издается с 1879Купить журнал

Уроки революции 1917 года, или Кому на Руси жить плохо

Русская революция 1917 года до сих пор рассматривается многими историками как своего рода священная корова, обладающая иммунитетом, защищающим укоренившиеся представления о ней от ревизии. Иммунитет держится на распространённом мнении, что если империя не выдержала испытаний Первой мировой войны, значит, она находилась в состоянии глобального системного кризиса в предшествующий период (для одних это - пореформенное время, для других - весь долгий XIX век, для третьих - вся эпоха империи). Логично, но не всегда правильно.

З. Е. Серебрякова. Крестьяне. 1914 г. Фото: из архива журнала "Родина"

Разрушиться и погибнуть государство может и без кризиса, если соперник намного сильнее. Кризис далеко не всегда является признаком несостоятельности какого-либо режима в политическом, социальном и экономическом смысле. Он может быть временным и преходящим, как кризис подросткового или среднего возраста у человека, и свидетельствовать о прогрессивном развитии, а не об упадке.

Стереотипы как средство защиты от дискомфорта в мыслях и чувствах

Среди факторов, обусловливающих консерватизм исторических представлений, важное место принадлежит установкам, или стереотипам. Значение их двойственно. С одной стороны, они препятствуют утверждению неадекватных концепций в науке, с другой - мешают новым взглядам в неё проникнуть. Теория когнитивного диссонанса утверждает, что факты игнорируются, если они противоречат установкам, и что люди стараются избегать информации, которая противоречит или вступает в диссонанс с их точкой зрения, отдавая предпочтение той, которая соответствует их собственным подходам и, таким образом, поддерживает внутреннюю гармонию и психологический комфорт2. Всех нас так долго убеждали в необходимости, неизбежности, закономерности и благодетельности русских революций, что мы в это по-настоящему поверили и теперь воспринимаем как аксиому. А аксиома и есть установка (или стереотип), которая влияет на наше восприятие любой информации: человек "регулирует" своё мышление, чтобы уменьшить противоречия в своей картине мира и минимизировать конфликт внутри себя. Стереотипы, таким образом, являются средством защиты от когнитивного диссонанса, то есть от дискомфорта в мыслях и чувствах.

Своим студентам я предлагаю дать социальную интерпретацию какой-нибудь жанровой картины XIX - начала ХХ века. Вот несколько примеров студенческих мнений.

"В картине А. И. Корзухина "Возвращение с сельской ярмарки" (1868. ГТГ) мы видим деревенских людей, идущих с сельской ярмарки. На первом плане художник изобразил трёх мужиков, один из которых весел и как будто хвастается новыми сапогами, играя на балалайке; второй тоже выглядит радостным, а третий плетётся в хвосте группы с опечаленным видом, смотря лишь себе под ноги. Три центральных персонажа картины - друзья, на первый взгляд. Но настоящие ли? Те, кому ярмарка была выгодна, радуются своим покупкам или заработанным деньгам, совсем не обращая внимания на своего товарища, для которого мероприятие, очевидно, стало убыточным: он идёт с грустным видом, повесив голову. Его приятели совершенно не замечают чужого горя и упиваются своим счастьем. Так автор ставит перед зрителем проблему настоящей дружбы. Из этого аспекта вытекает ещё одна проблема: социального статуса и непреодолимой пропасти между представителями разных материальных групп. Весёлые мужики, очевидно, кулаки или во всяком случае довольно богатые люди. Им не понять горя товарища хотя бы потому, что никогда не сталкивались с подобной проблемой".

"На картине С. Я. Кишинёвского "Прошение" (1889. ГТГ) представлена сцена из повседневной жизни того времени. Простая крестьянская женщина приходит в некое сельское учреждение с прошением, которое должно быть подписано неким чиновником. Женщина одета очень бедно. По всей ее внешности заметна усталость и некоторая разочарованность. Для человека уже нет надежды на лучшее будущее. Жизнь для этой женщины становится непосильной тяжестью, но она продолжает бороться не ради себя, а ради своих детей. Чиновник, подписывающий её прошение, весьма безразличен к трудностям, которые испытывает женщина".

