Говоря о служилых иноземцах в Московии, мы привычно вспоминаем европейцев: Аристотеля Фиораванти и Марко Руффо, Генриха Штадена и Жака Маржерета, врача царя Алексея Михайловича Самюэля Коллинса, военного инженера Томаса Бейли, итальянских ювелиров, голландских фортификаторов, немецких часовщиков... а между тем служили на Руси и выходцы с Востока. И не только "свои", служилые татары - вроде известного Абляз-Бакшея, переводчика "Грамот татарского письма" и Хранителя государственных бумаг при Иване III. Специалистов из Средней Азии, Персии, Закавказья - оружейников, толмачей, ткачей, садовников - было на Руси не меньше, чем западных...
архив журнала "Родина"
Татарин и перс ведут переговоры о торговле шелком. Гравюра резцом на меди. XVII в. Владимир Иванович Даль зафиксировал несколько поговорок, в которых фигурирует слово "шелк": Хвалят на девке шелк, коли в девке толк. Ковры семи шелков, а рубаха и не прядена! Слуги в шелках, а бояре в долгах.
"Из-за моря призвать садовников..."
Герой нашего рассказа, персиянин Заманов, прибыл в Россию из Гиляна, шелководческой иранской провинции на берегу Каспия. Из собственной его челобитной 1675 года ("года 7183 июля 5"), обращенной к царю Алексею Михайловичу, следует, что "государева шелкового дела мастеру Маматазейко Заманову... по твоему, Великого Государя, указу велено быть у твоего государева дела в селе Пахрине у шелковой и иных заводов многих в мастерах... в прошлом, государь, в 181 (1673/74. - Е. Г.) году"1.
Эти сведения подтверждает приводимый историком И. Е. Забелиным "садовый штат Измайлова", из которого следует, что в 1674 году в помощь "заводчику измайловского Тутового сада Лариону Льгову" (происходившему из астраханских армян) выписаны были "новые тутовые заводчики иноземцы Касим Ажаев да Маматагей Заманов, получавшие жалованья по 45 рублей в год". Отметим, что сам Льгов по тому же штатному списку получал 50 рублей в год, а больше него жалованье было только у главных садовников аптечных измайловских садов "немцев" Григория Хута и Фалентина Давица - по 100 рублей. Остальным садовым мастерам платили по 10, 9 и даже по 5 рублей.
Появление Заманова в Москве, очевидно, связано с новым шелководческим "проектом" Алексея Михайловича (для которого, как говорят специалисты, тутовое дерево было "предметом исключительного внимания и источником особенно широких ожиданий"). Помимо измайловского появились еще два тутовых сада в Пахрино и Алексеевском, где было "посеяно на грядах" более 15 тысяч деревьев.
По-видимому, для них в 1672 году царь наказал воеводе Я. Н. Одоевскому "в Астрахани или на Тереке сыскать или из-за моря призвать тутовых садов садовников самых добрых...", причем особо искусному специалисту государь готов был и особенно хорошо платить: "такова мастера сыскать... хотя дорого дать".
Дело июля 1675 года с упомянутой челобитной Заманова - чрезвычайно любопытный документ. Его полное название "Дело по челобитью шелковых дел мастера Маматагея Заманова о запрещении живущим в Москве казанским иноземцам торговать за неплатежом с их товаров казенных пошлин и о взятии их для допроса в Посольский приказ".
Мастер, перед которым стояла задача организовать шелковый завод, испытывал недостаток в квалифицированных рабочих: "Мне, холопу твоему, одному быть у того твоего государева шелкового дела без работных людей нельзя, одними, государь, руками немного учинить можно" - и приводил список приезжих восточных торговцев ("а имена, государь, тех тезиков подклеены под сею челобитной").
Это были, как бы мы теперь сказали, "нелегалы", которые, "приехав к Москве, живут и промышляют и торгуют многое время, а твоих, великого государя, пошлин с торгов своих и промыслов ничего не платят и в твою, великого государя, службу ни в какой чин не написаны и никакой прибыли от них тебе, великому государю, нет...".
Автор челобитной рассматривал данных людей как возможную рабочую силу для порученного ему шелкового завода: "Вели, государь, тех тезиков, Казанских жильцов, которые ныне есть на Москве, взять в Посольский приказ и расспрошать, зачем оне на Москве живут, и буде станут запираться, что будто они к тому шелковому делу непригодны, вели, государь, мне с ними дать очную ставку..."
