"В политике я мало смыслю"

Незадолго до этого, в 1855 году, Константин Николаевич был назначен управляющим Морским ведомством на правах министра и видел в сыне преемника на государственной службе. Генерал-адмирал реформировал российский флот (именно при нём появились паровые броненосные суда) и был сподвижником Александра II в подготовке и проведении Великих реформ. В отличие от отца, Константин Константинович сделал заурядную карьеру: он медленно поднимался по ступеням служебной лестницы и в течение семи лет командовал ротой лейб-гвардии Измайловского полка. Великий князь не оказывал никакого влияния на политическую жизнь ни в царствование своего двоюродного брата Александра III, ни в царствование двоюродного племянника Николая II.

Вершиной его служебного поприща стало командование лейб-гвардии Преображенским полком (с 1891 года) и должность Главного инспектора военно-учебных заведений (с 1901-го). Несравненно большее значение имела общественная деятельность Константина Константиновича. С 1893 по 1915 годы великий князь занимал пост президента Императорской Академии наук.

В 1882 году в журнале "Вестник Европы" появилось стихотворение, подписанное двумя буквами "К. Р." - Константин Романов. Великий князь Константин Николаевич безошибочно узнал, кто скрывается под этим псевдонимом. Августейший отец пришёл в негодование как от заявления сына о своём поэтическом даровании, так и от его публичного притязания на авторскую славу. Константин Николаевич сам в юности писал стихи, но по требованию отца, Николая Павловича, был вынужден оставить занятие поэзией. Император готовил сыновей к государственной службе и не допускал мысли, что его дети могут профессионально реализовать себя в иной сфере. Константин Николаевич подчинился. "Папа заметил мне, - записал в дневнике К. Р., - что, вероятно, его слова будут мне неприятны, но что он человек старого времени, и своих взглядов переменить на новый лад не может"¹.

В убеждениях Константина Николаевича отразился конфликт поколений. Принцип гласности, провозглашённый в начале правления Александра II, позволил обществу участвовать в обсуждении проектов государственных преобразований. В царствование Александра III происходило заметное снижение интереса образованной публики к политической жизни. К тому же Александр Александрович скептически относился к участию родственников в государственном управлении. В 1893 году Константин Константинович записал в дневнике: "Государь даже с родными братьями не любит заводить разговоров, выходящих из ряда обыкновенных. Он никогда сам не начнёт; надо его вызвать на объяснение. Но, конечно, редко у кого хватает на это смелости"². Это позволяло великому князю не ограничивать свои профессиональные интересы исключительно службой. "В политике я мало смыслю, - записал он в дневнике, - и мои воззрения шатки и неопределённы. У меня только одно чутьё, может быть, совсем неверное"³. Взгляды на свою роль он изложил в стихотворении "Баловень судьбы", в котором выразил надежду с помощью поэзии заслужить любовь народа и прославить "матушку-Россию". В день своего тридцатилетия великий князь подвёл итог: "Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других - я военный, ротный командир, в близком будущем полковник… Для себя же - я поэт. Вот моё истинное призвание"⁴.

В 1886 году из печати вышел первый поэтический сборник К. Р. Современники высоко оценили его стихи. Особое значение для Константина Константиновича имел комплиментарный отзыв преосвященного Анатолия из Каменец-Подольска, который пообещал ему "славу и бессмертие в памяти русского народа"⁵. Возникает вопрос: каким великий князь представлял себе русский народ, и на основе чего член императорской фамилии мог строить свои представления о подданных Российской империи?

Константин Константинович как член императорской фамилии не мог не участвовать в церемониях двора. Он был носителем придворной культуры: царские выходы и обеды, балы, светские вечера составляли основную часть его повседневной жизни. В Петербурге Константиновичи занимали Мраморный дворец. Лето Константин Константинович проводил в Павловске и Стрельне, где чувствовал себя "как барин" и жил "как на даче"⁶. Основной круг его общения ограничивался августейшими родственниками, членами аристократических семей, сановниками, виднейшими деятелями культуры.

Вместе с тем, Константин Константинович отделял членов императорского Дома от прочих подданных Российской империи, не имевших родства с царской фамилией. Это ярко отразилось в его реакции на желание некоторых великих князей вступить в морганатические браки. "Двоюродные мои братья почему-то решили, что Государю (Александру III. - К. С.) было бы даже желательно видеть побольше великих князей, женатых на простых смертных"⁷. Сам великий князь был женат на немецкой принцессе из Саксен-Альтенбургского дома, несмотря на многолетнюю любовь к своей двоюродной сестре графине Елене Шереметевой, урождённой графине Строгановой⁸ (Николай I был их общим дедом).