"Нельзя сказать, что работа З. Е. Серебряковой "Крестьяне" (1914. РМ) полностью отражалa ход дел в крестьянских деревнях. Невозможно забывать, что художница рисовала обобщённые образы, а не конкретных людей. Многие семьи были слишком бедны для таких красивых, опрятных, ярких, новых одежд, как на картине. Не у всех хватало средств и на такие аппетитные краюхи хлеба и большие кринки молока. В большей части крестьянские семьи жили намного беднее, чем их изображает художница. В исследуемой картине это, бесспорно, зажиточная идеализированная семейная пара".

"Уже само название картины В. Е. Маковского "Друзья-товарищи" (1878. Челябинская областная картинная галерея) говорит о полном равнодушии изображённых к общественным вопросам, так волновавшим тогда передовые круги, о праздном, никчёмном образе жизни людей мещанской среды. И Маковский это хорошо чувствует и видит. И именно эта праздная обстановка изображена на картине. Изображённые на ней четыре мещанина ведут бесполезную жизнь, проводя её в праздниках и увеселениях. И представленная перед нами женщина-служанка олицетворяет вынужденный прислуживать им низший класс. Маковский показывает нам разницу между проводящими никчёмную жизнь мещанами и страдающими под их гнётом слугами".

В. Е. Маковский. Друзья-товарищи. 1878 г. Фото: из архива журнала "Родина"

"В картине А. Л. Ржевской "Весёлая минутка" (1897. ГТГ) видно, насколько сложен и тяжек труд русского крестьянина, и лишь на минутку забыта усталость. Безыскусственное веселье царит в убогой избе, и зимнее солнце яркими лучами освещает эту сцену: русский труженик пытается на мгновение уйти в забытьё, подальше от насущных, жизненных проблем, которыми была наполнена жизнь крестьянства. На картине представлено как бы три возраста: малыш, подросток и старик. Все они принадлежат к одной социальной группе, к крестьянству. Находясь в хорошем расположении духа, они беспечно веселятся, стараясь забыться, уйти от своих житейских проблем. Каждым героем, изображённым на картине, существующие жизненные реалии воспринимаются по-разному. Старик-мастер полностью осознает своё трудное положение, и эта кратковременная "весёлая минутка" - способ на мгновение забыть обо всём; его ученик и помощник ещё совсем юн, но ему, очевидно, уже знаком тяжкий крестьянский труд. Единственный герой данной картины, который, вероятно, ещё не посвящён в жизненные проблемы, - это маленький мальчик, который лихо отплясывает вместе с дедом. Однако очевидно, что через некоторое время и мальчика ожидает та же участь пахаря и труженика, что и его деда".

Увидеть в этих картинах нищету, безысходность, эксплуатацию, отчаяние можно только в том случае, если голова натренирована на соответствующее восприятие и наполнена соответствующими установками. Картины в данном случае выступают в роли "пятен Роршаха", которые используются в знаменитом психодиагностическом тесте швейцарского психолога Германа Роршаха. Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций: испытуемый должен назвать любые возникающие у него слово, образ или идею. На основе сделанной интерпретации психолог делает заключение об личностных особенностях испытуемого. Тест основан на предположении, что то, что индивид "видит" в кляксе, определяется особенностями его собственной личности3.

Попробуем же на короткое время освободиться от стереотипов и свежим взглядом посмотреть на развитие России в пореформенный период.

Экономическое чудо

Мы с завистью, а нередко и с чувством неполноценности говорим о немецком, японском, южнокорейском, китайском и прочих экономических чудесах. Вот могучие, лихие народы: богатыри - не мы. Как современная, так и царская Россия представляется многим отсталой автократией, бегущей на месте: вперёд-назад, вперёд-назад, то бишь реформы-контрреформы или мобилизация-стагнация-кризис или либерализация-авторитарный откат4.