Затея, казалось бы, удалась. На обороте челобитной имеется датированная тем же днем резолюция: "Поставить в Посольском приказе тезиков и против сего челобитья (т. е. в соответствии с ним. - Е. Г.) расспросить в Посольском ли они приездом ведомы и давно ль выехали, или ведом приезд их в приказе Казанского дворца".
Один из допрошенных, "кизылбашенин" (перс) Демшитко Мирусанов, согласился: "...А шелк де делать и красить всякими разными цветами умеет и есть ли де великий государь укажет ему, Демшитку, быть у шелкового дела с мастером с Маматагеем Замановым, и он де готов и работать станет, а иного де ничего, окроме шелку, делать не умеет".
А далее случилось непредвиденное: на допрос вызвали людей помимо указанных Замановым в списке, и один из них, "гилянец Мурасханко, зовут Асаном", показал, что "на Москве живет в наемном дворе на Кулишках и торгует шелком же - от шелкового мастера от Маматагея Заманова и кормит его он, Маматагей, а в приказе де нигде не являлся и приездом не записан, а шелку де он делать и красить не умеет, а умеет только кормить черви, из которых... шелк". Означает ли это, что челобитчик и сам оказался замешан в укрывательстве и использовании "нелегалов"? Сведений о дальнейшем ходе разбирательства рассматриваемое дело, увы, не содержит. Зато дает представление о масштабах предприимчивости нашего героя.
После смерти Алексея Михайловича разведение под Москвой шелкопрядов, как известно, "было оставлено". Ликвидационная комиссия, описывавшая в начале нового царствования шелковичные пахринские плантации, обнаружила высаженные десять лет назад деревья даже не подросшими - среднерусская полоса со всей очевидностью обнаружила свою непригодность для разведения шелковицы. Маматагея Заманова перевели в Астрахань.
АРХИВНАЯ СПРАВКА
Началом заведения шелководства в России традиционно полагают указы Алексея Михайловича, с 1663 года "приступившего к устройству садов и всякого хозяйства в Измайлове", где вскоре появился "особый Тутовый сад".
К 1665 году относят первое распоряжение царя "о разведении шелководства в Астрахани".
Однако, в неопубликованных документах Астраханской приказной палаты сведения об устройстве шелковых садов - на Тереке, "в Черном Яру", в Астрахани - относятся к 1653 году*.
Причем из-за слишком сухого и жаркого климата удалось вырастить завезенные тутовые деревья не сразу. Тем не менее в мае того же года проходит информация о существующем в предместьях Астрахани, "за Проломными воротами", шелковом саде (он же "шелковый огород"), а в августе 1658-го астраханский воевода князь В. Г. Ромодановский отправил "к царю" партию шелка-сырца "астраханского дела".
Далее, 1666, 1669, 1675 годами датируются сведения о работе здесь "государева шелкового дела мастеров", которые, как говорят документы, занимались выкармливанием шелковичных червей: Кель-Магмета Калманова, Иермаметя Камелова, Жебреима Бархадарова; обозначено и происхождение этих мастеров: "из бухарцев".
*Архив СПб. ФИРИ РАН. Ф. 178 Оп. 1 Д. 2528, 2544
"Атраханский иноземец"
Самые ранние сведения о Заманове в астраханских документах относятся к октябрю 1678 года. Его называли здесь "служилый иноземец", "государев шелковый мастер", причем фамилия варьируется в русской транскрипции как Заманов, Займанов, Замонов, а имя - Маматагей, Маматей, Мамат (русификация распространенного в Персии шиитского имени Мухаммед-таги3).
Приезжий сразу явил себя человеком состоятельным и социально значимым: он просит о разрешении "держать на своем дворе 15 ведер вина в год", что было привилегией сословия гостей и торговых людей гостиной сотни ("поволно всякое питье про себя держать безпенно и безвыимочно"), а также важных служилых иноземцев.
