Правление Екатерины II осталось в истории как время всеобщего благоденствия

Биографическая справка

Екатерина II Алексеевна (1729-1796), российская императрица с 1762 года. Немецкая принцесса Софья Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Пришла к власти, свергнув с помощью гвардии Петра III. Оформила сословные привилегии дворян. При Екатерине II значительно окрепло русское абсолютистское государство, усилилось угнетение крестьян, произошла Крестьянская война под руководством Е.И. Пугачёва (1773-1775). Были присоединены: Северное Причерноморье, Крым, Северный Кавказ, западноукраинские, белорусские и литовские земли (по трем разделам Речи Посполитой). В это время выдвинулся ряд выдающихся политических и военных деятелей: А.В. Суворов, Ф.Ф. Ушаков, П.А. Румянцев, Г.А. Потёмкин. В 90-х годах Екатерина II преследовала свободомыслие и активно участвовала в борьбе против Французской революции.

Императорский титул

Божиею поспешествующею милостию Мы Екатерина Вторая, Императрица и Самодержица Всероссийская, Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, Царица Казанская, Царица Астраханская, Царица Сибирская, Царица Херсонеса Таврического, Государыня Псковская и Великая Княгиня Смоленская, Княгиня Эстляндская, Лифляндская, Корельская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская и иных Государыня, и Великая Княгиня Новагорода Низовские земли, Черниговская, Рязанская, Полоцкая, Ростовская, Ярославская, Белозерская, Удорская, Обдорская, Кондийская, Витебская, Мстиславская, и всея Северные страны Повелительница и Государыня Иверские земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских Князей, и иных Наследная Государыня и Обладательница.

Мифология для потомков

Екатерина не могла не думать, что скажет о ней потомство. Несколько раз принималась писать "Мемуары", оставила три варианта записок, но так и не довела рукопись до конца. "Мемуары" императрицы имеют одну особенность. Фиксируя на бумаге свои воспоминания, государыня, с одной стороны, постоянно ориентировалась на будущего читателя, с другой - в то же самое время мистифицировала его, этого воображаемого читателя, подтрунивала над ним самим и его призрачной проницательностью и мифологизировала собственную жизнь. В письме к барону А.И. Черкасову императрица, не скрывая иронии, сформулировала свое скептическое отношение к мнимой прозорливости потомков и грядущему суду Истории: "Что скажет потомство, когда увидит это письмо… Оно станет делать предположения … и - ошибется!"

В конце XIX века, в 1896 году, исполнилось 100 лет со дня смерти Екатерины Великой. Василий Осипович Ключевский предпринял опыт осмысления ее царствования в масштабе большого исторического времени и пришел к обоснованному заключению: долгие годы после своей физической смерти императрица не канула в Лету, продолжая жить в исторической памяти россиян и вызывая в их среде ожесточенные споры. "Екатерину и по смерти ее восхваляли или порицали, как восхваляют или порицают живого человека, стараясь поддержать или изменить его деятельность. И Екатерины II не миновал столь обычный и печальный вид бессмертия - тревожить и ссорить людей и по смерти. Ее имя служило мишенью для полемического прицела в противников или приверженцев ее политического направления. Живые интересы и мнения боролись на ее могиле. Уронить ее бюст или удержать на пьедестале значило тогда дать то или другое направление жизни".

Ключевский был убежден, что время бурных идеологических препирательств закончилось, а после него наступил спокойный период отвлеченных академических диспутов. "Столетняя давность, отделившая нас от Екатерины II, покрывает все эти споры и вражды. Наши текущие интересы не имеют прямой связи с екатерининским временем. … Значит, счеты потомства с Екатериной II сведены. Для нас она не может быть ни знаменем, ни мишенью; для нас она только предмет изучения. Сотая годовщина ее смерти располагает не судить ее жизнь, а вспомнить ее время; оглянуться на свое прошлое, а не тревожить старые могилы и среди похвальных слов и обличительных памфлетов осторожно подойти к простым итогам давно окончившейся деятельности".

Историк ошибся. Новейшая (и далеко не полная) библиография научных работ, посвященных императрице, датируемая 2008 годом, насчитывает 696 позиций. Это гораздо больше, чем у Петра Великого, но меньше, чем у Николая II. Приближается 300-летие со дня рождения Екатерины Великой, а страсти вокруг ее имени не утихают, и ни о каких "простых итогах" ее жизни и царствования речь не идет. Екатерина продолжает оставаться нашей современницей. Всматриваясь в ее образ, мы стремимся познать самих себя. Меняемся мы - не остается неизменным и наше отношение к императрице. Трансформируются вопросы, задаваемые прошлому, - и Екатерина Великая предстает перед нами в новом, неожиданном и непредсказуемом образе. И тогда исчезает иллюзия, что наше настоящее никак не связано с давно прошедшей Екатерининской эпохой.

