Эмоции великой эпохи глазами современников

Пять самодержцев повидавший

Поведать о пережитом или некогда услышанном он решился лишь тогда, когда уже солидная временная дистанция отделяла самого рассказчика от давно минувших событий и у него было достаточно времени их осмыслить и привести в систему. "Я рассказываю о том, что видел своими глазами, о чем узнал от достовернейших людей и о виденном, и о слышанном; припоминая, рассуждал по прошествии 30 лет, ибо в это время только понемногу под черепом моим начало водворяться рассуждение. Чистосердечно признаюсь вам, что я, крутясь в вихре событий обще с прочими, не имел времени ни думать, ни рассуждать, или я был очень глуп"¹.

Концовку этой фразы не следует воспринимать буквально. В ней должно видеть лишь избыточную строгость умудренного жизнью и опытом патриарха к неопытному юнцу - строгость человека на закате собственной жизни к себе самому на заре этой же жизни. Склонный к морализаторству Стародум неодобрительно взирает на себя в бытность беспечным Недорослем. И тогда Тургенев-юноша, все еще пребывающий в далеком прошлом в его незавершенности и только-только вступающий в жизнь, воспринимается Тургеневым-старцем как глупец.

Александр Михайлович многое изведал на своем веку. В юности служил в лейб-гвардии Конном полку, видел блистательный двор императрицы Екатерины и стал очевидцем пикантных подробностей ее кончины. Вспомним незавершенное стихотворение Пушкина:

• Старушка милая жила
• Приятно и немного блудно,
• Вольтеру первый друг была,
• Наказ писала, флоты жгла,
• И умерла, садясь на судно².

В зрелом возрасте, перешагнув через тридцатилетний рубеж, Тургенев четыре года учился в Геттингенском университете: прослушал курс философии, юридических и естественных наук, основательно изучил французскую и немецкую литературу. Затем был одним из сподвижников Михаила Михайловича Сперанского при проведении его не доведенных до конца реформ.

В качестве старшего адъютанта генерала графа Павла Александровича Строганова, в юности ставшего очевидцем и участником Великой французской революции, штабс-капитан Тургенев храбро сражался на Бородинском поле, где в конце сражения получил контузию в голову и тяжелую рану в правую руку, что вынудило его выйти в отставку и перейти в статскую службу.

Он сделал неплохую чиновничью карьеру: несколько лет управлял Тобольской губернией и Медицинским департаментом МВД, а закончив служебное поприще в генеральском чине действительного статского советника, украшенного достойными орденами - Владимиром с бантом и Анной на шее. Был другом поэта В.А. Жуковского, с которым вел переписку на протяжении 30 лет и ставшего крестным его дочери. В 1850-х годах в его петербургской квартире на Миллионной улице собирались литераторы (И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой) и читали свои произведения, бывали Н.А. Милютин, брат военного министра, и многие деятели реформы по освобождению крестьян. Закат жизни патриарха был светел. Тургенев с умилением воспринял отмену крепостного права в Российской империи, о чем весьма экспрессивно написал дочери:

"Вчерашний день совершилось дело на земле истинно великое, христианское и до вчерашнего никогда не случавшееся! Благочестивейший и благодушнейший царь и самодержец православной России разрушил, сокрушил навсегда оковы, приковывавшие 23 миллиона к земле, как неодушевленное дерево прикрепляли корни, глубоко внедрившиеся в земле без малого столетие. 23 миллиона народа, порабощенного до скотского существования, возродил в человеческий быт, отверз миллионам очи и уста, возродил в миллионах сознание человека, что не скотина, не вещь, что его не будут продавать как быка или менять на борзую собаку.

В сонме царей наш православный царь стал выше всех царей, ему предшествовавших и сущих!"³

Эмоцию запечатлевший

Тургенев ушел в небытие с сознанием честно прожитой жизни и отрадным пониманием, что ему довелось дожить и стать свидетелем поворотного момента не только отечественной, но и всемирной Истории.