Между тем в России после отмены крепостного права произошло настоящее экономическое чудо. В 1861-1913 годах темпы экономического развития были сопоставимы с европейскими, хотя отставали от американских. Национальный доход за эти 52 года увеличился в 3,84 раза, а на душу населения - в 1,63 раза. И это - несмотря на огромный естественный прирост населения, о котором в настоящее время даже мечтать не приходится. Население империи (без Финляндии) увеличилось за эти годы с 73,6 до 175,1 млн человек: в среднем почти по 2 млн ежегодно5. Душевой прирост объёма производства составлял 85 процентов от среднеевропейского. С 1880-х годов темпы экономического роста стали выше не только среднеевропейских, но и "среднезападных": валовой национальный доход увеличивался на 3,3 процента ежегодно (это даже на 0,1 больше, чем в СССР в 1929-1941 годах6) и только на 0,2 процента меньше, чем в США - стране с самыми высокими темпами развития в мире7. Развивались все отрасли народного хозяйства, хотя и в разной степени. Наибольшие успехи наблюдались в промышленности. Однако и сельское хозяйство, несмотря на институциональные трудности, прогрессировало среднеевропейскими темпами.

Но главное чудо состояло в том, что при высоких темпах роста экономики и населения происходило существенное повышение благосостояния, другими словами, индустриализация сопровождалась повышением уровня жизни крестьянства (86 процентов населения в 1897 году) и, значит, происходила не за его счёт, как общепринято думать.

На чём же основывается такое заключение?

О росте благосостояния свидетельствуют увеличение индекса развития человеческого потенциала (с 0,171 до 0,308), который учитывает: 1) продолжительность жизни; 2) уровень образования; 3) валовой внутренний продукт на душу населения (ВВП) (см. табл. 1).

Вывод о повышении благосостояния населения основывается также на данных о сельскохозяйственном производстве, налогах, потреблении, зарплате8 и, наконец, на антропометрических сведениях (росте и весе). Существенное и систематическое увеличение дефинитивной (при достижении полной физической зрелости) длины тела мужчин за 1791-1915 годы на 7,7 см (с 161,3 до 169,0) и веса за 1811-1915 годы - на 7,4 кг (с 59,1 до 66,5) даёт уверенность в том, что уровень жизни повысился. Индекс массы тела9, показывающий уровень питания, на протяжении 1811-1915 годов всегда соответствовал норме, а к концу изучаемого периода даже немного увеличился - с 21,8 до 23,3. Всё это могло произойти только при условии повышения благосостояния. Любого биолога, врача, агронома, зоотехника, демографа, антрополога или экономиста эти данные убеждают.

В самом деле, можно ли верить человеку, жалующемуся на нужду, бедность и болезни и утверждающему, что он недоедает, недосыпает, чрезмерно много работает, живёт в тяжёлых экологических условиях, если он имеет хороший рост, нормальный или избыточный вес, хороший цвет лица и ясные глаза?! Наука говорит - нет. Однако есть историки, несогласные с этим. Характерно, что все они уверены, что пореформенная Россия находилась в кризисе и трудящееся население нищало. В принципе здесь нет ничего удивительного. Известно немало примеров, когда люди не верили - а некоторые и до сих не верят - в открытые учёными законы природы. Одних не убеждает, что Земля вращается вокруг Солнца, так как им хочется, чтобы Солнце и все планеты вращались вокруг Земли. Другие не доверяют закону сохранения и превращения энергии и потому изобретают вечный двигатель. Третьи не согласны с теорией естественного отбора и обращаются в суд с требованием запретить преподавание дарвинизма в школах.

Как известно, улучшение условий жизни рассматривается в теории модернизации в качестве главного критерия её успешности10. Поскольку имперская Россия модернизировалась и благосостояние населения росло, модернизацию следует признать успешной, несмотря на все издержки. Достигнутые в пореформенной России успехи позволяют сделать два важных вывода: 1) успехи и прогресс не исключают революции; 2) причины русских революций надо искать не в провале, а в успехах модернизации, в трудностях перехода от традиции к модерну.

Отсюда следует: русские революции не имели объективных предпосылок в марксистско-ленинском смысле; их причины следует искать в сфере политики, культуры, демографии, социальной психологии и мобильности.

