издается с 1879Купить журнал

"Восток разлагал нас с давних времен"

Как Генрик Сенкевич относился к России

10 декабря 1905 года Генрик Сенкевич стал первым польским писателем, удостоенным Нобелевской премии. Прибыв в Стокгольм, автор "Quo vadis?" торжественно заявил, что вместе с ним награду принимает вся Польша - страна, незримая на политической карте, но сохраняющая своё культурное бытие: "Провозглашали её умершей, но вот одно из тысячи доказательств, что она жива!"1 Однако сколь бы триумфально ни звучали эти слова, в действительности Сенкевич был подданным другой страны - Российской империи. И, между прочим, в этом фактическом отечестве он был в числе самых популярных авторов2.

Крупные произведения, написанные им по-польски, молниеносно переводились на русский язык и перепечатывались в российских изданиях. Лестные высказывания о Сенкевиче можно было услышать из уст самого Льва Толстого3. Большинство русских критиков, как отмечает Е. З. Цыбенко, "восприняло "Трилогию" во всей её сложности, искренне стремясь понять писателя и его намерения, объективно оценив её высокие художественные достоинства"4. Отвечал ли им автор "Огнём и мечом" взаимностью?

Рассматривая этот сюжет, стоит сказать, что Сенкевич был весьма прагматичным человеком, когда речь шла о его писательской карьере и политических взглядах. При всей симпатии к повстанческой традиции, он не поддерживал идею вооружённой борьбы за свободу Польши, считая её слишком рискованной. По мнению писателя, на которое наложила отпечаток его связь с консерваторами царства Польского и Галиции, главной задачей поляков было поддержание их национальной самобытности. В консервативном понимании это означало сбережение традиционных шляхетских ценностей, католической религии и сохранение за благородным сословием (шляхтой, аристократией) статуса национальной элиты.

Сенкевич был убеждён, что польскому народу в деле его самозащиты помогут три компонента: "бодрящие напитки" истории, выдержанные в духе патриотизма, церковь как живительный источник морали и частные образовательные инициативы, позволяющие противостоять германизации и русификации. Однако если консервативные партнёры Сенкевича из царства Польского в большинстве своём проявляли верноподданнические настроения, полагая, что своей лояльностью к Петербургу они смогут заслужить улучшение правового статуса поляков в России, то сам писатель этих надежд не разделял.

Официально Сенкевич долго не высказывал своего мнения о стране, в которой судьба назначила ему родиться, жить и работать, да и не мог этого сделать при наличии строгой цензуры. Так, например, его рассказ "Из дневника познанского учителя" (1879) о порочности прусской системы образования первоначально был написан как "Дневник варшавского репетитора" и в этой редакции был прочитан автором в кругу родственников. По воспоминаниям историка литературы Игнация Хшановского, который присутствовал на этих памятных чтениях (он тогда был подростком), "Сенкевич высказался примерно так: "О том, чтобы я мог печатать это в Варшаве, речи не идёт; мне придётся перенести Михася (героя рассказа. - А. С.) в Познань - может быть, не разберутся и пропустят"5.

Всплеск революционных событий 1905-1907 годов побудил писателя к осторожным высказываниям о России, критический смысл которых становится более прозрачным при исследовании переписки автора. Важно, что в этот период произошло сближение Сенкевича с рядом деятелей национально-демократического движения, в том числе с его лидером Романом Дмовским. Последний считал, что нация важнее, чем призраки независимости, поэтому выступал против антиправительственных акций. С одной стороны, участие поляков в революции могло сделать их козлом отпущения будущей реакции, а с другой - ослабление России вело к усилению Германии. Дмовский же считал, что Берлин гораздо опаснее для будущего польской нации, чем режим самодержавия.

Руководствуясь принципом геополитического реализма, лидер национал-демократов делал ставку на Россию - при том, что он называл её "деспотией похуже азиатской"6. Соответственно, он принимал все меры, чтобы противодействовать польским социалистам, которые подстрекали рабочих к забастовкам, нападали на полицию и проводили экспроприации. Взгляд Дмовского на ситуацию, равно как и сила его партии, импонировали Сенкевичу, поэтому писатель охотно участвовал в ряде проектов национал-демократов, в частности, пропагандировал создание польской фракции в Государственной думе. Однако Россию он воспринимал скорее как "меньшее зло", чем защитника и союзника Польши.