Перед нами классический пример человека второго плана, силою вещей вовлеченного в орбиту исторических личностей и сияющего их отраженным светом. Удел подобных фигур - быть малозаметным героем сноски или примечания в повествовании об эпохальных исторических событиях или жизни замечательных людей. Однако Александр Михайлович ухитрился стать исключением из этого, казалось бы, непреложного общего правила. Да, он с достоинством и честью прожил жизнь человека всего лишь второго плана, но сохранил собственное имя от забвения в качестве автора первоклассных мемуаров.

"Записки действительного статского советника Тургенева", впервые напечатанные в конце XIX века в журнале "Русская старина", а в конце 2023 года переизданные издательством "Ретроспектива", трансформируют привычное представление о ходе российской истории императорского периода, побуждая посмотреть на нее под необычным ракурсом. Строгий историк легко отыщет в книге исторические неточности, которые лишь отчасти можно объяснить несовершенством человеческой памяти и элементарной забывчивостью мемуариста, отягощенного грузом прожитых лет. Повествование перенасыщено историческими анекдотами и сплетнями, истинными или ложными, но всегда отражающими общественное мнение и восполняющими недостаток информации.

"И сплетней разбирать игривую затею"⁴, отделяя заведомо ложные от фактически совпадающих с реальностью, - задача, которая еще предстоит будущему исследователю. Воспоминания не отличаются и скрупулезной правильностью в передаче хронологической последовательности событийного ряда. Мысль автора постоянно мечется в поисках выразительных эпизодов прожитой жизни, причудливо тасуя и нанизывая их один на другой и совершенно не заботясь о том, чтобы методично, день за днем и год за годом, разместить их на оси времени.

Записки Тургенева ценны не этим. Мемуарист мастерски передает не так сами значимые события, свидетелем или участником которых он был, как собственные эмоциональные переживания по их поводу. Для нового научного направления, именуемого "историей эмоций", воспоминания Тургенева бесценны. Читатель получает единственную в своем роде возможность мысленно перенестись в давно прошедшее время, никак не связанное с настоящим, и весьма экспрессивно представить себе, как сам автор и его современники претерпевали "недуг бытия"⁵ в настоящем, не забывая в рассказах о прошлом постоянно соотносить между собой "век нынешний и век минувший"⁶.

Прекрасную эпоху продливший

Александр Михайлович завершил работу над записками в 1848 году, в конце царствования Николая I, когда началось "мрачное семилетие", продолжавшееся до смерти царя. В это время только очень ленивый или чрезвычайно осторожный представитель образованного общества не выражал недовольства по поводу всепроникающего вмешательства "голубых мундиров", то есть тайной политической полиции, в сферу частной жизни россиян. Разделяя подобные настроения, Тургенев с ностальгией вспоминал о золотом веке, когда на престоле восседала Екатерина II, и все ее подданные, вне зависимости от их сословной принадлежности, жили в сытости и довольстве, беззаботно наслаждаясь покоем.

"...Мы тогда жили без системы, без познания о государственной экономии, без наималейшего вмешивания в хозяйство домашнее блюстительной, неусыпной о тишине, спокойствии и порядке городской полиции! Но все были довольны; тишина, спокойствие и во всем должный порядок были всегда сохранены ненарушимо, о чудо!"⁷

Постоянное то скрытое, то явное соотнесение давно прошедшего времени правления Екатерины II с длящемся в настоящем царствованием Николая I - таков основной лейтмотив записок Тургенева, который отрешается от настоящего и воспаряет над ним. "Жизнь мысли в нынешнем, а сердца жизнь в минувшем"⁸. Работая над мемуарами, он продлевал на их страницах свою жизнь в Екатерининской эпохе, неизменно мифологизируя эту эпоху и сознательно не желая покинуть пределы собственного рукотворного мифа. Сравнивая эпоху Екатерины с эпохой Николая, Тургенев непрерывно восхваляет императрицу, воздерживаясь, однако, от порицания ее августейшего внука. О долгом царствовании матушки Екатерины мемуарист отзывается с афористической точностью и простотой: "Блистательная эпоха славы русской!"⁹ Записки Тургенева - развернутое обоснование и доказательство этого утверждения, с которым охотно согласились бы россияне, укорененные в Екатерининской эпохе и порицающие все новое, что было после нее.

