не сфотографировали, как хотели?

- Я же находился внутри здания, специально остался ночевать в театре, поскольку боялся, что утром 27 июля могу не прорваться сквозь милицейское оцепление, которое наверняка выставят вокруг театра. Я имел аккредитацию на проходившую в те дни московскую Олимпиаду, это позволяло свободно перемещаться по городу, и все же рисковать не хотел. Прекрасно знал: если будет высокий приказ "Укоротить поэта", никакая ксива не поможет.

И оказался прав: к утру все подступы перекрыли.

Ночь я провел на четырех венских стульях, составленных вместе. Не самое лучшее ложе в моей жизни, поверь. Еще и живой петух, который возвещал зарю в "Гамлете", кукарекал без конца. Эхо разносилось по пустому зданию. Если бы нашел крикуна, наверное, свернул бы башку. Я честно пытался уснуть, понимая, что предстоит чудовищный день.

В 3.30, когда начало светать, сфотографировал пустую Верхнюю Радищевскую улицу. В четыре утра был последний Володин приезд в театр, реанимобиль с его телом проехал во двор театра. Этого не видел никто, кроме меня. И не снял.

Площадь заблокировали в 8.30, доступ народа стали ограничивать, стараясь действовать без скандала. Я сидел в засаде и думал, что о прощании с Владимиром Маяковским и Борисом Пастернаком, кажется, не осталось никаких документальных свидетельств. Понимал: проводы Высоцкого надо снять. И показать, что с ним пришла проститься многотысячная толпа. А как передать масштаб? Забрался повыше и сделал фотографию, где видно, что живая очередь идет до Котельников и уходит дальше к Кремлю. У меня был свой "Хассельблад", прекрасный аппарат, пожалуй, лучший. Приятель, кажется Эдик Коросташевский, одолжил еще и широкоугольный объектив. Я смог сделать всё, что хотел.

- Неужели КГБ не проверил театр, товарищи в штатском не перевернули здание вверх дном?

- Пойми, шла Олимпиада. Наверняка было приказание не привлекать внимание, не допустить шума.

Расскажу смешной, вернее трагикомичный эпизод в контексте всей мизансцены. На площади собралось много милицейского начальства, я подошел к козырьку крыши, чтобы получше снять толпу, и какой-то толстый генерал стал кричать мне: "Молодой человек, спуститесь вниз, я вас арестую". Эта фраза звучала забавно, даже скрасив на секунду горечь от происходившего вокруг.

В итоге я сделал фотографии, где видны все пришедшие. Друзья, партнеры, коллеги из других театров. Потом я выбрался из здания и с остальными поехал на Ваганьковское кладбище, сев в один из первых двух автобусов. Вдруг замечаю у входа дядю Сережу Михалкова, с которым был очень хорошо знаком. Кажется, он тоже увидел меня, я успел сделать лишь два кадра. Сергей Владимирович тут же нацепил на голову пилотку из газеты, как бы прикрылся от жары и перестал выделяться в толпе. Профессионал, понимаешь!

Тем не менее он все-таки пришел проститься с Володей. Пусть и не в театр, а на кладбище.

О любви и дружбе

- Вам удалось опубликовать съемку с похорон?

- Нет, конечно. Тогда и не помышлял об этом. Всё долго лежало в моем архиве. Выпустил альбом уже в нулевые.

- А продать каким-нибудь буржуям?

- Для них эти похороны не были событием. Да, "Голос Америки" первым сообщил о смерти Высоцкого, но на Западе вряд ли понимали, кем являлся Володя для нашей страны.

Какие-то фотографии я отдал в Театр на Таганке. Давид Боровский использовал их в потрясающем, уникальном спектакле, выпущенном на годовщину ухода Высоцкого. Такой самоотдачи, истовости от актеров я больше не упомню. Получилось нечто непередаваемое.

Спектакль не сразу разрешили и потом разрешали играть лишь дважды в году - в день рождения и гибели Володи. Через какое-то время и вовсе запретили.

- У вас есть любимая песня Высоцкого?

- Пожалуй, нет. В разные периоды жизни нравились одни, затем - другие. Это нормально.

- А фотография?

