13.12.2024 08:00
"Родина"

Василий Шуйский - четыре года несчастного царствования и смерть в плену

Текст:  Семен Экштут (доктор философских наук)
Князь Василий Иванович Шуйский жил в самый кровавый и самый бесчеловечный период европейского раннего Нового времени. Ценность отдельной человеческой жизни была ничтожно мала как в Европе, так и в Московском государстве.
Неизвестный художник. Василий Шуйский. XVIII в. / wikipedia.org
Читать на сайте RODINA-HISTORY.RU

Биографическая справка

Василий IV Шуйский (1552-1612), боярин (1584), русский царь в 1606-1610 гг. Сын князя Ивана Андреевича Шуйского. Возглавлял тайную оппозицию Борису Годунову, поддержал Лжедмитрия I, затем вступил в заговор против него. Став царем, подавил крестьянское восстание И.И. Болотникова, усилил закрепощение крестьян. Борясь с польскими интервентами и Лжедмитрием II, заключил союз со Швецией, который привел к шведской интервенции. Низложен москвичами, насильно пострижен в монахи, умер в польском плену.

Царский титул

Божиею милостию Великий Господарь Царь и Великий Князь Василий Иванович всея Руси самодержец и многих господарств Господарь и Обладатель.

Царь Московский не кланяется королям!

Василий Иванович Шуйский родился в год взятия Казани войсками Ивана IV. Ему было 10 лет в год начала религиозных войн во Франции. Исполнилось 17 лет, когда Иван IV предпринял поход на Новгород; 20, когда произошла Варфоломеевская ночь во Франции, и 35, когда в Англии казнили королеву Марию Стюарт. Шуйский скончался за полгода до восшествия на престол царя Михаила Федоровича, основателя династии Романовых, в течение 300 лет правивших государством Российским. Он прожил 60 лет, что было баснословно много для эпохи беспрерывных войн, массовых казней, кровопролитных народных восстаний и опустошительных эпидемий, с которыми медицина еще не умела бороться. Уже одно это говорит о его незаурядной жизненной силе и необыкновенном умении выжить в самых неблагоприятных политических и житейских обстоятельствах.

Государственный историограф Николай Михайлович Карамзин, характеризуя многостороннюю по своим проявлениям личность этого правителя России, экспрессивно восклицает: "Чья судьба в Истории равняется с судьбою Шуйского? Кто с места казни восходил на трон и знаки жестокой пытки прикрывал на себе хламидою Царскою? Сие воспоминание не вредило, но способствовало общему благорасположению к Василию: он страдал за отечество и Веру! …С наружностию невыгодною (будучи роста малого, толст, несановит и лицом смугл; имея взор суровый, глаза красноватые и подслепые, рот широкий), даже с качествами вообще нелюбезными, с холодным сердцем и чрезмерною скупостию, умел, как Вельможа, снискать любовь граждан честною жизнию, ревностным наблюдением старых обычаев, доступностию, ласковым обхождением. … Вкусив всю горесть державства несчастного, уловленного властолюбием, и сведав, что венец бывает иногда не наградою, а казнию, Шуйский пал с величием в развалинах Государства!"

/ Северный аукционный дом

Величие, проявленное низложенным царем в польском плену, и его мужественный ответ польскому королю Сигизмунду столь сильно восхитили детскую писательницу Александру Иосифовну Ишимову, что она сочла необходимым поведать об этом в своей известной книге "История России в рассказах для детей". Фактически Ишимова адаптировала для юных россиян повествование Карамзина о Шуйском. "Едва ли какой-нибудь государь был несчастнее Василия Иоанновича! Все его добрые намерения не имели успеха, все, что он думал сделать полезного для своих подданных, было не понято ими; все, чем он хотел улучшить их состояние, было дурно принято ими. … Когда во время торжественного представления Василия при Польском дворе гордый Сигизмунд со всей надменностью победителя принимал своего царственного пленника, сидя на великолепном троне, Поляки захотели, чтобы он поклонился королю, но Василий с благородной гордостью ответил им: "Царь Московский не кланяется королям! По воле Бога я пленник, но взят не вашими руками: меня выдали вам мои подданные - изменники". Такая твердость и чувство собственного достоинства в безнадежном положении удивили Поляков и заставили их уважать Василия".

Лукавый царедворец, персонаж трагедии

Государственный историограф Карамзин посмотрел на жизнь и судьбу Шуйского сквозь призму эстетики истории и отдал должное несомненной стойкости Василия Ивановича перед всеми бурями Рока, выпавшими на его долю. Карамзин фактически дал первотолчок для всех последующих интерпретаций образа этого единственного в своем роде правителя России.