• Россия, бедная держава,
• Твоя удавленная слава
• С Екатериной умерла¹⁰.

Курс философии, прослушанный им в Геттингенском университете, и богатый личный жизненный опыт позволяют мемуаристу посмотреть на прожитую жизнь из Космоса - в большом историческом времени, в длительной временной протяженности. Ни один из монархов, которым служил автор записок, так и не сумел превзойти Екатерину в ее могуществе, славе, величии и мудрости. Так без обиняков утверждает Тургенев, скрупулезно и аргументированно перечисляя права императрицы на признательность россиян.

"Я отбыл четырем царям, то есть находился на службе в четыре царствования. В России это значит четыре века: каждое царствование изменяет быт всего государства во всех отношениях...

Век Екатерины II: непрерывная цепь побед над врагом, до сего страшным в Европе, заставила признать мужество россиян у всех народов, и славе военной, непобедимой армии Екатерины не было равной. Первенство на горизонте политическом: слово повелительницы Севера решало судьбу царей и народов! ... В чертогах богатого и в хижине земледельца Екатерина была равно любима искренно; имя ее произносили с благоговением, называя всегда императрицу: матушка, всемилостивая государыня"¹¹.

Вспоминая зарю своей жизни, которая пришлась на Екатерининскую эпоху, Тургенев живописует это время как период всеобщего благоденствия и сытости. "Заря жизни моей была прекрасна, как теплое утро дня в мае..."¹² Под его пером былое мифологизируется, насыщаясь исключительно позитивными эмоциями, и предстает как сказочный и чудесный этап отечественной истории. "Мифология дает нечто живое, одухотворенное и, если хотите, прекрасное"¹³. В это достославное время даже самый последний нищий, которому подали копейку, мог полакомиться калачом из белой пшеничной муки.

"...Я помню - калач покупали за одну копейку медью; такого же вида, но, вероятно, менее весом, ныне калач стоит 35 копеек, то есть 10 копеек серебром; посему можно представить себе, в каком изобилии и довольствии жил тогда православный народ Царства Русского! Счастливая, беззаботная, уверенная жизнь распространялась тогда во всех разрядах общества; все и каждый были, несомненно, уверены, что рука сильного не задавит его по произволу, по прихоти!"¹⁴

Однако мифотворец Тургенев не учитывает одно важное обстоятельство. За истекшие годы сильно упала покупательная способность медных денег. Если в 1772 году, когда родился мемуарист, 100 медных копеек свободно обменивались на один серебряный рубль, на руках у населения было очень мало наличных денег, а копейка обладала реальной покупательной способностью, то в 1843 году за серебряный рубль надо было отдать уже 350 медных копеек.

Тихо, да сытно ездивший

Воистину, если воспользоваться классической формулировкой Алексея Федоровича Лосева, в записках Тургенева "мифом пропитана вся повседневная человеческая жизнь"¹⁵. Екатерининская эпоха - это золотой век, когда время на часах фактически остановилось, а все россияне сказочно процветают вне времени и пространства. Мемуарист, доживший до российских шоссейных дорог, поспешных дилижансов и скоростных пост-карет (казенных почтовых карет), неодобрительно отзывается о возросшей скорости преодоления необъятных российских просторов и извечного отечественного бездорожья. "...Правда, едут скоро, как перепела быстро летают - да зато голодно! Мы тогда езжали тихо, да сытно и на дороге не кувыркались"¹⁶.