Апории революций начала ХХ века

В моих выводах многим коллегам видятся непреодолимые противоречия, своего рода апории. Первая апория - несовместимость самодержавия и прогресса - подробно рассмотрена в книге "Социальная история". Оказалось, что прогресс совместим с политическим авторитаризмом. В течение всего периода империи в России происходила модернизация с национальными особенностями, но по европейскому эталону11. И хотя процесс не завершился - к 1917 году российское общество не соответствовало в полной мере ни одному из критериев современного общества - успехи, достигнутые в условиях самодержавного режима, очевидны и неоспоримы.

История европейских стран в Новое и Новейшее время даёт аналогичные примеры успешных экономических преобразований именно при авторитарных режимах. Например, во Франции, Германии и Австро-Венгрии удачные преобразования были проведены монархической властью, а периоды демократии оказывались связаны с катастрофическими инфляциями и началом деструктивных процессов в экономике (эпоха Великой Французской революции; Германия после Первой мировой войны; Австрия, Венгрия и Польша после распада монархии Габсбургов). Похожим образом развивались события в Испании, Португалии, странах Латинской Америки и Юго-Восточной Азии12.

А. Л. Ржевская. Весёлая минутка. 1897 г. Фото: из архива журнала "Родина"

Вторая апория - невероятность того, чтобы полтора столетия в общественной мысли и науке удерживалась неадекватная фактам концепция кризиса - проанализирована в моей новой книге. Чисто научная причина этой парадоксальной ситуации состоит в том, что концепция превратилась в научную парадигму, то есть в своего рода теорию и способ поведения в науке, в образец решения исследовательских задач в соответствии с определёнными правилами, в готовый и почти обязательный алгоритм исследования. Императивность парадигмы обусловливается тем, что она существует в научном сообществе и поддерживается им. Если исследователь идентифицирует себя с сообществом, он должен придерживаться господствующей парадигмы, иначе он будет в нём белой вороной, более того - рискует вообще быть исторгнутым из него13.

В рамках парадигмы кризиса анализировалось развитие российского общества в XVIII - начале ХХ века и происходило конструирование социальной реальности, ибо для преобладающего большинства историков, тем более для тех, кто специально не занимался социально-экономическим и политическим развитием России в конце XIX - начале ХХ столетия, парадигма являлась фоновым знанием, молчаливо принимаемым на веру как аксиома. Отсюда у парадигмы огромная сила инерции. Социологи и социальные психологи проделали немало вошедших в учебники экспериментов, доказывающих, что мощное давление группы на индивида делает его конформистом, вынуждая полностью изменить свою точку зрения (несмотря на её правильность), чтобы отвечать требованиям большинства14. Именно поэтому в советское время почти поголовно разделялись концепции, что Советский Союз - самый просвещённый, гуманный, свободный, передовой, читающий и богатый социум в мире, что марксистское учение не стареет, оставаясь вечно молодым, и так далее.

Парадигма кризиса выполняла важные социальные функции. В позднеимперский период она служила целям дискредитации самодержавия, мобилизации населения на борьбу за реформы и свержение монархии, целям оправдания существующего освободительного движения, политического террора и революции, а также способствовала развитию гражданского общества. В советское время парадигма оправдывала Октябрьскую революцию и всего, что за ней последовало - Гражданскую войну, террор против "врагов народа", установление диктатуры, и, таким образом, как бы подтверждала истинность марксизма.

Третья апория - невозможность революции в условиях успехов и прогресса - также рассмотрена в моей новой книге. Говоря об успехах, я не замалчивал и наличия серьёзных острых проблем в начале ХХ века: политической, аграрной, рабочей, национальной, социальной, значительного неравенства в обладании гражданскими и политическими правами, культурного раскола общества, низкого уровня жизни, несмотря на его повышение. Реально существовавшие социально-экономические проблемы являлись, на мой взгляд, предварительными условиями революции. У неё имелись также и непосредственные причины, то есть обстоятельства, непосредственно её порождающие, в первую очередь военные поражения, трудности военного времени и борьба за власть между элитами.

