"Все обошлось благополучно, только Егорову пулей прострелило брюки..."

Знаменосцы Победы

Михаил Алексеевич Егоров (1923-1975) и Мелитон Варламович Кантария (1920-1993) должны были нести на главном параде Знамя Победы. 20 июня 1945 г. они прибыли в Москву вместе с другими участниками "знаменной группы" - капитаном Степаном Неустроевым, старшим лейтенантом Константином Самсоновым и старшим сержантом Ильей Сьяновым. Кантария во время беседы передал и фотографию всех пятерых, сделанную 19 мая 1945 г. у штаба 1-го Белорусского фронта.

Но в Параде Победы "знаменной группе" поучаствовать не удалось. Многократно раненный капитан Неустроев сильно хромал, и маршал Г.К. Жуков распорядился убрать прохождение знаменосцев из церемонии. За парадом они наблюдали с гостевых трибун, а 23 июня 1945 г. участники штурма рейхстага подробно рассказывали о своей жизни и подвигах.

Заметим, что к тому времени официальное признание Егорова и Кантарии первыми знаменосцами рейхстага еще не состоялось. Звание Героя Советского Союза им было присвоено только к первой годовщине Победы, 8 мая 1946 г. Именно после этого оба знаменосца стали широко известны, одобренная на самом верху версия их подвига широко тиражировалась. Оба героя успели посмотреть себя в заключительном, пятом фильме киноэпопеи Юрия Озерова "Освобождение" (1971), где Егорова сыграл артист Геннадий Крашенинников, а Кантарию - Георгий Харабадзе.

После того как десятки миллионов зрителей посмотрели впечатляющую киноверсию штурма рейхстага, их со временем было непросто убедить в альтернативных версиях водружения красного знамени. Но таковых версий со времен перестройки гуляет в избытке - от толстых книг публицистики¹ до "сенсационных" статей. К 45-летию штурма рейхстага, 30 апреля 1990 г., газета "Правда" объявила первыми знаменосцами группу капитана Владимира Макова, по этой версии, полотнище первым водрузил сержант родом из псковских краев Михаил Минин (1922-2008)². Состязания публицистов за "первенство" знамени над рейхстагом часто имеют ярко выраженный региональный аспект. Так, первым знаменосцем Победы часто называют рядового Григория Булатова (1925-1973), жившего после войны на вятской земле³.

Публицисты неплохо играют на очевидном и непреодолимом недостатке практически всех источников о водружении знамени - это субъективные сведения, часто полученные из вторых и третьих рук в условиях, когда немцы до 2 мая 1945 г. все еще находились внутри рейхстага.

В истории со знаменосцами Победы очень важно не забывать о том, что удостоенные всесоюзной славы разведчики 756-го стрелкового полка Егоров и Кантария не были самозванцами и "фальшивыми героями", они были героями настоящими. Они сполна хлебнули трудностей при штурме рейхстага, о чем честно рассказали в публикуемых ниже фрагментах стенограмм.

Мелитон Кантария: "По собственному желанию пошел во взвод полковой разведки".

С Кантарией 23 июня 1945 г. беседовал известный в будущем историк Г.Н. Анпилогов⁴. Знаменосец отражен в стенограмме как "Кантариа Маельтон Варлаамович" и аттестован так: "Младший сержант. Разведчик полковой разведки 756 стрелкового полка 150 дивизии. Первым водрузил на рейхстаге в Берлине красное знамя. 1920 г.р. Комсомолец. Грузин. Награжден орденом Красного Знамени"⁵. В словах Мелитона, особенно там, где речь идет о его ранней биографии, возможны неточности: стенографистке О.В. Крауз было непросто точно расшифровать его речь, особенно имена и географические названия. Свидетельство Кантарии получилось достаточно кратким. Вот что он рассказал:

"Родился в Грузинской ССР Саленджикском [Цаленджихском] районе в селе Джвори [Джвари] в семье колхозника. Окончил три класса школы⁶ и работал все время в колхозе "Игубей". Был стахановцем. В колхозе главным образом производился табак и чай, вообще фрукты. <...> В 1940 г. был призван в армию. Войну я начал в Литве, а служил в г. Каунасе в кадровых частях.

Во время отступления мы шли до Смоленска, где я был ранен. Находился в госпитале я месяца 3 в Краснодаре. После этого я попал в запасный полк и попал назначение на Кубань в 272 полк. С этим полком я участвовал в боях в селе Курщан, был опять тяжело ранен и пролежал пять месяцев в госпитале в Баку - до 1943 года.