В этой фразе содержится тонкий намек на бесшабашную езду царствующего государя. В 1836 году при быстром спуске с горки в районе города Чембар Пензенской губернии опрокинулась коляска, в которой находились Николай I и шеф жандармов граф Александр Христофорович Бенкендорф, причем император сломал левую ключицу. В качестве директора Медицинского департамента Тургенев со знанием дела рассуждает о тех новых болезнях, которые стали истинной напастью для россиян, вынужденных по долгу службы сломя голову день и ночь без отдыха мчаться по большим дорогам, не имея никакой возможности остановиться, отдохнуть и спокойно отобедать в пути. Покойный отдых и хороший обед на забытой богом придорожной станции - мечта из разряда несбыточных. Вспомним пушкинский роман в стихах "Евгений Онегин", седьмая глава которого завершена автором 4 ноября 1828 года, в то самое время, когда Тургенев возглавил Медицинский департамент.

• Теперь у нас дороги плохи,
• Мосты забытые гниют,
• На станциях клопы да блохи
• Заснуть минуты не дают;
• Трактиров нет. В избе холодной
• Высокопарный, но голодный
• Для виду прейскурант висит
• И тщетный дразнит аппетит¹⁷.

Итак, пример поспешной езды по российскому бездорожью подает подданным сам император Николай I, которого ничему не научило печальное дорожное приключение под Чембаром. Во время путешествия наследника Александра Николаевича по России в 1837 году Николай собственноручно написал инструкцию о порядке путешествия будущего Александра II: "Встав в 5 утра, ехать в 6 утра, не останавливаясь для обеда, ни завтрака на дороге до ночлега; буде на пути есть предмет любопытный, то остановиться для осмотра, не принимая нигде ни обедов ни завтраков. ...Засим по приезде на квартиру обедать, призывать к столу только губернаторов, вечер посвятить записыванию в журнал всего виденного в течение дня и ложиться пораньше спать"¹⁸.

Тургенев мифологизирует то сказочное и чудесное время, когда россияне, беря пример с императрицы Екатерины, никогда и никуда не спешили, наслаждаясь покоем и благоденствием. История фактически прекратила свое течение. "Государыня не любила скорой езды и всегда говорила: "Скоро ездят от долгов, чтобы кредиторы не остановили, а мои финансы, благодарю Бога, хороши"¹⁹.

Николай I вояжировал с максимально возможной скоростью. 3 декабря 1833 года Пушкин сделал в дневнике красноречивую запись: "Вчера государь возвратился из Москвы, он приехал в 38 часов"²⁰. Это была недостижимая для простых смертных стремительность преодоления российского бездорожья. Если в Николаевскую эпоху дилижанс одолевал расстояние между Москвой и Петербургом за 4 или 5 дней, а безостановочно несшаяся по шоссе пост-карета - за 2-2,5 суток, то в Екатерининскую эпоху вахмистр лейб-гвардии Конного полка Тургенев, впервые отправившийся на службу из патриархальной Москвы в столицу, прибыл в свой полк лишь на 18-й или 20-й день (точное время своего неторопливого вояжа он не мог вспомнить). Зато с каким комфортом вахмистр путешествовал!

"...Кибитку, в которой меня отправляли, начинили, как праздничный пастет, пирогами, пирожками, кулебякой, домашними сухарями к чаю, калачами тверскими (лучшие калачи в Москве пекли тогда на Тверской улице); к сему провианту было приобщено три-четыре кисы (особого рода дорожный мешок из прочной ткани или кожи, крепившийся к экипажу. - Ред.) с жареными курицами, утками; гусь и индейки жареные, во уважение их дородства, имели отдельное помещение, для каждой из сих первостатейных особ была особая киса; сзади кибитки было привязано, - не подумайте чего иного, - было привязано большое ведро с замороженными щами"²¹.

И пройденное преодолевший

Тургенев рассуждает от противного. Не позволяя себе ни в чем укорять царствующего государя, автор воспоминаний неизменно восхваляет государственную мудрость Екатерины II, сочувственно цитируя ее мысли о государственном управлении и фактически демонстрируя свои негативные эмоции по поводу ее внука Николая I, который, по мнению мемуариста, во всем уступает своей августейшей бабке.

"Екатерина говаривала: "Я не люблю самодержавия, в душе я республиканка, но не родился еще портной, который умел бы скроить кафтан по кости для России"²².