Опираясь на труд Карамзина, Александр Сергеевич Пушкин в трагедии "Борис Годунов" представил Шуйского умным, двуличным, беспринципным государственным деятелем, жаждущим верховной власти и в качестве князя Рюриковича, прямого потомка удельных князей, имеющего формальные основания для занятия престола. "Лукавый царедворец!" - так аттестует князя Василия Ивановича Шуйского один из персонажей пушкинской трагедии. Шуйский, пожалуй, самый мерзостный, многогранный и противоречивый персонаж трагедии. Да, он лукав, но в то же самое время он и незауряден. Умеет играть на опережение и манипулировать людьми: искусно провоцирует доверчивого собеседника на откровенные признания и направляет его мысли в нужное ему русло. Он храбр, но не безрассуден; отважен, но не сумасброден.

Царь Федор Иванович не оставил наследника и с его смертью пресеклась династия Рюриковичей

Александр Николаевич Островский в драматической хронике "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский" изобразил князя Василия Ивановича не только злокозненным царедворцем, но и бесстрашным государственным деятелем, лелеющим обширные планы преобразования России и смело, шаг за шагом, идущим к намеченной цели.

/ Аукционный дом "Антиквариум"

Шуйский-заговорщик добивается успеха и свергает с престола Лжедмитрия I. У него есть шанс занять престол Московского государства - и Шуйский его не упускает. Но у него нет вероятности удержаться на троне и должным образом реализовать свои государственные замыслы. Пьеса Островского заканчивается назидательной морализаторской сентенцией, осуждающей стремление князя Шуйского стать царем.

История Государства Российского в изображениях державных его правителей

Аналогичный вывод формулирует историк Николай Иванович Костомаров, отдавший должное незаурядным способностям царедворца Шуйского, но крайне нелестно отзывавшийся о Шуйском - правителе государства Российского.

"В нем видим мы отсутствие предприимчивости, боязнь всякого нового шага, но в то же время терпение и стойкость - качества, которыми русские приводили в изумление иноземцев; он гнул шею пред силою, покорно служил власти, пока она была могуча для него, прятался от всякой возможности стать с ней в разрезе, но изменял ей, когда видел, что она слабела, и вместе с другими топтал то, перед чем прежде преклонялся. Он бодро стоял перед бедою, когда не было исхода, но не умел заранее избегать и предотвращать беды. Он был неспособен давать почин, избирать пути, вести других за собою. Ряд поступков его, запечатленных коварством и хитростью, показывает вместе с тем тяжеловатость и тупость ума. Василий был суеверен, но не боялся лгать именем Бога и употреблять святыню для своих целей. Мелочной, скупой до скряжничества, завистливый и подозрительный, постоянно лживый и постоянно делавший промахи, он менее, чем кто-нибудь, способен был приобресть любовь подвластных, находясь в сане государя. Его стало только на составление заговора, до крайности грязного, но вместе с тем вовсе не искусного, заговора, который можно было разрушить при малейшей предосторожности с противной стороны. Знатность рода помогла ему овладеть престолом главным образом оттого, что другие надеялись править его именем. Но когда он стал царем, природная неспособность сделала его самым жалким лицом, когда-либо сидевшим на московском престоле, не исключая и Федора, слабоумие которого покрывал собой Борис".

Править по закону

Драматические перипетии бурной жизни Шуйского стали благодатной почвой, на которой произрастали не только литературные произведения, но и сочинения историков, тяготеющих к филигранной литературной обработке своих сочинений. Из-под их пера выходили чрезвычайно колоритные исторические портреты правителя, созданные на стыке истории и литературы. Многогранность личности Шуйского никого не оставляла равнодушным.

/ НЭБ

Василий Осипович Ключевский полагал, что царь Василий, при всех своих очевидных личностных недостатках, навсегда остался знаковой фигурой и заметной вехой в истории государства Российского. "…Воцарение князя Василия составило эпоху в нашей политической истории. Вступая на престол, он ограничил свою власть и условия этого ограничения официально изложил в разосланной по областям записи, на которой он целовал крест при воцарении.

… Царь Василий отказывался от трех прерогатив, в которых наиболее явственно выражалась эта личная власть царя. То были: 1) "опала без вины", царская немилость без достаточного повода, по личному усмотрению; 2) конфискация имущества у непричастной к преступлению семьи и родни преступника - отказом от этого права упразднялся старинный институт политической ответственности рода за родичей; 3) чрезвычайный следственно-полицейский суд по доносам, с пытками и оговорами, но без очных ставок, свидетельских показаний и других средств нормального процесса.

Царь Федор Алексеевич: уничтожил местничество, закрепил объединение Левобережной Украины с Россией

Эти прерогативы составляли существенное содержание власти московского государя, выраженное изречениями деда и внука, словами Ивана III: "кому хочу, тому и дам княжение", и словами Ивана IV: "жаловать своих холопей вольны мы, и казнить их вольны же". Клятвенно стряхивая с себя эти прерогативы, Василий Шуйский превращался из государя холопов в правомерного царя подданных, правящего по законам".

По сию пору Василий Шуйский остается в нашей исторической памяти не столько реальной исторической фигурой, подлежащей нелицеприятному суду Истории, сколько разносторонним по своему содержанию литературным персонажем. Такова власть высокого таланта тех, кто создал выразительный портрет этого правителя России.

Судьбы ЕГЭ по истории