- Володина? Где он с бородой и гитарой. Высоцкий тоже ее любил, знал, что чудо как хорош на ней. Этот портрет предполагалось напечатать на виниловом альбоме Володи. Но тот не вышел. И Марина Влади не снялась в роли Екатерины II. Остались лишь пробы в костюме императрицы. Реквизит приволокли с киностудии во все ту же квартиру Собинова в Камергерском, Марина переоделась, загримировалась, и я снял ее на кухне. Забавно, да?

- Хорошо, если не Высоцкий и Влади, какие еще свои работы считаете наиболее удачными?

- Они висят за твоей спиной. Миша Барышников, последний его снимок в Петербурге.

Мне нравится портрет моей бывшей жены Ирочки Собиновой, она же - Кассиль.

Но что я буду себя нахваливать? Как-то это не очень правильно...

Были люди, которые прекрасно ко мне относились, любили, как Галя Гроздецкая, но попадались и те, кто терпеть ненавидел. Мол, Плотников снимает гламур, это говно, а не фотографии.

- Как, кстати, вы с Юрием Ростом уживаетесь?

- Замечательно. Мы же очень давно, столько лет, идем по жизни рядом. В свое время в Петербурге устраивали общую выставку, которая называлась "Люди, люди, люди". Мало того, Юра ко всем моим альбомам пишет предисловия или послесловия. Это потрясающе.

- Он умеет дружить.

- А я, пожалуй, нет. Дружба требует времени, я же всегда очень много работал. Зато любить умею.

- Героев?

- Но не всех. Знаю, что избирателен, в этом смысле я очень перпендикулярный человек.

Вот и сейчас отказываюсь от многих персонажей из собственного архива, избавляюсь от негативов с ними, говорю: здесь, извините, вам не место.

- Как-то вас назвали охотником за головами.

- Да, по Первому каналу. Когда услышал, обалдел. Ни хрена себе!

Это точно не про меня. Во-первых, никогда ни за кем не охотился и ни чьей дружбы не добивался. Много раз слышал вопрос: вот как ты общался с Аллой Пугачевой? А с Высоцким? Отвечал: да нормально. Мы были знакомы по жизни, если пересекались, находили, о чем поговорить. Они знали: если им что-то нужно будет по делу, я помогу, сниму без проблем. Но заглядывать заискивающе в глаза не стану.

- Может, в вас княжеский снобизм говорит? Бабушка из рода Шаховских, родилась в Париже, здание, где сейчас "Геликон-опера", - ваше родовое гнездо.

- Да, Дмитрию Бертману, худруку театра, как-то сказал в шутку, мол, освобождай помещение, захапал чужое!

О происхождении бабушки я узнал лишь в середине 80-х, в годы перестройки. Так что дело не в моем дворянском происхождении. Я всегда был разборчив в методах и средствах, понимал, чего хочу. А желание было простое: запечатлеть современников, чтобы потомки узнавали их в лицо.

- Автопортреты, иначе говоря, селфи делали?

- Понимаешь, я действительно перфекционист, не умею просто так щелкать. Когда слышу от кого-нибудь: "Сфоткай меня", сразу хочу убить, не задерживаясь ни на секунду.

Есть несколько удачных моих фотографий. Вот эту, например, сделала Беата Тышкевич на даче у Андрона Кончаловского. У нас были с ней долгие отношения, длившиеся несколько лет. Но это отдельная тема, не имеющая отношения к предмету сегодняшнего разговора.

О портрете эпохи

- И все же: что, глядя на свой портрет, вы можете сказать о человеке, снявшем нам эпоху?

- Знаешь, сам порой не верю, что сделал это... Здорово, что удалось, но многое должно было совпасть. Моя жизнь удачно сложилась. С другой стороны, всегда делал лишь то, что хотел, и никто не мог меня заставить. Однажды получил совершенно потрясающее предложение. Мэр Милана пригласил нас с женой на месяц. С фотовыставкой. Представляешь: месяц в Италии. Но оказалось, я нигде не состою на службе, поэтому никто не может написать мне характеристику от лица трудящихся.

Так и не съездил, но почему-то был уверен: не сейчас, так потом. И, действительно, много чего повидал на свете, и в Японию летал, и в Мексику. Европу даже не считаю.