А уже в 1680 году он оказывается владельцем нескольких торговых кораблей (документы называют бусу и "полубусье"), причем один из них, как утверждает поданная на Заманова жалоба, был построен с незаконным использованием казенных плотников4. Эти суда перевозили "за море" - в Гилян и прочие "шаховы области", "на Терек" и в другие места - как собственные товары Заманова, сопровождавшиеся его приказчиком, так и товары других купцов, о чем сообщают многочисленные "выписи" Астраханской таможни. Зарабатывал "шелковый мастер"-судовладелец и "дипломатическим" фрахтом - переправкой через Каспий различных посольств (например, в 1683 году его корабль доставил в Персию шведского посланника Людвига Фабрициуса "с животом и людьми").
Кроме того, Маматагей Заманов фигурирует в документах откупщиком астраханского "халевного промысла" (приготовления и продажи популярного восточного лакомства - "тезичьей" халвы). А в марте 1682 года он впервые назван в одном из документов переводчиком Астраханской приказной палаты.
Переводчик с "фарсовского"
Толмачи и переводчики - весьма примечательная категория служилых людей Астрахани, города, через который непрестанно курсировали большие и малые посольства, гонцы, посланники: свои - московские, персидские - "шаховы", "царей" "юргенского", бухарского, "самарханского", ханов шемахинского и дербентского, царей грузинских, кахетинских, имеретинских. Здесь устраивали соответствовавшие рангу послов встречи, снабжали "кормами" и охраной, стругами и кормщиками в дорогу, обеспечивали пребывание в городе, а порой местные воеводы были уполномочены вести переговоры сами.
Кроме того, астраханские власти должны были строить отношения со "своим", местным Востоком - юртовскими, едисанскими, ембулуцкими татарами, ногайцами, калмыками.
В 1680 году в Астраханской приказной палате числилось 10 толмачей - так назывались специалисты, обеспечивавшие устные переговоры. Кроме них, здесь служили переводчики - те, кто владел письмом.
Судя по всему, астраханские толмачи и переводчики были специалистами ценимыми и уважаемыми, способными постоять за свои корпоративные интересы. Так, в 1662 году они составили "извет" о нарушении их толмаческих прав "тезиком, жильцом Гилянского двора Абла Сейном Айдаровым", который "толмачил помимо них, толмачей, у русских и иноземных торговых людей", и добились царского указа о запрещении посторонним толмачам, помимо специалистов приказной палаты, толмачить "у всяких дел и торгов" в Астрахани (астраханский воевода велел бирючу Павлу Ракитину "кликати" этот указ "на русском, индийском, бухарском гостиных дворах и на татарском базаре"5).
Маматагей Заманов служил переводчиком с "фарсовского" (персидского) языка. Судя по всему, наш герой и в новом качестве выступал весьма успешно. Например, в сентябре 1686 года капризный, вероломный и воинственный сосед России на западном побережье Каспия шамхал Тарковский ("Будайшевкал") в "листе" астраханскому воеводе И. Ф. Волынскому требовал держать с ним переписку именно через переводчика Маматагея Заманова. О повышении его авторитета может свидетельствовать и следующий факт: в октябре 1682 года Заманов отправлял "своего человека Сехата с ястребами и балабанами" (ловчими птицами, бывшими на Руси заповедным товаром, отпускавшимся за границу только по специальному разрешению) к шемахинскому хану.
При этом "астраханский иноземец" продолжал служить "шелковым мастером": дважды в год получал "государево жалованье", смотрел за "шелковым садом на бугре по ту сторону реки Криуши", руководил рабочими, "варившими шелк" в специальных котлах, отправлял готовые партии шелка-сырца в столицу. А в феврале 1681 года грамотой из приказа Казанского дворца астраханскому воеводе А. П. Головину "со товарищи" было предписано провести "розыск" по жалобе на Маматагея Заманова - тот обвинялся в оскорблениях и побоях, а также в злоупотреблениях на шелковом заводе. Результаты розыска неизвестны, но, судя по дальнейшим событиям, это не повредило карьере нашего героя в России.
Стольники князья Замановы
В июле 1687 года по запросу приказа Казанского дворца астраханский воевода Б. В. Горчаков отправляет "переводчика приказной палаты Маматагея Заманова" с партией шелка-сырца и хлопчатой бумаги "астраханского дела" в Москву. С тех пор "шелковый мастер" Маматагей из астраханских материалов исчезает. Зато в марте 1691 года появляется документ, в котором фигурирует стольник князь Максим Андреевич Заманов. Очевидно, энергичный астраханский "шелковый мастер", сумел проявить себя и в столице.