Исследователи обнаружили, что изменения в положении правящего класса пропорциональны военному успеху или поражению (так называемая модель войны-легитимности Р. Ханнемана). Победа сопровождается ростом патриотизма в стране, повышением престижа и легитимности правящего класса и государства, а поражение, наоборот, - их падением. Требуется, как правило, победа или поражение в трёх подряд войнах, чтобы легитимность государства и правящего класса существенно изменилась15. В России император олицетворял государство и правящий класс, поэтому несколько крупных поражений в двух войнах подряд в течение лишь 13 лет (1904-1917), сильно ударили и по его престижу. Именно Первая мировая война расшатала власть, дисциплину и общественный порядок, породила материальные трудности, позволила выйти наружу социальным противоречиям, удерживаемым до войны в определённых границах, а также дала возможность радикальным партиям спекулировать на трудностях войны и агитировать в пользу революции. В современной историографии большинство историков сходится во мнении, что именно Первая мировая война породила революцию16.

Трудности военного времени были существенными, особенно в столицах и больших городах, но их не следует преувеличивать. Сбор зерновых в российском масштабе в 1914-1917 годах вполне удовлетворял спрос населения. Возросшее потребление армии компенсировало запрещение экспорта, поглощавшего в мирное время свыше 20 процентов чистого сбора хлебов. Возникшие к началу 1917-го продовольственные трудности объяснялись не реальным дефицитом продовольствия, а нежеланием крестьянства поставлять продукты на рынок по низкой цене и просчётами властей в организации их поставок в крупные города17.

Как это ни парадоксально, но во время войны материальное положение российского населения было лучше, чем немецкого. В Германии действовала трудовая повинность для мужчин в возрасте от 17 до 60 лет. Карточная система на хлеб была введена 31 января 1915 года и к концу 1916-го была распространена по всей стране на все важнейшие продукты питания - картофель, мясо, молоко, жиры, сахар. Городская норма потребления хлеба составляла 200-225 граммов на человека в день, мяса - 250 граммов в неделю. В 1917 году норма хлеба была снижена до 170 граммов, масла и жиров - до 60-90 граммов в неделю; молоко получали только дети и больные. Введённая с началом войны государственная хлебная монополия в 1916-м переросла в принудительную продовольственную развёрстку. Весь хлеб сверх нормы потребления, равной 9 килограммам хлеба в месяц на душу сельского населения, подлежал обязательной сдаче государству. Несмотря на государственное регулирование цен, реальная зарплата работников наёмного труда понижалась. До войны пищевое потребление германского населения составляло в среднем 3500 ккал в день, в 1916-1917 годах опустилось ниже 2000 ккал, в том числе осенью 1916-го паёк давал 1344 ккал, летом 1917 года - 1100 ккал18. За годы войны 750 тысяч немцев умерли от голода19.

Ничего подобного не было в России. 17 августа 1915 года, почти на год позже Германии, правительство установило твёрдые цены на хлеб, обязательные при государственной закупке для армии, а 10 октября 1916 года распространило их на все торговые сделки. Осенью 1916-го в 31 губернии России было введено подобие продразвёрстки (на конец года она была выполнена на 86%). Летом 1916 года - на полтора года позже, чем в Германии, - стихийно, решениями местных властей, возникла карточная система сначала в городах 34 губерний, а к концу года в 45 губерниях и в некоторых сельских местностях. Нормированию подлежали сахар и хлеб, и только в Петрограде и Москве к концу 1916-го по карточкам выдавалось большинство продуктов питания. При этом нормы были в несколько раз большими, чем в Германии. В столице накануне февральских событий выдавалось на человека 1,5 фунта (615 г) хлеба хорошего качества, а рабочим и военным - по 2 фунта (820 г). Реальная зарплата российских рабочих начала снижаться только летом 1917 года20. При этом, несмотря на тяжелейшие условия жизни, в 1916-м число стачечников на 1000 рабочих в Германии было в 32 раза меньше, чем в России21.