После этого я попал в запасный полк, оттуда попал в училище младших командиров, где пробыл три месяца и получил звание младшего сержанта. Это было в апреле 1944 г. После окончания школы я был в запасном учебном полку, где был на должности помкомвзвода и стоял на Западной Украине в местечке Рожицы [Рожище Волынской обл.]. После этого я попал в маршевую роту под Ковель, в Первый Белорусский фронт. Там я был в 69 армии 117 дивизии. Там я пробыл месяца 3. После форсирования Вислы я был ранен в руку и опять пролежал в госпитале 3 месяца и опять попал в запасный полк в Польшу. Оттуда я попал в 756 полк 150 стрелковой дивизии. Я был в 1 батальоне командиром отделения. А потом по собственному желанию пошел в разведку во взвод полковой разведки.

<...> В самом Берлине был такой случай. Я зашел в подвал, и там сидят три немца с рацией. Двух я убил, а третьего взял в плен. Подошли мы сначала к большому красному дому. Сначала красное знамя несли комсомольцы, а потом командир полка вызвал меня и Егорова и отдал нам знамя, которое мы должны были водрузить на рейхстаг. Начали мы пробираться к рейхстагу со знаменем. Зашли мы с Егоровым вместе в рейхстаг, ворвались вслед за Сьяновым - командиром роты и парторгом. Сначала мы поставили знамя на парадном входе. Потом зашли внутрь здания рейхстага. Туда мы вошли в 14 ч. 25 мин. И поставили знамя у двери. Он остался у знамени, чтобы кто-то другой его не взял, а я стал искать лестницы, чтобы пробраться наверх. Слева я увидел деревянную лестницу. Мы поднялись по ней и пробрались уже на второй этаж. Там в пробоину от снаряда мы воткнули опять красное знамя. На правой стороне второго этажа были еще немцы. Когда мы туда ворвались, немцы спустились в подвальный этаж и там шел у нас сильный бой.

Мелитон Кантария: "Знамя было пробито в нескольких местах осколками..."

Мы решили так, что чем выше будет знамя, тем лучше его будет со всех сторон видно. Поднялись со второго этажа выше и потом уже по обычной лестнице поднялись на крышу здания. Потом стали продвигаться к куполу. Минут 20 знамя находилось то в одном месте, то в другом и наконец мы его прикрепили на куполе.

Обстрел в здании рейхстага шел главным образом ночью. И когда мы были на втором этаже, немцы не стреляли. Когда мы вышли на крышу, было уже темно, били снаряды и их, и наши, знамя было пробито в нескольких местах осколками, кажется, в четырех местах. По крыше к куполу мы пробирались минут 30, но ничего, все обошлось благополучно, только Егорову пулей прострелило брюки. Двигались мы так, что приходилось ползти на четвереньках. Один из нас влез на купол, а другой подал ему знамя. Немецкого знамени там не было. Вообще в рейхстаге у них было что-то вроде госпиталя, в подвале было человек 700 немцев.

После того, как мы пролезли по доскам, которые там были наложены, пришлось еще двигаться метров 40 по наклонной крыше, и наконец мы доползли до купола. Знамя мы там поставили часов в 11, не позже. Когда его поставили, то оно было уже видно на расстоянии километров 15.

Затем мы спускались вниз, снова в помещение рейхстага. Там все еще продолжался бой. Мы подошли к командиру батальона и доложили ему. Он говорит:

- Молодцы, товарищи!

Потом он сразу же позвонил командиру полка, что знамя на крыше рейхстага водружено. Командир полка спрашивает:

- Кто это сделал?

После этого командир дивизии объявил мне и Егорову благодарность.

<...> После того, как мы поставили свое знамя на крышу рейхстага, туда приходили ребята из других частей и дивизий и стали тоже свои знамена устанавливать. И вот на крыше понаставили знамен 20. Но потом мне командир дивизии приказал все эти знамена снять и оставить только наше. Я все снял, правда, никто не возражал. Но потом, смотрю, опять стоят знамена. Я опять собрал восемь знамен, отнес их в штаб, они так там и остались лежать"⁷.