Здесь он получил русский княжеский титул и придворный чин стольника, для чего предварительно крестился, как полагалось "на Москве" служилым иноземцам, в том числе прибывшим с Востока6. Предположительно крестным отцом Маматагея Заманова стал Андрей Андреевич Виниус, который, как известно, с 1690 года снова служил в Посольском приказе, следовательно, имел отношение к нашему герою как к переводчику, а кроме того - курировал в Москве шелкоткацкую фабрику Захария Паульсена и мог быть связан с Замановым "по шелковой части".
Стольник князь Максим Заманов отмечен в историографии раннего петровского периода как пристав персидского посольства Мохаммед Хосейн хан-бека в Москву 1690-1692 годов. Того самого, из-за которого ездили на Плещеево озеро Л. К. Нарышкин и Б. А. Голицын - уговаривать юного царя, занятого строительством кораблей, вернуться в столицу для приема посла дружественной Персии по всей форме; того, которого Петр, в нарушение этикета, заставил ждать 10 дней, а затем, вновь вопреки всем обычаям, до официального приема в Грановитой палате сам навестил на посольском дворе, желая поскорее увидеть привезенных в дар от шаха льва и львицу.
Князь Заманов был приставлен к посольству по прибытии того в Астрахань и сопровождал его до Москвы в качестве переводчика. Известный иранист П. П. Бушев в работе, посвященной миссии Мохаммед Хосейн хан-бека, так обозначил статус нашего героя: "В Астрахани посольство было встречено с традиционным почетом: для его обслуживания назначили двух приставов весьма высокого ранга: к иранскому послу был прикреплен рейтарский полковник Григорий Кохановский, к купчинам (в посольство входили торговые агенты персидского государя - "шаховы купчины". - Е. Г.) стольник князь Максим Заманов".
Больше в астраханских документах князь Максим Заманов не появляется. Лишь в расходных книгах Казенного приказа находим отголосок его участия в сопровождении посольской миссии - запись от 12 марта 1692 года: "Жалованья Великих Государей стольнику князь Максиму Заманову, присланному из Астрахани с Персицким послом Усейн-Ханбеком и с купчины для переводов фарсовского языка... сукна аглинского да тафты по 5 аршин дано".
Но вот через 6 лет, в ноябре 1698 года, появляются первые сведения еще об одном Заманове - тоже князе и стольнике - Михаиле Борисовиче7. Об этом человеке известно гораздо больше: его участие и гибель в печально известной экспедиции 1717 года Александра Бековича-Черкасского в Хиву делает Михаила Заманова заметным персонажем русской истории. Его неоднократно упоминал в своей корреспонденции Петр I, о нем писал в "Деяниях Петра Великого" И. И. Голиков, отмечали другие историки. И все же фигура эта представлялась в отечественной историографии более чем туманно (хотя трагический конец Михаила Заманова известен из показаний уцелевших очевидцев с ужасающей ясностью) - сведения о нем и об описанном выше Максиме Заманове относили до сих пор к одному человеку.
Документы Астраханской приказной палаты позволили разделить эти данные, представить каждого из князей Замановых в отдельности. История Заманова - участника Хивинского похода - тема другого рассказа. Люди эти, судя по всему, были членами одной семьи, хотя, кем приходились друг другу - отцом и сыном, братьями, дядей с племянником, - пока не ясно.
- 1. Токмаков И. Материалы для истории шелководства (по документам Московского главного архива Министерства иностранных дел). Вып. I. Староконстантинов. 1886 С. 5.
- 2. Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в. М. 1937 С. 121–122.
- 3. Разъяснение О. Ф. Акимушкина, за которое приношу ему благодарность.
- 4. Архив СПб. ФИРИ РАН. Ф. 178 Оп. 1 Д. 7874, 8886, 9080, 9285.
- 5. Там же. Д. 4319, 5362, 4683.
- 6. Обнаружены подтверждающие это предположение сведения: в переписке Посольского приказа с приказом Казанского дворца за 1689 год «стольник М. Заманов» называется «новокрещеным персиянином» (Рогожин Н. М. Посольский приказ как колыбель российской дипломатии. М. 2003 С. 240).
- 7. Архив СПб. ФИРИ РАН. Ф. 178 Оп. I. Д. 11964.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем