Писатель Владимир Солоухин: Кремлевский полк, иконы и травля Пастернака

Родился в Духов день

Появился на свет Владимир Солоухин в селе Алепино Владимирской области, и никогда не забывал родные места. Уже будучи знаменитым, он вернулся и купил родительский дом, где бывал после этого постоянно. В своей книге "Смех за левым плечом" Солоухин писал, что рядом с домом, на липах были грачиные гнезда. И птицы постоянно шумели, даже ночью, и мешали спать гостям. Однако ему они помехой не были: "Но оглушительного, надсадного крика грачей я как-то совсем не слышу. Я крепко сплю под кровлей того самого дома, где я возник из ничто однажды в теплую июньскую ночь".

Кстати, именно эта книга стала источником сомнений в правильности даты рождения Солоухина. В ней он описывает эпизод, когда ему позвонила знакомая поэтесса и начала рассказывать о гороскопе тех, кто родился 14 июня 1924. По календарю это оказалась суббота. Но Солоухин вдруг вспомнил, как родители говорили, что он появился на свет в Духов день. А он всегда отмечается в понедельник, сразу после Троицы. Так что с днем его рождения не все ясно. Хотя, Владимир Солоухин, как всякий писатель, ищущий истины на свой лад, мог и придумать эту историю.

Сталин помог издать стихи

В его жизни было много событий, которые можно расценивать как фантастические, но, может быть, так и все и было, как описывал Солоухин. Его книги нельзя назвать романами - это обычные очерки, то есть зарисовки, но сделанные очень красиво и потому они легко ложились на душу читателя.

Юрий Поляков так отзывался о книгах Солоухина: "Жанр, в котором творил писатель, мы назвали бы сегодня нон-фикшен, а по-русски - очерк. К этой форме тогда прибегали многие, не владевшие сюжетным вымыслом, но Солоухин предложил читателям сверхочерк, подняв его на уровень высокой интеллектуальной прозы".

Детство Владимир Солоухин провел в деревне, а перед самой войной поступил во Владимирский механический техникум. В 1942 году, перед самой защитой диплома, его арестовала милиция за спекуляцию папиросной бумагой на базаре. Но вместо суда призвали в армию и он, совершенно неожиданно для себя, угодил служить в Кремлевский полк. Возможно, Солоухина отобрали туда из-за внешности - высокий красавец, да еще и с образованием. Как известно, Сталину нравилось видеть рослых военных с хорошей выправкой.

Еще до службы Владимир начал писать стихи. Некоторые из них публиковались во владимирской газете "Призыв". Есть даже легенда в изложении Сергея Довлатова, что когда в Москву приехал американский богач Арманд Хаммер, то в строю почетного караула он залюбовался русским богатырем - Солоухиным. Узнав об этом, Сталин якобы велел помочь ему. Командиры спросили Солоухина, что тот хочет. Узнав о мечте бойца издать книжку своих стихов, Сталин быстро ее исполнили. Правда, служба Солоухина окончилась в 1946 году, а первая книга - сборник стихов "Дождь в степи", вышла в 1953 году. Вот такие выдумки или почти правдивые истории окутывали призраком легенды всю жизнь Владимира Солоухина, что отразилось и в его книгах.

Между прочим, его "Ненаписанные рассказы" ни в чем не уступают знаменитым быличкам Довлатова, только что в них нет описания пьяных приключений и прочей бытовой неразберихи.

Кольцо с императором

После службы в армии Владимир Солоухин поступил в Литературный институт. Кстати, "пропуском" туда стало написанное им стихотворение "Дождь в степи", которое потом даст название его первой книге.

Одним из его приятелей тогда был Бенедикт Сарнов, известный впоследствии писатель, критик, литературовед. Он вспоминал, что Солоухин носил на пальце золотое кольцо с изображением Николая II. В конце сороковых годов прошлого века это было довольно рискованно. "Теперь-то у нас монархистов - как собак нерезаных. А тогда монархистом был только он один: Володя Солоухин", - писал в своей книге "Скуки не было" Бенедикт Сарнов.