Осуждая проникновение революции в царство Польское и "бандитский" социализм, Сенкевич возлагал большую долю ответственности за него на русских чиновников. "Никто так прочно не подготовил грунт для теперешних беспорядков, - заявлял писатель публично, - как бюрократия, тогда как при различных Коцебу, Гурко и Чертковых7 она была действительною силою"8. И ещё: Апухтин9 "не изгнал польского языка, зато напустил восточной гнили в польские жилы. Он исказил сердца, исказил совесть, оглушил умы, понизил культурность польской натуры"10. В статье о Льве Толстом, написанной Сенкевичем в 1908 году для газеты "Русские ведомости"11, звучат слова уважения к "высочайшему древу в лесу русского творчества". Но при этом осуждается как "стареющее в бездушных формах" Российское государство, так и толстовская утопия - оборотная сторона вековых деспотических порядков12.

Ориенталистский мотив "восточной гнили" заостряется в ряде писем автора. Описывая состояние революции в России своему другу Адаму Креховецкому (главному редактору "Газеты Львовской"), Сенкевич приходил к неутешительному выводу: "Возможно, социалы (социалисты. - А. С.) и терпят крах, поскольку их акция перерастает в обыкновенный бандитизм, однако в принципе наше общество проявило признаки быстрого загнивания, утраты национальной совести и внутренней заразы. Оказывается, нельзя жить ни в гнилье, ни рядом с гнильём. Восток разлагал нас с давних времён"13.

А вот что Сенкевич писал своему переводчику на французский язык Брониславу Козакевичу: "Революция сия не принесёт плодов и не повлечёт за собой благих последствий, как французская революция. Она будет похожа на французскую "Jaquerie" [Жакерию], только несравнимо большую. В любом случае, сила русского государства иссякла. Русским навязали деспотические формы татары, а по-европейски их организовали немцы (династия). Теперь славянский элемент и характер возьмут верх и будут идти, ведомые центробежными силами. Этим воспользуется Пруссия"14.

Сенкевич усматривал и цивилизационные различия между поляками и русскими, отрицая идею славянской взаимности: "Между прочим, что такое славянская цивилизация? Одни славяне брали [эту цивилизацию] в Риме, вместе со всей Европой; другие пребывали под влиянием Константинополя; третьи, опять же, отгороженные от Европы, словно китайской стеной, до XVIII века оставались почти без всякой цивилизации. Одни создавали республиканские государства, другие жили под формами восточного деспотизма. До Польши докатывались волны религиозного возрождения времён св. Франциска Ассизского и волны великого Ренессанса XVI века, а затем и реформации, тогда как Россия была погружена в самое грубое невежество и не принимала никакого участия в европейской жизни.

В Кракове с XIV века существовал университет, пятисотлетнюю годовщину которого мы недавно отмечали, наши магнаты учились в Падуе, Болонии и Париже, носили почётные титулы ректоров падуанских, а в России в это же время правил Иван Грозный. Иначе говоря, цивилизация Польши и Чехии - это цивилизация латинская, а цивилизация России, Сербии и Болгарии - это, до недавнего времени, отсутствие цивилизации с внешним подобием византийства"15.

Таким образом, Сенкевич видел в России один из главных источников бед поляков, источник дурного влияния и к тому же не разделял надежд части польских публицистов из газет "Слово" и "Край" на предстоящие либеральные реформы в империи, которые облегчили бы участь царства Польского. Даже учреждение парламента он называл, разумеется в частной переписке, лишь "одним актом русской революции", предвидя невозможность нормального функционирования Думы16.

Также Сенкевич отказывался участвовать в памятных мероприятиях, организованных русской стороной, даже если это были торжества по случаю годовщины Адама Мицкевича, организованные в Петербурге. Выслав слова приветствия всем, кто пожелал почтить память польского "пророка", автор "Quo vadis?" затем высказывал недовольство тем, что его лаконичные слова были перепечатаны в газете "Курьер Варшавский" с лишними добавлениями17. А когда в 1903 году Франция присудила Сенкевичу орден Почётного легиона, Сенкевич специально писал министру иностранных дел Теофилю Делькассе, прося называть его польским, а не русским писателем18.

Наконец, и своего непримиримого оппонента Александра Свентоховского - лидера "прогрессистов" царства Польского - Сенкевич хвалил за его критическое отношение к "бараньим гиперборейским движениям", то есть акциям "угодовцев" (объединению консерваторов и либералов, выступавших за союз между польским обществом и династией Романовых) по случаю визита Николая II в Варшаву19.

Были у автора "Крестоносцев" и особые счёты с русскими издателями, не платившими ему гонораров. В год столетия Пушкина Сенкевич написал открытое письмо князю Э. Э. Ухтомскому, редактору и издателю "Санкт-Петербургских ведомостей", предлагая ему распространить в своей "честной и смелой" газете обращение: "По случаю юбилея вашего поэта [пусть] каждый издатель, печатавший мои произведения, что-то пожертвует на умирающих с голоду детей. Пусть жертвует столько, сколько ему повелит сердце"20.