Ограниченное общение великого князя с "простыми смертными" в роте, на улицах столицы, в монастырях и церквах не могло создать у него адекватного представления о жизни русского человека. Естественно возникающий пробел заполнялся образами, почерпнутыми из художественной литературы, и восприятием народа через призму добродетелей православной веры. Так, прочитав повесть Лескова "Соборяне" о типичных для русской глубинки обывателях, Константин Константинович записал в дневнике: "Рассказ об этих простых, грубых, неучёных, невоспитанных людях возвышает и умиляет душу, трогает и "с жизнью мирит"⁹. Глубокое впечатление произвела на него книга публициста Сергея Рачинского "Сельская школа": "Она затрагивает самые заветные стороны души, даёт ответ на то, что смутно сознаётся, во что бессознательно веришь - в духовное величие и силу нашего простого народа"¹⁰.

Литература была для Константина Константиновича не только источником знаний о народе, но и способом его просвещения. По словам великого князя, ему "хотелось бы занять в литературе место поэта-мыслителя, действующего на развитие толпы (курсив мой. - К. С.)"¹¹. Упоминание о народе как о толпе не было случайным и не единожды встречается на страницах дневников Константина Константиновича. После выхода в свет своего первого поэтического сборника он записал: "Я совершенно чистосердечно и искренно говорю в своих последних стихах, что гордости нет в моей душе, что для меня ничтожны отзывы толпы (курсив мой. - К. С.), когда самый этот дар для меня лучшая награда, и я смотрю на него как на талант, свыше данный рабу Христовой притчи, талант, с помощью которого я обязан приобрести другие таланты"¹².

Константин Константинович мечтал повлиять "на развитие толпы" также посредством улучшения быта духовенства и народного образования, о чём записал в дневнике в 1881 году¹³. Однако, когда в 1894 году министр народного просвещения Иван Давыдович Делянов лично предложил великому князю стать его преемником, Константин Константинович ответил отказом: "Но эта должность меня не привлекает, я был бы более склонен занять должность обер-прокурора Св. Синода, да и то не сейчас, а лет через пять, если уже не буду командовать полком"¹⁴.

По глубокому убеждению К. Р., русского человека определяли два качества: владение русским языком и православная вера. Когда его жена, Елизавета Маврикиевна, принадлежавшая к лютеранской церкви, отказалась прикладываться к кресту и иконам, он обвинил её в том, что она оскорбляет чувства "целого народа" и не почитает то, "что ему свято и дорого"¹⁵. Великий князь исповедовал иные ценности: "Стоять на фланге своей роты и молиться вместе со своими солдатами для меня великое удовольствие… Мне как-то особенно приятно класть поклоны и креститься одновременно с моими солдатами"¹⁶.

Общение с народом на улицах столицы было для нашего героя исключением. Об одной из таких случайной встрече с рабочим в книжной лавке Константин Константинович записал в дневник. Рабочий рассматривал книги и не мог решить, на чём остановить свой выбор. Он "говорил, что очень охочь до духовных книг, что читать хотца, да денег нет (подчёркивание К. Р. - К. С.)". Константин Константинович вручил новому знакомому жизнеописания афонских старцев и представился: "А объяснил я рабочему, кто я таков, не из хвастовства, видит Бог, нет, а чтобы он знал, что великие князья любят народ и заботятся о нём (курсив мой. - К. С.), и чтобы доставить ему ещё большее удовольствие"¹⁷.

На практике представления Константина Константиновича о русском народе формировались, главным образом, из общения с солдатами лейб-гвардейских полков, Измайловского и Преображенского. Причём опыт взаимодействия с нижними чинами накладывался на уже сконструированную модель русской жизни. Возвышенные и одухотворённые образы переносились на солдат и их внутренний мир: "Сколько у солдата внимания к офицеру; он сам ляжет на сырую землю, а свою шинель охотно и радушно уступит офицеру"¹⁸.

Русский мужик, облачённый в шинель, вызывал умиление великого князя вне зависимости от объективных обстоятельств: проявляемого солдатами невежества или преступной распущенности. Поэта не смущала абсолютная неграмотность его подопечных. Обучение нижних чинов чтению он воспринимал как особую миссию: "Объяснить, что Б и А надо произносить вместе Ба - самая трудная задача. Но кажется, сегодня они это поняли, я заметил сознание, загоревшееся у них в глазах"¹⁹.