В то время Сарнов пребывал в печали - его исключили из комсомола и он опасался, что могут и осудить, время было такое. Но тот же Солоухин его поддержал, рассказав, возможно на ходу придуманную историю, как его самого уволили из армии и выгнали из комсомола за неосторожные слова о начальстве. Но не посадили, хотя и могли. Солоухин утешал Сарнова, чтобы тот не боялся, дескать, обойдется. И в самом деле обошлось.

Кстати, тогда же Бенедикт Сарнов рассказал Солоухину, что готовит небольшую книгу об Аркадии Гайдаре. Тот удивился, считая, что писать-то и нечего. Но через много лет Владимир Солоухин сам напишет о Гайдаре книгу "Соленое озеро", где выставит детского писателя кровавым изувером. Хотя, возможно, таким образом он выскажет свое негодование советской власти, к которой к тому времени начал относиться не очень хорошо.

Трэвел-блогер образца 50-х

У Солоухина выходят стихи в "Комсомольской правде", "Смене", "Литературной Газете", различных альманахах. После окончания Литературного института в 1951 году он устроится на работу в журнал "Огонек" и объездит в командировках почти весь Советский Союз.

Именно тогда Солоухин станет мастером очерка. Как и полагалось в пятидесятые годы минувшего столетия, его репортажные зарисовки были посвящены людям труда, достижениям социализма. Очерк о поездке в Северный Казахстан, где в то время шло бурное освоение целинных земель, называется "Рождение Зернограда". Стиль и содержание полностью передают настрой того времени. Например, небольшой отрывок из него: " - А что, ребята, - говорили комсомольцы, - далеко заехали, а жить можно. Вот и в бане помылись. Мы трудностей не боимся, знали, на что идем".

Но слава пришла к Солоухину после выхода его книги "Владимирские проселки". Известный журналист Василий Песков сравнивал ее с "Шинелью" Гоголя и некрасовской "В окопах Сталинграда". Он отмечал: "Это бессмертное в нашей словесности произведение. Ходок по проселкам показал себя человеком, нежно любящим землю, на которой родился". Книга, прославившая Солоухина, по сути, сборник путевых заметок, какие сейчас пишут трэвел-блогеры. Никаких грандиозных картин строительства социализма, никаких рекордов в ней нет. Только дороги, деревни и обычные их жители.

Тираж два миллиона

Но вышли "Владимирские проселки" во второй половине пятидесятых, когда еще по всей стране чувствовалось ледяное дыхание Сталина, еще возвращались из лагерей тысячи невинно осужденных. И яркой картиной в довольно унылом советском обществе вдруг заблистала книга Солоухина, добродушная и чем-то немного ироничная. В ней не разоблачались шпионы, не строили заводы, а была показана обыденная жизнь русских деревень.

Это было очень непривычно. "Владимирские проселки" можно сравнить с фильмом Данелии "Я шагаю по Москве". Такой же слегка беззаботный стиль, яркие эпизоды без всякого подтекста. Именно поэтому книга, хотя и стала моментально популярной - только в "Роман-газете" она вышла двухмиллионным тиражом, вызвала непонимание у партийного руководства, как тогда говорилось, на местах.

Вскоре Солоухина пригласили вести семинар молодых писателей во Владимире. Как он потом вспоминал, к нему подошел редактор местной газеты и сообщил, что из-за "Владимирских проселков" у них началась буча. Областной комитет КПСС был крайне недоволен книгой. И в день приезда Солоухина даже вышла статья, где "Владимирские проселки" просто разгромили. Оказывается, местные партийные лидеры остались недовольны тем, что автор не рассказал о достижениях народного хозяйства. "О том, что колхозная свинья утонула в навозной жиже, он написал, а о том, что этот колхоз имеет хорошие показатели, нет", - услышал от редактора Солоухин. Также Солоухина обвинили в том, что он упомянул некую бабку Акулину, о которой ничего не известно в обкоме, а о знатной телятнице, которая с бабкой в одной деревне живет, ни слова не написал.

Но ситуация разрешилась благополучно. Перед самым выступлением секретаря обкома поступила телеграмма, сообщавшая, что в главной партийной газете "Правда" опубликована положительная статья о "Владимирских проселках". И секретарь обкома отказался от своего изобличающего выступления.