Михаил Егоров: "Когда вошли в Берлин, мы даже не знали, что это Берлин"

Из бесед с Кантарией и Егоровым становится понятно, что вероятность того, что именно эти два разведчика полезут в последние дни войны на крышу рейхстага, была невероятно мала. Трижды серьезно раненный 24-летний грузин до Берлина дошел скорее чудом. 22-летнего смолянина Егорова, рассказ которого 23 июня 1945 г. записал научный сотрудник капитан В.В. Кузин, на фронте вообще быть не должно. Отвоевав свое в партизанах, он летом 1944-го вернулся в родные места и стал председателем сельсовета. Но быстро выяснилось, что проще пойти воевать, чем поднимать истерзанное войной село. В итоге до рейхстага дошел "Михаил Алексеевич Егоров, сержант взвода пешей разведки 756 стрелкового краснознаменного полка. Комсомолец с 1942 г., русский, 1923 г. рождения. Правительственные награды: медаль "Партизану Отечественной войны" I степени, орден Красного Знамени"⁸.

Рассказчик из Егорова получился неплохой и откровенный:

"Родился в Смоленской обл., Руднянского района, дер. Бардино⁹ в семье крестьянина-бедняка. Семья была 10 человек: отец, мать и 8 человек детей, я средний.

Учился в школе в своей же деревне, кончил 4 класса, начал учиться с 1934 г., кончил в 1938 г., учился посредственно. Когда учился, помогал своей семье по хозяйству. С 1938 г. начал работать на торфоразработках. В 1941-1942 гг. работал на себя в своем хозяйстве. В армию до прихода немцев я не был мобилизован, потому что мой год еще не проходил. Я остался в оккупации.

С 5 мая 1942 г. по 24 июля 1944 г. я был в партизанах. Я сразу попал в отряд Бати под Духовщиной. Я пробыл в партизанах до 1944 г. В 1944 г. в Вилейской обл., в Польше¹⁰ мы соединились с Красной армией. <...> Когда я был в партизанах, я был командиром отделения разведки батальона.

После соединения с Красной армией мне дали отпуск домой на 3 месяца. Месяц я пробыл дома, меня поставили председателем сельсовета. Полтора месяца я на этой работе пробыл. Лошадей не было, а из района хвост намыливают: "Почему не пашешь?" Я и приехал к председателю райсовета, говорю:

- Не буду председателем сельсовета, на фронт пойду.

Так я добровольно пошел на фронт, попал в 756 стрелковый полк краснознаменный и до сих пор нахожусь в этом полку.

В бытность свою в партизанах я участвовал в 47 боевых операциях. Мною лично уничтожено 37 немцев, спущено под откос два вражеских эшелона с живой силой и техникой.

Из кольца окружения я поехал в Бегомльский и Ушацкий районы. Из окружения выходил в составе группы из 5 чел. За время пребывания в разведке за "языком" ходил и доставил его в штаб полка.

Подорвано мною 3 грузовых машины на большаке Рудня - Демидов, сожжен мост в 25 метров, участвовал в различных диверсиях, раза 4 взрывал по 13 километров жел. дор. от Полоцка [до] Ветринского района, переходил 12 раз через линию фронта.

Когда соединились с Красной армией, начали наступать из-за Варшавы. На Варшаву не наступали, потому что я был в 3 эшелоне.

После Варшавы все время в боях до самого Берлина. <...>

Когда вошли в Берлин, мы даже не знали, что это Берлин. Когда мы уже предместье прошли и стали подходить ближе к центру, нам объявили, что это Берлин (полковник Зинченко объяснил).

- Скоро, - говорит, - дойдем до рейхстага. Видите сами, - говорит, -что у немцев сил мало, мало с артиллерии бьют. Они всю артиллерию стянули к рейхстагу. Так что, - говорит, - нужно как можно быстрее продвигаться вперед.

Но снайперы не давали продвигаться. В день по два квартала занимал полк. Снайперы сидели в домах. Дома все каменные не только в Берлине, но и в деревнях. За деревни немцы так не держались, конечно, как за Берлин.

У нас артиллерийская подготовка крепкая была. Артиллерия стояла на километр 300 пушек. Под Берлином двигались все время с боями. Затем уже к рейхстагу подвинулись. Около рейхстага мы дрались дня три. Метров 800 было до рейхстага, не пускал канал"¹¹.

Михаил Егоров: "Понесешь знамя? Понесу"

О штурме рейхстага Егоров рассказал в подробностях:

"Знамя вручил мне полковник Зинченко и начальник полковой разведки капитан Кондрашов. Сразу препоручили это знамя двоим разведчикам. Те понесли это знамя. Отошли не больше 50 метров от дома Гиммлера, как одного ранили, другого убили. Знамя это подобрали, потому что раненый, когда полз, указал, где оно лежит. Знамя принесли в чехле с древком, оно лежало возле убитого разведчика. Туда послали людей, один подполз и взял знамя.