Третья непосредственная причина революции заключалась в борьбе за власть между разными группами элит: контрэлита в лице лидеров либерально-радикальной общественности хотела сама руководить модернизационным процессом и на революционной волне отнять власть у старой элиты. У этого стремления интеллигенции к власти имелась важная психологическая составляющая - потребность в великой цели, пусть и иллюзорной, способной наполнить жизнь смыслом и красотой, позволявшей ощущать себя частью чего-то великого, героического и благородного. Как заметил известный петербургский "инженер человеческих душ" А. М. Мелихов: "Социально-экономическое зачастую лишь маска экзистенциального. Примыкая к тем или иным политическим корпорациям, человек старается преодолеть ужас собственной ничтожности, старается примкнуть к какому-то большому и красивому делу, чтобы и самого себя ощутить большим и красивым".

Существование несчастного народа и страны в состоянии деградации выдвигало на передний план народных заступников, спасающих Россию от коллапса. "При этом и народ изображался чистой жертвой и "заступники" состояли из одной лишь жертвенности, свободной от корыстных и суетных побуждений. Когда юный Пушкин верил в подобную сказку - в то, что человеческие страдания порождаются исключительно злобностью "тиранов", а не силами природы, в том числе и человеческой - он тоже призывал к тираноборчеству, но когда ему открылось, что проблема неизмеримо сложнее, он и написал: зависеть от царя, зависеть от народа - не всё ли нам равно?"22 Существовала и жажда мученичества. Как признавался известный революционный деятель Варфоломей Зайцев (1842-1882): "Мы были глубоко убеждены в том, что боремся за счастье всего человечества, и каждый из нас охотно пошёл бы на эшафот и сложил свою голову за Молешотта и Дарвина"23.

Издержки, или побочные продукты, процесса модернизации

В модернизации, даже успешной, заключено множество подводных камней, проблем и опасностей для социума. Она требует больших издержек и даже жертв, что ведёт к лишениям и испытаниям для отдельных сегментов населения и не приносит равномерного благополучия сразу и всем. "Осовременивание" различных сфер общественного организма осуществляется асинхронно, порой одних за счёт других, что приводит к противоречиям между ними. В ходе модернизации возникает дисгармония между культурными, политическими и экономическими ценностями и приоритетами, разделяемыми разными социальными группами. В многоэтнических странах модернизация способствует обострению национального вопроса. Всё это имеет одно фатальное следствие - увеличение социальной напряжённости и конфликтности в обществе. Причём чем быстрее и успешнее идёт модернизация, тем, как правило, выше конфликтность. Например, существует прямая связь между быстрым экономическим ростом и политической нестабильностью24.

Россия не стала исключением. Российская модернизация проходила под флагом европеизации, а точнее - вестернизации, и затронула верхние страты общества в несравненно большей степени, чем нижние, западные регионы (и соответственно этносы, в них проживающие), - сильнее восточных, город - больше деревни, столицы - интенсивнее остальных городов. Всё это приводило к серьёзным противоречиям и конфликтам между городом и деревней, разными отраслями производства (аграриями и промышленниками), между социальными слоями, территориальными, профессиональными, этническими сообществами. Важным негативным последствием модернизации стал социально-культурный раскол общества на образованное меньшинство, принявшее вестернизацию, и народ, в массе оставшийся верным традиционным ценностям.

В свою очередь, тонкое европеизированное меньшинство не было единым с точки зрения системы ценностей, политических ориентаций и социальных идеалов. В результате конфликтность и социальная фрагментарность общества со временем всё более усиливались. Наконец, наблюдались побочные разрушительные последствия процесса модернизации в форме роста социальной и межэтнической напряжённости, конфликтности, насилия, преступности. Именно высокие темпы и успехи модернизации создавали новые противоречия, порождали новые проблемы, вызывали временные и локальные кризисы, которые при неблагоприятных обстоятельствах перерастали в большие, а при благоприятных могли бы благополучно разрешиться25.

Российское общество в 1861-1914 годах развивалось по сценарию, как будто специально написанному для него теорией социального конфликта: конфликт стал неотъемлемой частью общественной жизни, а вражда различных социальных групп, борьба за групповые интересы, насилие ради их достижения - нормой26. В этой борьбе целью являлись нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника. В конце ХIХ века, по мнению видного октябриста С. И. Шидловского, "между правительством и обществом произошёл конфликт, ставящий обе стороны в положение воюющих... вся жизнь страны приняла характер упорной борьбы между двумя сторонами"27. Орган российских либералов, журнал "Освобождение", прямо заявил в 1903 году: "Самодержавие есть гражданская война со всеми её бедствиями". А на войне как на войне, все средства для победы хороши28.