Очарование в простоте русского народа сопровождалось, с одной стороны, верой в его непогрешимость, с другой, желанием понять и простить. Узнав, что солдаты, находящиеся в его подчинении, совершили групповое изнасилование беременной женщины, великий князь с искренней заботой отнёсся к их судьбе, оправдывал их и ратовал за смягчение наказания.

К. Р. идеализировал и условия службы: "Проходя мимо часового на площадке перед дворцом со стороны сада, я позавидовал стрелку; оно глупо, я знаю, но не могу не желать начать службу с рядового, испытать все лишения, которым подвергается солдат, жить в казарме, терпеть зной и стужу и узнать на деле, что значит быть нижним чином"²⁰.

Руководство нижними чинами лейб-гвардейских полков вполне удовлетворяло внутреннюю потребность великого князя в близком общении с народом. "Как хорошо, - записал он в дневнике во время летних учений в Красном Селе, - когда можешь быть запросто с солдатами, дышать их воздухом, вслушиваться в их говор, шутить с ними, отвечать на их вопросы. Тогда те невидимые, но почти непроницаемые перегородки, отделяющие наше сословие от солдата, как бы падают, и становишься их товарищем. И странно: простой народ вовсе мне не так дорог; он становится мне мил, только облечённый в солдатский мундир (курсив мой. - К. С.)"²¹. В то же время Константин Константинович проявлял любовь только к тем солдатам, которые были для него русскими по национальности (то есть представителями "триединой русской нации"). "У меня только одна треть всех молодых солдат русские; - записал он в 1887 году, - остальные поляки, литовцы, латыши, эстонцы и т.д. Чистое горе. Солдат не русский теряет для меня всю свою прелесть"²².

Константин Константинович, как ему казалось, делал всё возможное для улучшения жизни народа, однако имел весьма смутное о нём представление. Среда, в которой жил великий князь, придворная культура и нормы поведения создавали непреодолимую "невидимую грань", отделявшую высшие слои общество от простого человека.

Единство православного вероисповедания создавало у Константина Константиновича иллюзию общего мировоззрения и порождало воспевание христианских добродетелей русского народа. Обращение за знанием о русской действительности к образам дворянской литературы завершало создание идеального образа. Как следствие, Константин Константинович служил скорее воображаемому, чем реальному народу.

• _{1. ГАРФ. Ф. 660. Великий князь Константин Константинович. Оп. 1. Д. 20. Л. 11–11 об. Константин Константинович вёл дневник с 1870 по 1915 гг. Всего он написал 66 книг, две из которых на сегодняшний день утеряны. В фонде также содержатся переписка великого князя с родителями, с женой и детьми, с деятелями культуры и более 1000 фотографий.}
• _{2. Там же. Д. 40. Л. 144 об. — 145.}
• _{3. Там же. Д. 31. Л. 42.}
• _{4. Там же. Д. 35. Л. 6 об. — 7.}
• _{5. Там же. Д. 31. Л. 8 об. — 9.}
• _{6. Там же. Д. 17. Л. 80 об.}
• _{7. Там же. Д. 34. С. 33–34.}
• _{8. В октябре 1881 г. Константин Константинович записал в дневнике: «Сегодня три года с тех пор, как я узнал, что значит любить. У нас был заветный разговор за чайным столом с Еленой; нас не слышали; не помню, о чём мы тогда говорили, но помню, что мне было очень хорошо, и я как будто открыл Америку»//ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1.}
• _{Д. 18. Л. 37–37 об.}
• _{9. Там же. Д. 35. Л. 17 об.}
• _{10. Там же. Д. 38. Л. 153.}
• _{11. Там же. Д. 34. С. 262.}
• _{12. Там же. Д. 29. Л. 151.}
• _{13. Там же. Д. 18. Л. 22 об.}
• _{14. Там же. Д. 41. Л. 38.}
• _{15. Там же. Д. 24. Л. 35 об. — 36.}
• _{16. Там же. Д. 28. Л. 59 об.}
• _{17. Там же. Д. 17. Л. 109.}
• _{18. Там же. Д. 25. Л. 24.}
• _{19. Там же. Д. 27. Л. 65.}
• _{20. Там же. Д. 28. Л. 144 об.}
• _{21. Там же. Д. 29. Л. 92 об.}
• _{22. Там же. Д. 33. С. 205.}