Человеком, надолго прервавшим развитие российского парламентаризма, был 22-летний матрос-анархист Анатолий Железняков. Уже через год он погиб в бою с белыми на Украине, войдя в пантеон советских героев как "матрос-партизан Железняк".
Смех Ленина
5 января 1918 года в Таврическом дворце открылось Учредительное собрание, призванное определить дальнейшую судьбу России. Большевики, недавно захватившие власть в столице, получили на выборах депутатов собрания меньше трети голосов - большинство досталось эсерам и меньшевикам. После этого судьба "Учредилки" была решена: накануне открытия Ленин приказал председателю Центробалта Павлу Дыбенко вызвать из Кронштадта моряков для ее разгона.
Пока командир матросского отряда Николай Ховрин разгонял на питерских улицах демонстрацию в защиту собрания, его заместитель Железняков расставил перед дворцом пулеметы, а внутри - вооруженные посты. Матросы заняли и места для публики в зале заседаний, где заглушали ораторов свистом и криком, а иногда даже целились из винтовок в президиум. Несмотря на это, собрание во главе с опытным оратором Виктором Черновым отказалось принять предложенные большевиками документы. В том числе "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа", фактически утверждавшую диктатуру ленинской партии.
Обидевшись, большевики и их союзники, левые эсеры, покинули заседание. Наступила ночь, многие разошлись по домам, а в зале депутаты продолжали спорить и принимать решения - о провозглашении Российской федеративной демократической республики, о земле, о мире. В конце концов Дыбенко вызвал Железнякова и велел ему любым способом прекратить "эту говорильню". Убедившись, что все его люди на месте и готовы действовать, бравый моряк в 4.20 утра вошел в зал, поднялся на трибуну и заявил: "Я прошу прекратить заседание, поскольку караул устал!"
Произносивший в эту минуту речь эсер Илья Фондаминский испуганно замолчал, Чернов возмутился: "Как вы смеете? Кто дал вам на это право?!" Железняков театральным жестом указал на дверь, за которой столпились вооруженные матросы: "Я являюсь начальником охраны дворца и имею инструкцию от комиссара Дыбенко". А потом решительно добавил: "Ваша болтовня не нужна трудящимся. Повторяю: караул устал!"
После этого, по одной из версий, депутаты струсили и послушно разошлись. По другой Чернов все-таки довел заседание до конца и объявил перерыв до утра. Но утром, когда члены собрания подошли к дворцу, двери были заперты, а возле них дежурили матросы с пулеметами и двумя пушками. В тот же день газеты объявили депутатов "врагами трудового народа", а ночью начались аресты.
"Сумерками свободы" назвал разгон собрания Осип Мандельштам.
Ленин, узнав от Дыбенко, как один матрос распустил "Учредилку", смеялся до слез. Николай Бухарин вспоминал: "Мы не сразу поняли, что это истерика. В ту ночь мы боялись, что потеряем его". Смеялся и сам Железняков, когда через несколько дней рассказывал о своем подвиге на Третьем съезде Советов: "Мы вошли в зал и потребовали разойтись, ибо мы устали. И эти трусы разбежались! Но если бы потребовалось применить против врагов революции оружие, у нас не дрогнула бы рука. Чтобы защитить власть Советов, мы готовы на все!"
Демонстрация в поддержу Учредительного собрания 5 января 1918 года. Петроград.
"Но кто же я?"
Готовым на все "Железняк" ощущал себя с детства, когда брат читал ему книги о смелых путешественниках, покорителях моря и суши. Анатолий родился в апреле 1895 года в подмосковном селе Федоскино, ныне поглощенном городом Долгопрудным. Его отец, отставной гренадер, работал в помещичьем имении, а потом перебрался с растущей семьей в Москву. Вскоре он умер, оставив жену и четырех детей без средств. Старший сын Николай, заразивший брата любовью к морю и приключениям, нанялся в матросы, дочь Александра стала домашней учительницей. Анатолия мать устроила за казенный счет в Военно-фельдшерское училище, но он быстро устал от муштры и больничной практики. А незадолго до выпуска не явился на построение в честь дня рождения императрицы Марии Федоровны, нахально заявив, что у него тоже день рождения, и он имеет право отдохнуть.
Фрондера не только выгнали, но и поставили на полицейский учет за склонность к "неблагопристойным разговорам".
Вернувшись домой, Анатолий устроился в аптеку при ткацкой фабрике Арсения Морозова. Уже через неделю хозяин-старообрядец застал его с папироской, сделал замечание и был послан подальше. Разумеется, грубиян был уволен и здесь, после чего подался в Одессу к брату. Работал грузчиком в порту, кочегаром на торговом судне, но тяжелую физическую работу при первой возможности променял на должность слесаря на снарядном заводе в Москве.
В Первую мировую Железняков был мобилизован, отправлен учиться на механика, но за какие-то проступки снова разжалован в кочегары. Впрочем, на учебном корабле "Океан" смутьян тоже удержался недолго - отчитал офицера, ударившего матроса. Под угрозой трибунала летом 1916 года сбежал с корабля в родное Подмосковье, где выправил документы на фамилию "Викторский" в честь любимого младшего брата Виктора (тот тоже станет моряком и погибнет, спасая упавшего за борт товарища).
Уже тогда у Анатолия были друзья среди революционеров, которые помогли ему перебраться в Новороссийск и вновь устроиться кочегаром. Своему дневнику он доверял тревожные мысли: "Новый 1917 год! Что ты даришь мне из трех вещей, которые лежат на пути моём? Смерть, свободу или заключение? Я не боюсь и смело гляжу вперед, ибо верю, что выиграю". Он уже собирался уехать в Америку - "страну великих возможностей", - когда узнал о случившейся в Петрограде революции.
18 марта Железняков впервые выступил на митинге моряков-черноморцев и вечером записал: "Выхожу, говорю и начинаю жить той жизнью, о которой мечтал, жизнью общественного деятеля. Писать лень, дел бездна... Но кто же я?"
На этом дневник обрывается - отныне у Железнякова не будет на него времени.
Добравшись до столицы, он явился в Кронштадтский Совет депутатов, объявил себя "жертвой режима" и получил назначение на минный заградитель "Нарова". Но не прослужил там ни дня, поскольку в новенькой морской форме посещал корабли и заводы, агитируя за революцию. Поддерживая большевиков, 22летний агитатор все же считал себя анархистом. Ведь анархисткой была и встреченная им Любовь - 16летняя Любка Альтшуль. Вместе они захватывали дачу высокопоставленного семейства Дурново в Полюстровском парке, ставшую штабом анархистов. Когда солдаты Временного правительства отбивали дачу, Железняков бросил в них три гранаты, за что получил 14 лет каторги. Верная Любка передала ему в "Кресты" ножовку и револьвер, и он бежал к "братишкам" в Гельсингфорс.
Теперь Железняков твердо знал, кто он такой - боец революции.
В. Дени. Учредительное собрание. Плакат.
Между двумя партиями
В дни Октябрьской революции "матрос-партизан" со своими бойцами занял Адмиралтейство, а потом штурмовал Зимний - без эпических киношных сцен они тихо влезли в окна первого этажа и арестовали юнкеров. Когда в Москве восстание обернулось уличными боями, на помощь красным послали эшелон с моряками, которыми командовали Ховрин и Железняков. Но пока они добирались до второй столицы, бои прекратились, и балтийцы успели только "пощипать буржуев".
Едва успев навестить родных, Анатолий получил приказ следовать с отрядом в Харьков, где тоже надо было устанавливать Советскую власть. Обвешанные гранатами и пулеметными лентами матросы превратились в настоящих рейнджеров революции, наводивших ужас на целые города. В соседнем с Харьковом Чугуеве Железняков явился на заседание городской Думы и потребовал немедленно передать власть большевикам, угрожая подорвать гранатой себя и всех присутствующих.
После январского разгона Учредительного собрания партия доверила ему новое задание - отбить наступление румын на Бессарабию. Железняков вместе с новым другом Григорием Котовским решительно взялся за дело, но Брестский мир спутал им карты: пришлось срочно бежать от наступавших немцев. Анархисты выступили против мира, и в апреле их столичные ячейки были разоружены. После нелегких раздумий Анатолий остался с большевиками, но затаил недовольство. Летом 1918-го его отряд перебросили на Южный фронт, где на красных напирали казаки атамана Краснова. Железняков стал командиром полка в дивизии Васо Киквидзе - отчаянно смелого грузина, с которым тоже свел дружбу. Вместе они отличились не только в боях, но и в притеснениях и убийствах мирных жителей, зачисленных в "классовые враги".