И наивно было бы ожидать, что элита либерально-демократической общественности ради достижения своих бесспорно благородных целей - ради установления демократического строя, гражданского общества и правового государства - не возьмёт на вооружение все доступные средства, включая манипуляцию массовым сознанием, дезинформацию, прессинг колеблющихся, пиар-кампании. Иное поведение соперников свидетельствовало бы об их непрофессионализме и незрелости самого политического процесса. Даже террор против самодержавия поддерживался либералами: "Мы не принадлежим к числу людей, из лицемерия или недомыслия клеймящих событие 1-го марта (убийство Александра II. - Б. М.) и позорящих его виновников. Мы не боимся открыто сказать то, что втайне известно всей искренней и мыслящей России, а именно, что деятели 1-го марта принадлежат к лучшим русским людям"29.

За социальными конфликтами скрывалась борьба за ценности и за монополию осуществлять символическое насилие. Интеллигенция идентифицировала себя в качестве самой прогрессивной социальной группы российского общества, которая самоотверженно и бескорыстно борется за политические и социальные реформы, обеспечивающие счастье народа, в первую очередь крестьян как бедных и отсталых, униженных и оскорблённых, нуждающихся в поддержке, представительстве, защите и руководстве30.

Одна часть интеллигенции и созданные ею политические партии либерально-демократического направления, прежде всего кадеты, считали, что роль представителя и руководителя народа принадлежит им. Другая же часть интеллигенции и её партии социалистического направления, прежде всего эсеры и большевики, выдвигали на эту роль себя. Культурная и политическая дискриминация крестьян служила способом самоидентификации и самоутверждения интеллигенции и средством установления контроля над ними, что позволяло руководить их жизнью, направлять их поведение в нужном направлении, в том числе помочь самой интеллигенции материализовать свои политические интересы. Аналогичным образом идентифицировали себя монархия и правящий класс.

Форма и интенсивность конфликта были связаны с особенностями конфликтующих групп. Так как конфликт между группами способствует укреплению внутригрупповой солидарности и, следовательно, сохранению группы, то лидеры группы сознательно прибегали к поискам внутреннего и внешнего врага и разжигали мнимый конфликт. Для правящего класса таким врагом являлась интеллигенция, для интеллигенции - монархия. Великий князь Александр Михайлович так выразил эту мысль: "Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах"31.

Таким образом, быстрые прогрессивные социальные изменения в пореформенной России были амбивалентными. Они имели и негативные последствия - дезориентацию людей и дезорганизацию государственных структур, рост напряжённости и конфликтности в обществе. Общество испытало то, что называется травмой социальных изменений, или аномией успеха.

"Прогрессивные по своей сути изменения, имеющие позитивные результаты, обнаруживают свою негативную сторону именно в силу того, что являются изменениями, что нарушают установившийся, стабильный порядок, прерывают непрерывность, нарушают равновесие, ставят под сомнение или лишают смысла прежние навыки и привычки"32. В силу этого социальную напряжённость и конфликты неправильно считать признаками кризиса, отсталости и несовершенства российской социально-политической системы: они были неизбежны и в некотором смысле даже полезны для её нормального функционирования, само её равновесие достигалось за счёт противоборства конфликтующих групп.