Потом снова препоручили знамя двум бойцам и опять одного ранили, другого убили. Знамя осталось на поле. Но это были уже не разведчики, а просто люди из батальона, кажется, из 3 батальона. Те пошли вчетвером, метров 150 они отошли от дома Гиммлера и только начали в воронку залезать, двоих ранили, а двое не пришли. Они решили: раз двоих ранили, значит, и мы не вернемся живыми. Они вернулись обратно, принесли знамя.

Полковник перед разведчиками ставит вопрос:

- Разведка должна поставить знамя.

Все молчат. Капитан Кондрашов сказал:

- Раз так, буду вызывать.

Вызвал. Никто не согласился. Меня в это время не было, я ходил на КП 469 полка. КП нашли, приходим сюда. В это время разведку вызвали в подвал дома Гиммлера, построили разведчиков и выбирают - кто знамя поставит. В это время прихожу я и Кантария и командир разведки Кухтин. Начальник разведки Кондрашов, вызвал меня, сказал:

- Хочешь героем быть?

Говорю:

- Не лишнее быть героем.

- Понесешь знамя?

- Понесу.

Потом он Кантарии сказал:

- А ты понесешь знамя?

Тот сказал:

- А мне что, понесу.

Михаил Егоров: "Ваше приказание выполнено, знамя поставлено!"

<...>Мы взяли знамя и пошли. Приблизились к роте Сьянова и совместно с нею продвигались к рейхстагу. Когда вошли на лестницу рейхстага, мы развернули знамя и привязали его к колонне веревкой, которой было связано знамя. А сами пошли совместно с ротой наступать. Освободили второй этаж от немцев, конечно, не весь, а некоторую часть. В одной стороне мы находились, в другой немцы. Одну сторону освободим, водрузим знамя, потом освободим другую, переносим знамя туда. Немец бил очень крепко, спастись можно было только как-нибудь за кирпичами. Когда очистим половину этажа или какую-нибудь его часть, переносим знамя всё выше и выше. И так добрались до крыши рейхстага.

Там только хотели привязать около коня, снаряд как ухнет. Слышно, что от нас он летел, а не от немцев, разорвался от нас метрах в 10 выше меня, мне брюки рассекло. Конь бронзовый, средина пустая, а стенки бронзовые. Я смотрю на этого коня - дыра с кулак, и мы сразу в эту дырку поставили знамя, а сами слезли. Пришли ребята, говорят:

- Ваше знамя только с одной стороны видно и так показывает, будто всадник держит это знамя. Вам, - говорят, - нужно поставить знамя на самый купол, чтобы все отовсюду видели.

Мы понесли снова знамя. По самому куполу нельзя было лезть, потому что купол застеклен толстым стеклом, стекла побили, а железная рама стоит. Мы по этой раме поползли, привязали знамя и сейчас же стали спускаться. Как только показалось знамя над куполом рейхстага, немцы стали крепко бить по рейхстагу. Немец понял, что раз знамя появилось, значит, и люди есть. Он стал бить из минометов и из легких пушек.

Мы скорей вниз. С Сьяновым мы пробыли час в бою, потом пошли докладывать. Прошли небольшую площадь. Как он [немец] начал эту площадь крестить, мина за миной летит. Мы по этой площади метров 300 прошли, полтора часа пробирались, совсем снарядами засыпал.

Пришли к полковнику, сказали:

- Ваше приказание выполнено, знамя поставлено.

Он сказал:

- Спасибо, молодцы. Идите отдыхать.

Наши фамилии записал. Пошли мы отдыхать. Обратно нас вызывает, говорит:

- Вы знаете рейхстаг, гранаты вышли у людей, нужно нести.

Нас 12 человек пошло с гранатами, оттуда вернулось человек 8. Еще когда туда шли, потеряли 4 человек. Когда оттуда шли, никого не потеряли.

Вернулись из рейхстага, доложили:

- Ваше приказание выполнено.

- Молодцы. Идите отдыхать.