Каждый раз, когда мы оказываемся в ситуации непростого индивидуального нравственного выбора, невольно вспоминаем жизненное кредо императрицы, четко сформулированное ею в "Мемуарах": "Я нашлась бы в любом положении, в которое Провидению угодно было бы меня поставить, при помощи ума и таланта, даруемых каждому по мере его природных способностей. Я чувствовала в себе мужество и для взлета, и для падения, но сердце мое и душа при этом не возносились и не кичились собой и, наоборот, не чувствовали ни упадка, ни унижения. Я знала, что я - человек, а значит, существо ограниченное и несовершенное".

"Есть что воровать"

Об этой ограниченности и несовершенстве отдельно взятого человека нам не дают забыть периодически вспыхивающие и сотрясающие общество коррупционные скандалы. И тогда мы обращаемся к эпистолярному наследию Екатерины. "Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть что воровать", - писала она одной из своих корреспонденток в 1775 году. Императрица в высшей степени снисходительно относилась как к денежным плутням вельмож из своего ближнего круга, так и к лихоимству низших чиновников. "Торговали правдою и чинами", - утверждает Николай Михайлович Карамзин. "От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно. Таким образом развратная государыня развратила и свое государство", - уточняет Пушкин. И он, безусловно, прав.

Но и рассуждение Екатерины не лишено резона. Действительно, в Екатерининскую эпоху было, что красть. Число жителей Российской империи с 19 млн в 1762 году, когда Екатерина взошла на престол, возросло к 1796 году, когда императрица скончалась, до 36 млн. Русская армия со 162 тысяч человек усилена до 312 тысяч, флот, в 1757 году состоявший из 21 линейного корабля и 6 фрегатов, в 1790 году считал в своем составе 67 линейных кораблей и 40 фрегатов. В годы правления Екатерины объем внешней торговли вырос в четыре раза и более чем в четыре раза увеличились государственные доходы!

Это было время расцвета городского и усадебного строительства. Страну охватила настоящая "строительная лихорадка". Расходы на содержание Двора возросли с 10,9 до 13,5% бюджета. Мы можем критиковать те способы, которыми императрица вела "свое маленькое хозяйство", как она любила выражаться о своих финансах, но не можем отрицать очевидного: Екатерине удалось привести финансы государства Российского в относительный порядок. Действительный статский советник Александр Михайлович Тургенев (1772-1863), родившийся в Екатерининскую эпоху, вспоминал: "Государыня не любила скорой езды и всегда говорила: "Скоро ездят от долгов, чтобы кредиторы не остановили, а мои финансы, благодарю Бога, хороши". И это не было преувеличением.

От медной копейки до золотого империала

Россия была страной крестьянской. И основным платежным средством подавляющего большинства населения Империи продолжала оставаться медная монета. В кратковременное царствование Петра III (1761-1762) была предпринята попытка увеличить государственные доходы за счет удвоения номинала медной монеты. Это едва не привело к расстройству денежной системы, но императрице удалось вывести страну из кризиса. Екатерина II распорядилась изъять из обращения легковесную монету и переработать ее по прежней весовой норме - 16 рублей мелкой монеты из пуда меди. В итоге екатерининский медный пятак имел диаметр 40 мм. Он получился и полновесным, и весьма солидным. При этом даже одна медная копейка обладала реальной покупательной способностью. В это достославное время самый последний нищий, которому подали копеечку, мог полакомиться калачом из белой пшеничной муки. А калач издавна считался в России символом довольства и сытости. "…Я помню, - пишет А.М. Тургенев, - калач покупали за одну копейку медью; … посему можно представить себе в каком изобилии и довольствии жил тогда православный народ Царства Русского!"

Участник Бородинской битвы министр народного просвещения Норов вспоминал, что когда его, тогда тяжело раненного в сражении молодого офицера, везли в карете, то сердобольные крестьяне стали бросать в окна пятаки. Неподвижно лежавший офицер, уцелевший в кровопролитном сражении, опасался, что эти тяжелые монеты могут его покалечить. Так они были велики и тяжелы.

При Петре III чеканились золотые 10-рублевые империалы, весившие 16,54 г и имевшие диаметр 30 мм. Петр III распорядился снизить вес и пробу сплава серебряных монет. Содержание в рубле чистого серебра уменьшилось с 20,73 г до 18 г. Эта новая весовая норма рубля, хотя и перестала соответствовать весовой норме талера, оказалась удачной. Она продержалась долго и сохранилась до конца чеканки царских серебряных рублей в 1915 году. По этой же весовой норме в 1920-х годах чеканились советские серебряные рубли.