Продолжение следует

  • 1. Семёнов С.Т . Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом//Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 1. М. 1955. С. 344.
  • 2. Майерс Д. Социальная психология. 7-е изд. СПб. 2006. С. 193-214; Сайтел Ф. П. Современные паблик рилейшнз. М. 2002. С. 61. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб. 1999.
  • 3. См.: "Тест Роршаха" в Википедии (просмотр 04.11.2011).
  • 4. Розов Н. С. Цикличность российской политической истории как болезнь: возможно ли выздоровление?//Полис. 2006. № 2. С. 74-89; Янов А. Л. Тень Грозного царя: Загадки русской истории. М. 1997; Пантин В. И., Лапкин В. В. Волны политической модернизации в истории России: К обсуждению гипотезы//Проблемы и суждения. 1998. № 2.
  • 5. Статистический ежегодник России. 1915 г. Пг. 1916. Пагинация I. С. 151.
  • 6. Селюнин В., Ханин Г. Лукавая цифра//Новый мир. 1987. № 2. С. 190.
  • 7. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец ХIХ - начало ХХ в): Новые подсчёты и оценки. М. 2003. С. 22-23, 61-62.
  • 8. Миронов Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII - начало ХХ века. М. 2010. С. 621-640.
  • 9. Индекс массы тела - отношение массы тела, выраженной в килограммах, к квадрату роста, выраженного в метрах. В настоящее время для лиц в возрасте 18-25 лет при индексе 19,5-22,9 питание считается нормальным; при индексе меньшем 19,5 - пониженным, или недостаточным; при индексе более 22,9 - повышенным, или избыточным.
  • 10. Tiryakian E. The Changing Centers of Modernity//Comparative Social Dynamics: Essays in Honor of Shmuel N. Eisenstadt. Boulder (CO). 1985. P. 131-147.
  • 11. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. 3-е изд. Т. 2. СПб. 2003. С. 291-304.
  • 12. Травин Д., Маргария О. Европейская модернизация. Кн. 1. СПб. 2004. С. 91.
  • 13. Кун Т. Структура научных революций. М. 1977. С. 11, 28-29, 281.
  • 14. Волков Ю. Г. и др. Социология. 3-е изд. М. 2006. С. 173-175; Смелзер Н. Социология. М. 1994. С. 160-162.
  • 15. Турчин П. В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории. М. 2007. С. 63-65.
  • 16. Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. М. 2006. С. 5.
  • 17. Карпачёв М. Д. Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале ХХ в.//Вопросы истории. 2010. № 9. С. 95-96.
  • 18. Эггерт З. К. Борьба классов и партий в Германии в годы первой мировой войны (август 1914 - октябрь 1917). М. 1957. С. 85-86, 89, 373.
  • 19. Lowenburg L. The Psychohistorical Origins of the Nazi Youth Cohort//The American Historical Review. 1971. Vol. 76. P. 1457-1502.
  • 20. Миронов Б. Н. Благосостояние… С. 639.
  • 21. Эггерт З. К. Указ. соч. С. 96.
  • 22. Мелихов А. М. Борьба с ничтожностью: психология против экономики//Нева. 2010. № 12.
  • 23. Мелихов А. М. Муза мести и печали//Нева. 2010. № 2.
  • 24. Хантингтон С. П. Политический порядок в меняющихся обществах. М. 2004; Хорос В. Г. Русская история в сравнительном освещении. М. 1996. С. 14-18; Eisenstadt S. N. Revolution and the Transformation of Societies: A Comparative Study of Civilizations. New York. 1978; Patterns of Modernity: In 2 vols. New York. 1987; Social Change and Modernization: Lessons from Eastern Europe. Berlin; New York. 1995; Davies J. C. Toward a Theory of Revolution//American Sociological Review. 1962. Vol. 27. February. P. 6.
  • 25. Миронов Б. Н. Социальная история... T. 2. С. 264-270, 289-291; Хорос В. Г. Указ. соч. С. 41-60.
  • 26. Boulding К. E. Conflict and Defense: A General Theory. New York. 1963.
  • 27. Шидловский С. И. Воспоминания. Ч. 1. Берлин. 1923. С. 5-6, 8.
  • 28. Освобождение 1903. № 13. С. 207-209; № 23. С. 409.
  • 29. Там же. № 20/21. С. 361.
  • 30. Хорос В. Г. Указ. соч. С. 97-98.
  • 31. Романов А. М. Книга воспоминаний. М. 1991. С. 162-163.
  • 32. Штомпка П. Социология: Анализ современного общества. М. 2005 С. 474, 491.

Читайте нас в Telegram

Новости о прошлом и репортажи о настоящем

подписаться