Впрочем, Сенкевич всё же старался отделять русское общество от русской бюрократии, олицетворявшей имперскую "деспотию". Об этом говорит краткая, но выдержанная в дружественном тоне переписка автора "Огнём и мечом" с литератором А. Н. Мошиным. "Подозреваю, что заведённое теперь письменное знакомство со временем сменится на постоянную доброжелательность, - писал Сенкевич, - ибо я уверен, что Ваши принципы и взгляды полностью отличаются от принципов и взглядов тех русских, а вернее русских чиновников, с которыми мы, поляки, сталкиваемся в наших краях"21.

  • 1. Sienkiewicz H. Dzieła. T. 40. Warszawa. 1951. S. 140.
  • 2. А. И. Рейтблат, приводя статистику книговыдачи 11 публичных библиотек России (без учёта польских) за 1909-1914 гг., указывает, что Сенкевич был одним из лидеров по популярности среди иноязычных авторов, пропуская вперёд Э. Золя, Э. Вернера, А. Дюма, Ф. Шпильгагена и Г. де Мопассана, при этом обгоняя У. Шекспира, В. Гюго, В. Скотта, Ж. Верна и других писателей. См.: Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. М. 2009. С. 282. В отдельных библиотеках книги Сенкевича достигали ещё более успешных показателей. Например, польскоязычный еженедельник "Край", ссылаясь на отчёт Курской публичной библиотеки за 1899 г., сообщает, что Сенкевич в нём уступает только Толстому и Золя. См.: Kraj. 1899. № 13. S. 29.
  • 3. 25 октября 1894 г. Толстой писал жене: "Прекрасный писатель, благородный, умный и описывающий жизнь, правда, одних образованных классов, во всей широте её". Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 84. М. 1949. С. 228.
  • 4. Цыбенко Е. З. Русская литературная критика второй половины XIX - начала XX в. о русско-польских отношениях//Поляки и русские в глазах друг друга. М. 2000. С. 89.
  • 5. Chrzanowski I. Studia i szkice: rozbiory i krytyki. T. 2. Kraków. 1939. S. 196.
  • 6. См.: Walicki A. Naród, nacjonalizm, patriotyzm. Warszawa. 2009. S. 308-309.
  • 7. Речь идёт о варшавских генерал-губернаторах П. Е. Коцебу (занимал должность в 1874-1880 гг.), И. В. Гурко (1883-1894) и М. И. Черткове (1900-1905).
  • 8. Сенкевич Г. Народное объединение//Сенкевич Г. Два луга. М. 1909. С. 149.
  • 9. А. Л. Апухтин - попечитель Варшавского учебного округа в 1879-1897 гг.
  • 10. Там же. С. 153.
  • 11. Sienkiewicz H. Dzieła. T. 45. Warszawa. 1951. S. 159-164.
  • 12. Несколькими месяцами ранее Сенкевич состоял с Толстым в короткой переписке, призывая сотоварища по перу публично осудить притеснения поляков прусской администрацией. Толстой ответил доброжелательным письмом, высказав свой взгляд на "учреждение насильственного государственного устройства" как таковое, "которое и есть главный источник страданий человечества". Что касается приготовления "прусского правительства к ограблению польских землевладельцев-крестьян, - писал Толстой, - то и в этом деле мне больше жалко тех людей, которые устраивают это ограбление и будут приводить его в исполнение, чем тех, кого ограбят... Они и на другой земле и в других условиях останутся тем, чем они были, а жалко грабителей, жалко тех, которые принадлежат к нации, государству грабителей и чувствуют себя с ними солидарными". Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 20. М. 1984. С. 623-624.
  • 13. Sienkiewicz H. Listy. T. 3. Cz. 1. Warszawa. 2007. S. 363.
  • 14. Ibid. S. 237.
  • 15. Ibid. S. 225.
  • 16. Ibid. S. 237.
  • 17. Ibid. T. 3. Cz. 2. Warszawa. 2007. S. 235.
  • 18. Ibid. S. 222.
  • 19. Ibid. T. 1. Cz. 1. Warszawa. 1977. S. 196.
  • 20. Kraj. 1899. № 24. S. 22.
  • 21. Sienkiewicz H. Listy. T. 3. Cz. 1. S. 195.

Подпишитесь на нас в Dzen

Новости о прошлом и репортажи о настоящем

подписаться