"Я в душе республиканка, деспотизма ненавижу. Но для блага народа русского абсолютная власть необходима. Вы видели на опыте, что сделал народ во время бунта Пугачева"²³.

Но было бы грубой ошибкой полагать, что Тургенев, настойчиво мифологизируя Екатерининскую эпоху и всячески превознося богато одаренную природой Екатерину Великую, закрывает глаза на ее личные недостатки. Нет, он без утайки пишет: "...К сожалению, впоследствии все сии дары природы в Екатерине уступили место разврату, преступлениям и всякого рода неистовствам"²⁴. Безусловно осуждает он и негативные стороны конца ее правления. "Последние годы царствования Екатерины ... привели государство в совершенное изнеможение от слабого правления и безнаказанности за преступления"²⁵.

Было бы еще большей ошибкой упрекать Тургенева за это явное противоречие в его рассуждениях о сказочности золотого века российской истории - Екатерининской эпохи. Во-первых, закон исключенного третьего действует лишь в рамках классической логики и не может быть применен к мифу. "Истинно либо утверждение некоторого факта, либо его отрицание. Третьего не дано" - этот закон формальной логики не имеет силы в рамках мифологического сознания. Во-вторых, будем справедливы к Александру Михайловичу Тургеневу, сумевшему в конечном итоге выйти за пределы собственного рукотворного мифа, воспарить над ним и философски взглянуть на царствование Павла I, ставшее отрицанием царствования Екатерины II. "Время 1797-1800 годов в отношении целого состава империи должно признать благотворительною лихорадкою!"²⁶ Золотой век Екатерины закончился, новый "железный" XIX век фактически начался для Тургенева и его современников с команды павловского фаворита: "Что ж вы, ракалии, не маршируете! Вперед - марш!"²⁷

Российская империя преодолела границы мифа, оставив его в прошлом, - и двинулась вперед. Миф закончился. История вновь вступила в свои права.

• _{1. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863 / коммент. Б.Ю. Иванова. М.: Кучково поле; Ретроспектива, 2023. С. 266.}
• _{2. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 2. Ч. 1. М.: Воскресенье, 1994. С. 303.}
• _{3. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 13.}
• _{4. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 2. Ч. 1. С. 169.}
• _{5. Баратынский Е.А. Стихотворения. Поэмы. М.: Наука, 1983. С. 84 (Литературные памятники).}
• _{6. Грибоедов А.С. Горе от ума. М.: Наука, 1987. С. 36 (Литературные памятники).}
• _{7. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 23.}
• _{8. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т. 12. СПб. 1896. С. 535.}
• _{9. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 193.}
• _{10. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 2. Ч. 1. М.: Воскресенье, 1994. С. 303.}
• _{11. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 136.}
• _{12. Там же. С. 19.}
• _{13. Лосев ?. ?.][ Диалектика мифа /Сост., подг. текста, общ. ред. А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. С. 84 (Философское наследие).}
• _{14. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 19.}
• _{15. Лосев ?. ?. ][Диалектика мифа. С. 89.}
• _{16. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 21.}
• _{17. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 6. М.: Воскресенье, 1995. С. 153-154.}
• _{18. Венчание с Россией: Переписка великого князя Александра Николаевича с императором Николаем I. 1837 год / публикация Л.Г. Захаровой, Л.И. Тютюнник. М.: Изд-во Московского университета, 1999. С. 21, 22.}
• _{19. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 392.}
• _{20. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 19 т. Т. 12. М.: Воскресенье, 1996. С. 316.}
• _{21. Тургенев А. М. Записки действительного статского советника. 1772-1863. С. 20.}
• _{22. Там же. С. 174.}
• _{23. Там же. С. 274.}
• _{24. Там же. С. 442.}
• _{25. Там же. С. 331.}
• _{26. Там же. С. 301.}
• _{27. Там же.}

7

М. Квадаль. Коронация Павла I и Марии Федоровны. Фрагмент.