Травля Пастернака

Владимир Солоухин перешел на работу в "Литературную газету", у него постоянно выходили книги. Почти все они в жанре очерков описывали деревенскую жизнь. В 1958 году Солоухин принял участие в обсуждении Бориса Пастернака, получившего Нобелевскую премию по литературе. Руководство Советского Союза пришло в гнев от такой новости. Пастернака начали буквально изводить, причем так, как тогда очень хорошо умели - его травили, унижали, совершенно в духе процессов 37-го года. Отличился и Солоухин.

Виктор Некрасов так описал его выступление: "Владимир Солоухин поставил вопрос о том, не следует ли нынешнему внутреннему эмигранту Б. Пастернаку стать по-настоящему эмигрантом? "Вот тут-то и будет для него настоящая казнь, - сказал он. - Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжатый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил". Кстати, в конце жизни Владимир Солоухин, размышляя о прожитом в книге "Последняя ступень", писал: "Не кривя душой как будто, запятнал себя навсегда позорным выступлением (вместе с другими), когда под председательством С.С. Смирнова топтали в ЦДЛ Пастернака за то, что тот не отказался от Нобелевской премии".

Отражал как мог эпоху

В шестидесятых годах Владимир Солоухин, наверное, первым в Советском Союзе заговорил об иконах. В книге "Черные доски" он рассказал о древнерусской живописи. С той поры его стали называть славянофилом. И не зря. Солоухин поднял огромную тему сбережения памяти народа, выпустив ряд произведений на эту тему.

В них четко видно, как автор пытается отыскать некую правду, основу жизни. Ставку при этом Солоухин делал на русский народ, ища именно в нем свою опору. Ему довелось жить при Сталине, во время хрущевской "оттепели", в перестройку, в лихие девяностые. И судя по его книгам, Владимир Солоухин почти всегда оставался не очень доволен происходящим. И он старался, делал то, что на его взгляд, должно было привести к процветанию его Родины.

Известный французский ученый Гюстав Лебон в своей книге "Психология народов и масс" резюмировал, что "Настоящий художник, будь он архитектор, литератор или поэт, обладает магической способностью передавать в великолепных обобщениях душу известной эпохи и известной расы. Очень впечатлительные, почти бессознательные, мыслящие преимущественно образами, художники являются самым верным зеркалом того общества, где они живут". Это определение совершенно точно подходит к Солоухину. Его книги, исполненные зачастую в документальной манере, дают превосходную картину советского общества 50-х, 60-х, 70-х и 80-х годов XX века.

А старинный приятель Владимира Солоухина Бенедикт Сарнов так выразился по этому поводу: "Художник - это сейсмограф, чутко отзывающийся на все подземные толчки истории". Эти слова можно отнести и к Солоухину.

Защищайте Родину!

Мало кто помнит сейчас, что именно Владимир Солоухин стал инициатором возрождения храма Христа Спасителя в Москве. И отпевали его после кончины в 1997 году именно тут, в недостроенном еще храме. Первую панихиду вел патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Он сказал, что Владимир Алексеевич был первым, кто обратил внимание общественности к своим историческим корням.

Последнее публичное выступление Владимира Солоухина состоялось в декабре 1996 года, за несколько месяцев до его смерти. Это было на презентации книги о спецназе КГБ, где собрались сотрудники спецслужб. Бывший там Вячеслав Морозов потом писал в "Роман-газете", что Солоухин вышел на трибуну и сказал: "Дорогие мои герои, я - старый человек, я много повидал. И вы многое повидали, вы много знаете, чего не знают другие. И вы не должны спокойно смотреть на то, что происходит. Вы видите, как наша Россия окружена со всех сторон алчущими "собратьями", которые готовы рвать ее на части, стремясь ухватить кусок пожирнее. Вы видите, как потворствует им потерявшая совесть и страх "пятая колонна". Не мне это вам рассказывать, это вы сами знаете, как не знает никто. Так не дайте же! Не дайте погибнуть своей Родине!"

Юрий Поляков так охарактеризовал Владимира Солоухина: "Он блестяще владел незамутненным русским словом, формируя ту "золотую норму языка", которую оставляет векам настоящая литература. Он открывал русским их подлинную историю и культуру, словно снимая слои неумелой интернационалистической реставрации. "Черные доски" и "Письма из Русского музея" стали потрясением для моего поколения, после этих книг мы стали ощущать себя не только советскими, но и русскими людьми".