У Евтушенко есть фраза: "Жить независимо - включает и независимо тонуть". В любой ситуации старался сохранить свободу, это давало мне право говорить в глаза то, что думаю.

Помню, как поддевал Майю Плисецкую, говоря ей, мол, сейчас надо шить не у Пьера Кардена, а у Ив Сен Лорана. Прекрасно понимал, что уязвляю ее в самое сердце, и она заказывает наряды у Кардена не потому, что ей так уж хочется, а из-за того, что он делает всё бесплатно, дарит платья. Майя Михайловна слушала меня и не возражала...

Кстати, в советское время едва ли не главной проблемой для меня было, во что одеть персонажей. Ефим Копелян снимался в моем плаще. Колю Караченцова я как-то одел с головы до пят. На нем лишь черные носочки собственные, а рубашка, свитер, брюки - все мое. Этот потрясающий свитерок кто-то привез мне из Лондона, кажется, Андрон Кончаловский. В нем на фотографиях фигурируют еще несколько человек, причем не самых бедных и плохо обеспеченных. Режиссер Сергей Герасимов, писатель Юрий Трифонов, актеры Олег Ефремов и Иннокентий Смоктуновский. Неплохая компания, согласись...

- Некоторых героев вы раздевали, что называется, донага.

- Бывало и такое. Вон фотография Насти Вертинской висит. Обнаженка.

Кто-то сам хотел сняться голым ради прикола, как Саша Абдулов и Леня Ярмольник. Придумали такую фотошутку в подарок Леночке Кореневой.

- Кого можете назвать другом среди попадавших в фокус вашей камеры?

- С моей точки зрения, их было двое - Сережа Соловьев и Андрон Кончаловский. Но это всё в глубоком прошлом.

У меня такая жизненная формула: лучше быть талантливым и здоровым, чем гениальным, но больным. Гений - всегда аномалия. Мне довелось пообщаться с несколькими и точно могу сказать: лучше сохранять дистанцию, слишком к ним не приближаться.

По крайней мере, мне это не было нужно. Живу, как живу. Могу перелистать фото моих персонажей, что-то вспомнить...

- Кого последним снимали?

- За молодежью не очень слежу. Знаю, есть талантливые, хорошие ребята, но их лица... Ну не найду такого, как у Святослава Теофиловича Рихтера. Или даже у Юрия Петровича Любимова, как к нему ни относись. Где взять нового Иннокентия Михайловича Смоктуновского, Лилю Брик, Сергея Параджанова? А у меня вот они - в альбомах.

- Давите на психику именами.

- Нет, извини, это не имена, а фигуры. Григорий Михайлович Козинцев, Элем Климов, Вася Аксенов, Валентин Распутин, Владимир Войнович, Толя Васильев... Помню, допек Сергея Довлатова. Привез в Нью-Йорк аппаратуру и сфотографировал так, как хотел. Он уже был черен лицом, через полтора месяца его не стало, но я сделал то, что запланировал. И это хорошо.

- А кто из ваших героев был самым-самым по масштабу личности? Вот прямо глыба такая.

- Первым на ум приходит Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Настоящий интеллигент, где на первом месте не ум и не образованность, а мудрость сердца.

До сих пор держусь за Михаила Сергеевича Горбачева, хотя он и не был мудрецом. Но кровожадным тоже, слава богу.

Когда договаривались о съемке, попросил: пожалуйста, без пиджака и галстука. Михал Сергеич согласился. Я привез рубашечку и свитерок (не тот, в котором Ефремов с Караченцовым снимались, другой), а Горбачев вдруг смешно заволновался: а вдруг не подойдет, а если не мой размер? Я успокоил, мол, у меня хорошие осведомители, не беспокойтесь. Все получилось по-человечески, просто и нормально. Еще я снимал Михаила Сергеевича с внучками. Такой добрый дедушка.

- А Высоцкий для вас кто?

- Он великий. Потрясающее везение, что судьба так близко свела нас. Если бы не Галя Гроздецкая, наверное, я не вышел бы на тот уровень общения и доверия, который в итоге сложился.

- На кладбище бываете?

- Конечно. Памятник Рукавишникова, скажу честно, мне не нравится.

Вижу Володю другим. Таким, как на моих фотографиях...