При Екатерине II произошло снижение веса золотых империалов примерно на 20%. Империал Екатерины II весил 13,09 г и имел диаметр 28 мм. Когда поэт Державин написал свою знаменитую оду "Фелица", то восхищенная императрица подарила ему дорогую табакерку, которая была набита империалами. Золотые монеты по-прежнему рассматривались как исключительная награда за особые заслуги, но не как средство платежа. С 1764 по 1781 год монетный двор на Алтае чеканил специальную "сибирскую" монету по норме 25 рублей из пуда местной меди. Набор номиналов медных "сибирских" монет был дополнен 10-копеечной монетой. Эта монета имела диаметр 44 мм. Алтайская медь имела небольшую примесь золота и серебра, поэтому весовая норма была пересмотрена в сторону увеличения. Первоначально монеты из алтайской меди предназначались для обращения только к востоку от Урала, но впоследствии были допущены и в центральные районы Российской империи.

Бумажные деньги Империи

Полновесная медная монета играла главенствующую роль в денежном обращении внутри страны. Потребности внешней торговли удовлетворялись золотой и серебряной монетой. Серебряный рубль оставался основой денежного обращения Российской империи, однако чаще всего использовался для финансирования военных расходов за пределами Российской империи. Бумажные ассигнации требовали реального обеспечения звонкой монетой. Для этого обеспечения на Сестрорецком монетном дворе был предпринят выпуск медной монеты достоинством в один рубль. Эта огромная монета весила один килограмм и имела диаметр 76 мм при высоте 35 мм. Однако наладить массовый выпуск "сестрорецких" рублей так и не удалось.

Потребность обмена тяжеловесной медной монеты на денежные знаки, удобные к перевозке на большие расстояния внутри страны, произвела настоящую революцию в денежном обращении. С 1769 года в стране стали печататься бумажные денежные знаки - ассигнации. Ассигнации первого образца выпускались следующих достоинств: 100, 75, 50 и 25 рублей. Однако уже через два года 75-рублевые ассигнации были изъяты из обращения. Фальшивомонетчики быстро научились переделывать 25-рублевые ассигнации в 75-рублевые.

Если в 1769 году в обращении находилось 2 619 975 ассигнационных рублей, то 1796 году объем находящихся в обращении бумажных денег составил 157 701 640 рублей, то есть вырос более чем в 60 раз. Ассигнации свободно обменивались на золото и серебро. Но был нюанс. В 1769 году за один серебряный рубль давали 100 медных копеек. Однако к концу царствования государыни ассигнации обесценились: в 1796 году за один целковый давали уже 142 медные копейки. Если сделать поправку на обесценивание ассигнаций, получается, что в Екатерининскую эпоху национальное богатство страны, выраженное в звонкой монете, выросло в 42,4 раза. Впечатляющий итог! Действительно, жить стало лучше, жить стало веселее. Но не будем предаваться избыточному восторгу и не забудем дельное замечание В.О. Ключевского о причинах возросшего веселья россиян: "Значение финансовых успехов Екатерины ослаблялось тем, что видное участие в них имел питейный доход, который в продолжение царствования увеличен был почти вшестеро и к концу его составлял почти третью часть всего бюджета доходов. Притом Екатерина оставила более 200 млн долга, что почти равнялось доходу последних 3½ лет царствования".

Императрица, матушка, всемилостивая государыня

Живших в то время россиян этот государственный долг нимало не интересовал. Более того, если посмотреть на царствование Екатерины не сквозь призму политической экономии, а сквозь призму истории эмоций, мы увидим поразительную картину: россияне были счастливы.

В начале 1811 года, почти за полтора года до вторжения Наполеона в Россию, Н.М. Карамзин писал, обращаясь к Александру I, внуку императрицы Екатерины: "По крайней мере, сравнивая все известные нам времена России, едва ли не всякий из нас скажет, что время Екатерины было счастливейшее для гражданина российского; едва ли не всякий из нас пожелал жить тогда, а не в иное время". Действительно, в 1811 году ассигнации резко упали в цене: за один серебряный рубль давали 394 медных копейки. Прошло несколько лет. Империя победила в схватке с Наполеоном. Русская армия дважды побывала в Париже. В итоге в 1815-м бумажные деньги обесценились еще больше: за один целковый давали уже 421 медную копейку. И на этом безрадостном финансовом фоне Екатерининская эпоха стала мифологизироваться и восприниматься как настоящий золотой век - время исключительной стабильности и всеобщего благоденствия.

Уже упоминавшийся выше А.М. Тургенев с умилением вспоминал императрицу: "В чертогах богатого и в хижине земледельца Екатерина была равно любима искренно; имя ее произносили с благоговением, называя всегда императрицу: матушка, всемилостивая государыня". Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в конце своей дипломатической карьеры говорил молодым русским дипломатам: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела".

Именно так в Екатерининскую эпоху государство Российское ответило на высокомерный вопрос Европы: "Где ваш патент на благородство?" Об убедительном обосновании этого ответа, прозвучавшего на ратном поле, очень точно сказал Карамзин: "Воинствуя, мы разили. Петр удивил Европу своими победами - Екатерина приучила ее к нашим победам".