Только пошли, связь перебили и решили поставить рацию. Оттуда прибежал связной, говорит, что надо поставить рацию. Послали двух человек нести рацию - Кантарию и меня. Только отбежали метров 20, снайпера как начали рубить, рацию разбили и радиста убили и второго ранили. Я вернулся обратно, потому что раз рация разбита, мне незачем идти в рейхстаг. Я снял с убитого рацию, прибежал через окно. Мы все время в окно бегали. Начал осматривать эту рацию, она вся разбита. Нашли новую рацию. Опять посылают нас двоих. Мы уже с другим радистом побежали. Пробрались. Обратно возвратились в полк, доложили, что рация доставлена в полк. По рации начали уже передавать. Как раз нам сказали, что немцы бить кончили, бой крепкий кончился. Полковник сказал:

- Раз кончили бить, пойдем к ним в рейхстаг, проверим.

Пошли 10 разведчиков, полковник и капитан Кондрашов. Только пришли, полковник сказал:

- Найдите мне связь к немцам.

Там был майор Соколовский. Он сказал:

- Я пойду для переговоров, дай мне двух разведчиков.

Полковник сказал:

- Кто хочет пойти?

Пошли я и Кантария и Кухтин. Только с приступков спустились в подвал, оттуда немцы как начали бить, одного разведчика ранили. Соколовского ранили. Мы проходили минут 20. Полковник сказал:

- Хоть крепкий бой будет, все равно не сдаваться, потому что все равно нам брать его.

Сам полковник ушел обратно на старый КП и мы пошли с ним. После этого мы раз пять носили гранаты. Назавтра утром после того, как мы с полковником возвратились, Сьянов пошел к ним на переговоры. Сразу утром он не пробрался, немцы не допускали, всё били, пока не заметили белый флаг, оттуда не очень заметно было, потому что темно и свет не горел.

Перед Сьяновым была поставлена задача пробраться к немцам на переговоры.

До 2 мая немцы были в рейхстаге, а 2 мая целиком весь Берлин капитулировал. Но со стороны рейхстага [немец] и после 2 мая всё бил. Потом наших танков 20 развернулись, разбили весь дом. Подошли к этому дому. Подвал цел, а дом весь измесили, потому что снайпер не сдавался. Как идем по площади, так он начинает, щелк, щелк, одиночно. Жители выходят из подвала, все дрожат, ничего не говорят. Заходишь, спросишь, ничего не отвечает, не знаем, мол, ничего, как стрелял, кто стрелял. <...>

Немцы считали, что русские убивают всех. Потом, когда узнали, что русские не бьют, начали рассказывать нам, что им говорили, что русские идут, всех убивают за то, что наши солдаты убивали, они мстят за русский народ"¹².

P.S.

Стенограммы бесед с Егоровым и Кантарией - источник очень интересный и очень непростой. Прибывшие на Парад Победы разведчики несомненно получили от своих командиров инструкции продвигать приоритетную версию о знамени над рейхстагом. Но это живое свидетельство очевидцев, сделанное меньше чем через два месяца после штурма рейхстага. Никаких сознательных искажений действительности здесь нет, именно это очень важно.

• _{1. См. например: Киселев Г.Г. Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция. Калининград, 2017. 779 с.}
• _{2. Никифорова Ю.Н. Первый знаменосец Победы // Сияние славы святого Александра Невского: материалы XI Международных Александро-Невских чтений (Псков, 24-25 сентября 2020 г.). Псков, 2020. С. 168-171.}
• _{3. См. например: Купарев А.С., Гончаров Г.А. Знаменосцы Победы. История легенды. Киров, 2017.}
• _{4. Анпилогов Григорий Николаевич (1902-1987) - в 1942-1946 гг. старший научный сотрудник сектора истории Великой Отечественной войны Института истории АН СССР, много лет преподавал на историческом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова.}
• _{5. Научный архив (НА) ИРИ РАН. Ф. 2. Разд. 4. Оп. 1. Д. 2584. Л. 1.}
• _{6. Обычно пишут про четыре класса школы.}
• _{7. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Разд. 4. Оп. 1. Д. 2584. Л. 1-3.}
• _{8. Там же. Д. 1950. Л. 1.}
• _{9. Местом рождения Егорова обычно указывается деревня Ермошенки Руднянского района. В Бардино он жил впоследствии, в том числе после войны.}
• _{10. До сентября 1939 г. территория Вилейской обл. БССР находилась в межвоенной Польше.}
• _{11. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Разд. 4. Оп. 1. Д. 1950. Л. 1-3.}
• _{12. Там же. Л. 3-5.}