Когда расследовать жалобы приехал видный большевик Николай Подвойский, его поезд недолго думая пустили под откос. Контуженный эмиссар Кремля обвинил Железнякова в покушении на свою жизнь, и тому пришлось бежать. С ним отправились верный друг Борис Черкунов и секретарша Елена Винда, полковничья дочь, ставшая его "походно-полевой женой". В октябре эта троица объявилась в занятой интервентами Одессе, где вместе с Котовским приняла участие в подпольной борьбе (на сей раз Железняков назвался не Викторским, а Викторсом).
Революционный штаб Дунайской флотилии. Слева направо сидят: Анатолий и Николай Железняковы; стоят: Наумов, Косарев, Семенов. Март 1918 года.
Последний бой
Из подполья он вышел, когда Красная армия заняла Одессу. Железнякова сделали председателем профсоюза моряков. Но это мирное дело быстро ему надоело - к тому же моряки не желали слушать самозванца, прослужившего на флоте меньше года и не умевшего даже вязать морские узлы. Портили настроение и семейные проблемы: он женился на Елене, но явившаяся в Одессу Любка не желала оставлять любимого. Уже после гибели Анатолия она родила от него сына Юрия Альтшуля, ставшего юристом и писателем. Сама Любовь Альтшуль как анархистка много лет провела в ГУЛАГе, но вернулась и объявила себя настоящей вдовой героя - Елене Железняковой-Винде даже пришлось доказывать свои права в суде.
А пока уставший от проблем "матрос-партизан" слезно просился на фронт. В мае 1919-го он отремонтировал подбитый бронепоезд белых, набрал добровольцев и отправился на борьбу с восставшим против красных атаманом Григорьевым. Броненосный гигант прорвался через позиции повстанцев в Кременчуг, где был включен в состав 14-й армии Климента Ворошилова. Уже в июне Григорьев был разгромлен, но тут в наступление перешли части Деникина, захватившие Харьков и Екатеринослав. Железняков получил приказ прикрыть огнем бронепоезда отступление красных частей, которых преследовали казаки генерала Шкуро.
25 июля, двигаясь в сторону Екатеринослава, он узнал, что станция Верховцево, откуда он выехал, захвачена казаками. Остался единственный выход: на полном ходу прорываться обратно. Стреляя из пушек и винтовок, бронепоезд промчался через Верховцево; сам командир, высунувшись из окна командирской рубки, стрелял по врагу "по-македонски", сразу из двух пистолетов.
Поезд уже миновал станцию, когда Железняков вдруг пошатнулся и упал - пуля попала ему в грудь. Не приходя в сознание, он умер на следующий день на станции Пятихатки. Подруга его жены, советская разведчица Надежда Улановская писала: "Есть версия, что убили Железнякова большевики: к тому времени, когда он попал на юг, у них были с ним счеты как с анархистом, его объявили вне закона. Заместителем ему дали большевика, после гибели Железнякова он стал командиром, но бойцы его не любили... Есть основания считать, что этот большевик его и застрелил, смертельно ранил в спину во время боя".
P.S. На первой полосе "Правды" был напечатан некролог "известному революционеру". Гроб везли через весь город на броневике в сопровождении оркестра и толп народа. Похоронили Железнякова не "под курганом, заросшим бурьяном", как поется в песне, а на Ваганьковском кладбище, рядом с другими героями революции. Позже на могиле человека, провозгласившего "Караул устал!", установили помпезный памятник.
Не каждому удается одной фразой "застолбить" себе место в Истории.
Партизан Железняк
В степи под Херсоном курган.
Лежит под курганом,
Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк - партизан.
Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону;
В засаду попался отряд.
Налево - застава,
Махновцы - направо,
И десять осталось гранат.
"Ребята, - сказал, обращаясь к отряду,
Матрос-партизан Железняк, -
Херсон перед нами,
Пробьёмся штыками,
И десять гранат - не пустяк!"
Сказали ребята: "Пробьёмся штыками,
И десять гранат - не пустяк!"
Штыком и гранатой
Пробились ребята...
Остался в степи Железняк.
Весёлые песни поёт Украина,
Счастливая юность цветёт.
Подсолнух высокий,
И в небе далёкий
Над степью кружит самолёт.
В степи под Херсоном - высокие травы,
В степи под Херсоном - курган.
Лежит под курганом,
Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк - партизан.
Михаил Голодный. 1935 год
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем