Не отдать ли Марамуреш Украине?

В числе таких споров предпринятая весной 1945-го попытка распространить власть "Народной Рады Закарпатской Украины" на румынский уезд Марамуреш с центром в приграничном городе Сигету-Мармацией (Сигет). События, связанные с этим инцидентом, нашли отражение в ряде донесений красноармейских политработников и представителей Союзной контрольной комиссии (СКК) в Румынии, адресованных в Москву.

Примерно через два месяца после формирования в Ужгороде упомянутой Рады, в начале февраля 1945 года в соседний румынский уездный центр Сигет прибыли её эмиссары для подготовки "съезда народных представителей", от которого ожидали положительного решения вопроса о присоединении уезда Марамуреш к Закарпатской Украине. Состоявшийся 4 февраля съезд специально отобранных представителей принял соответствующий манифест, что дало повод начать работу по формированию в Марамуреше новых органов власти - "народных комитетов", подчинённых ужгородской Раде. Им предстояло перенять функции управления у советской военной администрации. Поездка в Сигет уполномоченных Рады и проведение съезда были одобрены, насколько можно судить из донесений, политуправлением 4-го Украинского фронта, а также ЦК КП(б) Украины, чьи эмиссары к этому времени находились в Ужгороде.

Хотя Закарпатская Украина (в межвоенный период Подкарпатская Русь в составе Чехословакии) до 29 июня 1945 года не входила в состав СССР, вопрос о её вхождении воспринимался украинской партийной элитой как предрешённый. Более того, наряду с делегацией Рады в Сигет по указанию члена Военного Совета 4-го Украинского фронта Льва Захаровича Мехлиса прибыли офицеры из политуправления фронта. Они присутствовали на съезде и принимали участие в редактировании его резолюции. После того как съезд провозгласил присоединение уезда Марамуреш к Закарпатской Украине и начали формироваться новые органы власти, руководство уездной и городской администрацией должно было осуществляться уже из Ужгорода, местной организации компартии также предстояло формально перейти в подчинение парторганизации Закарпатья, которая к этому времени уже фактически порвала связи с КПЧ. Обо всём, что происходило в начале февраля в Сигете, Мехлис, как следует из документов, докладывал в Москву, в Главполитуправление Красной армии, а также в Киев первому секретарю ЦК КП(б)У Никите Сергеевичу Хрущёву, который всецело поддержал инициативу по присоединению уезда Марамуреш к Закарпатской Украине.

Между тем эта инициатива была более чем проблематична уже в силу этнического состава территории. Даже согласно данным, которыми располагали красноармейские политработники, среди населения как в городе, так и в уезде численно преобладали румыны. Среди горожан они составляли как минимум 55 процентов, среди жителей уезда 74 процента.

Украинцы составляли 18 процентов жителей уезда и 10 процентов жителей города. 32 процента горожан приходилось на венгров, которых в сёлах почти не было. Численность еврейского населения в Сигете (на родине лауреата Нобелевской премии мира Эли Визеля) резко снизилась вследствие Холокоста. Евреи в большинстве своём были в то время в Сигете венгероязычны.

Явно преобладавшее румынское население, недовольное отторжением уезда от Румынии, с готовностью восприняло призывы к саботажу принятых решений и даже в определённой своей части поддержало попытку вооружённого мятежа. Начало волнениям положили распространившиеся 27 февраля по городу слухи о том, что новые власти уезда (отныне округа) собираются повсеместно закрыть румынские гимназии и школы, а вместо них открыть украинские.

Для того чтобы заявить протест, в здание местной администрации явилась депутация учителей, которую, однако, заверили в отсутствии таких намерений. На противников новой власти ободряюще действовала поступавшая из Бухареста скудная и не всегда достоверная информация о резком обострении с середины февраля внутриполитической борьбы между силами, поддерживавшими премьер-министра генерала Николае Рэдеску, и коммунистами, предпринявшими массированное наступление в целях свержения неугодного им правительства. В донесении политотдела железнодорожных войск - а одна из железнодорожных бригад Красной армии как раз была дислоцирована в Сигете - были зафиксированы разговоры в городских очередях: "Рэдеску начал действовать, скоро наша очередь". В дни, когда прибывший в Бухарест замнаркома иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский шантажировал молодого короля Михая, требуя отставки действующего правительства, в Марамуреше ходили слухи о том, что начавшееся в столице "восстание" коммунистов якобы подавлено.

Армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис. Фото: из архива журнала "Родина"

Вечером 4 марта, согласно красноармейским донесениям, была предпринята попытка поднять вооружённое восстание в одном из сёл уезда в расчёте на поддержку румынских политических сил Северной Трансильвании. Советской военной комендатурой были получены сообщения о запланированном на утро следующего дня более крупномасштабном выступлении в уездном центре. Во главе движения стояли бывший префект уезда, примары румынских сёл, высокопоставленные сотрудники полиции, уволенные с осени 1944-го с приходом Красной армии. Участвовали в нём и представители румынской православной церкви.

Организаторы приурочили начало восстания к открытию традиционной местной ярмарки: утром 5 марта в Сигет из многих окрестных сёл, как украинских, так и румынских, должны были съехаться сотни конных подвод. Накануне примары румынских сёл саботировали отправку мужского населения на восстановление железных дорог; в городе и окрестностях появилось много отпускников и дезертиров румынской армии, в том числе и офицеров, не зарегистрировавшихся, как полагалось, у советского коменданта. В районе Окна-Шуготаг были задержаны диверсанты, пытавшиеся, как указывалось в донесениях, затопить водой соляные шахты, снабжавшие солью 2-й и 4-й Украинские фронты. Организаторы восстания связались с представителями Великобритании в СКК и, по некоторым данным, с миссией международного Красного Креста. 3 марта два советских офицера в ресторане в центре Сигета зафиксировали встречу бывшего префекта и двух других отставных уездных чиновников с майором британской армии, прибывшим из Бухареста.

Ожидая серьёзные волнения в уездном центре, советская военная комендатура запретила утром 5 марта въезд в город. Многочисленные подводы, шедшие к городу, останавливали патрули, было изъято большое количество оружия. По установленным в процессе последующего расследования данным, для участия в массовом выступлении из окрестных сёл должны были подойти, но главным образом подъехать на подводах до 10 тысяч человек, всего в "демонстрации протеста" предполагалось задействовать свыше 15 тысяч. План организации выступления исходил из перерастания поначалу мирной демонстрации в восстание с захватом административных зданий и последующей апелляцией к СКК в связи с посягательством одного из соседей на территориальную целостность Румынии. Арестованные 5 марта и в последующие дни организаторы восстания (более 50 человек) категорически отрицали в ходе допросов, что выступление было направлено против Красной армии, хотя и происходило в её тылу. Некоторые из них, правда, признали, что оно способно было вызвать определённые осложнения в международных отношениях.

Тем временем внутриполитический кризис в Румынии завершился 6 марта формированием нового правительства Петру Грозы, представлявшего левые силы во главе с коммунистами. И только после этого СССР дал долгожданное для румын согласие на передачу Северной Трансильвании румынской гражданской администрации. Ранее, осенью 1944 года, правительство Румынии параллельно с освобождением края от немецких и венгерских войск приступило, ссылаясь на некоторые положения соглашения о перемирии от 12 сентября, к восстановлению в Северной Трансильвании довоенных румынских административных структур, однако предпринятые им в этом направлении шаги натолкнулись на противодействие советской стороны. Ссылаясь на обострение румыно-венгерских межэтнических противоречий, нарушавших спокойствие в тылу Красной армии, командование в ноябре 1944-го издало приказ об упразднении всех уже сформированных румынских структур и однозначной передаче управления в уездах Северной Трансильвании в ведение советской военной администрации. Вопрос о Северной Трансильвании вплоть до марта 1945 года оставался эффективным инструментом внешнеполитического давления на румынское правительство и всю политическую элиту.

В конце марта 1945-го в целях установления контактов с местными политическими силами и для содействия восстановлению в уезде Марамуреш румынской администрации в Сигет прибыл из Клужа Николае Гольдбергер, уполномоченный Национально-демократического фронта (НДФ), объединявшего левые партии (он был одновременно секретарем объединённой северо-трансильванской организации румынской компартии). Гольдбергер, ссылаясь на изменение линии Москвы в отношении румынской администрации, попытался договориться с представителями органов, подконтрольных Народной Раде Закарпатской Украины, о порядке введения в уезде, как и во всей Северной Трансильвании, румынских административных структур, однако его попытки оказались тщетны - местные украинские органы (народные комитеты), как и следовало ожидать, категорически отказывались поступиться властью без указания Рады. Гольдбергер направился в Ужгород, но его миссия и там не увенчалась успехом. Глава Рады Иван Иванович Туряница отказался вести переговоры о Марамуреше, рассматривая этот уезд как часть Закарпатской Украины. О посещении Гольдбергером Ужгорода и его переговорах с Туряницей было хорошо осведомлено командование 4-го Украинского фронта (командующий генерал армии Андрей Иванович Ерёменко), знали об этом и в Киеве, в ЦК КП(б)У.

Вернувшись в Сигет, Гольдбергер, обратился к одному из лидеров компартии и члену правительства Василе Луке с просьбой прибыть в отдалённый уезд. Лука, приехав в Сигет, также предпринял от имени правительства Грозы попытку договориться с представителями Рады о плавной реорганизации формирующихся украинских органов власти в администрацию, подчинённую Бухаресту. Не дожидаясь ответа из Ужгорода, он образовал уездный совет НДФ, который составили представители разных общественно-политических организаций левого толка, в том числе украинских. 9 апреля совет официально провозгласил установление румынской администрации на основе реорганизации создававшихся органов местной исполнительной власти. Персональный состав административных органов был подобран советом при активном участии уездной организации компартии, к этому времени контролируемой Гольдбергером. Введение румынской администрации прошло без каких-либо эксцессов. Однако большая часть украинских функционеров окружного комитета закарпатской Народной Рады, несмотря на предложение Луки принять участие в работе реорганизованных органов власти, уехала в Ужгород.

Представители СКК, ознакомившись с составом образованной румынской администрации, пришли к заключению, что она создана "на здоровой демократической основе" и "в общем отвечает соответствующим требованиям". В то же время, по их мнению, в обновлённых органах власти города и уезда украинцы были представлены недостаточно. Предложение представителей СКК ввести дополнительно во властные структуры заместителя префекта уезда и заместителя примара города из числа украинцев не встретило возражений со стороны совета НДФ. Что же касается крупных сёл с чисто украинским населением - а в уезде Марамуреш таковых было 10 - то в них по-прежнему действовали народные комитеты, избранные в соответствии с директивами Народной Рады. Их состав решено было не менять. У нас отсутствуют документы, подтверждающие, что Лука действовал в соответствии с какой-либо межгосударственной договорённостью (пусть неформальной), однако решающий сигнал был дан не из Ужгорода, Киева или Бухареста, но из Москвы. Очевидно, что инициатива по присоединению к Закарпатской Украине румынского города и уезда, будучи поддержанной в Киеве украинским партийным руководством, вместе с тем не нашла понимания в Москве - в наркомате иностранных дел и, выше, в Кремле.

Иван Иванович Туряница. Фото: Государственный исторический музей

Хрущёв упомянул о марамурешском эпизоде в своих воспоминаниях. Согласно его версии, Туряница послал в близлежащий румынский уезд своих людей на собственный страх и риск. "Если в шутку, Туряница начал вести захватнические действия" против Румынии, заметил Хрущёв. При этом закарпатский лидер был движим прежде всего (как и многие другие в то время) заботой о воссоединении украинского народа в составе Советской Украины. "Вообще тогда у всех украинцев возникла сильная тяга к воссоединению", - вспоминал Хрущёв. Так, к нему в Киев приехала летом 1945 года депутация украинцев из Восточной Словакии. Они просили наряду с Закарпатской Украиной присоединить к Советской Украине отдельные районы Прешовского края. Сталин, однако, не хотел заходить так далеко, ибо это неизбежно вызвало бы конфликт с западными союзниками на Потсдамской конференции. А потому Никита Сергеевич был вынужден огорчить своих собеседников отказом, призвав их строить социализм в одном государстве с чехами и словаками.

К Турянице и к Хрущёву (во время его поездки в Закарпатье) приходили также крестьяне из сигетских украинских сёл и хлопотали о своём присоединении к Закарпатской Украине. Но ничего конкретного, продолжал мемуарист, нами не предпринималось. Из воспоминаний Хрущёва явствует, что вопрос был решён после телефонного звонка Сталина в Киев. Первому секретарю пришлось объяснять "хозяину", что Туряница не находится у него в подчинении, а всего лишь его "сосед", самостоятельно принимающий решения, хотя и прислушивающийся к мнению украинского руководства. Сталин ответил: "Говорят, вы имеете на него влияние, пусть отзовёт свои отряды с территории Румынии".

Хрущёв весной 1945-го посетил Ужгород и Мукачево для ознакомления с обстановкой в крае, который должен был в самом скором времени, после правового урегулирования вопроса с чехословацким правительством, войти в состав УССР. Возлагая в данном случае всю ответственность на Туряницу, которого, кстати, он высоко ценил как партийного работника, Хрущёв, очевидно, лукавил. Есть все основания предполагать, что руководство Советской Украины, испытывавшее огромные трудности в западных областях, отошедших в 1939-1940 годах от Польши и Румынии, было не прочь использовать новое территориальное приращение в пропагандистских целях.

Программа "собирания" украинских земель не обязательно должна была полностью реализоваться с присоединением Закарпатья. С точки зрения Киева, не был закрыт вопрос об "округлении" границы в пользу Украины на некоторых других её участках. В Кремле, в окружении Сталина, в свою очередь заботились об укреплении всей советской сферы влияния и могли ради этого пожертвовать амбициями коммунистов большой союзной республики. В Москве резонно опасались, что слабо мотивированная этническими аргументами территориальная уступка в пользу СССР, даже весьма незначительная, вызовет крайне негативный отклик в самых широких слоях румынского общества и породит серьёзные внутриполитические осложнения для правительства Грозы, пришедшего к власти с советской помощью и отвечавшего в тех условиях планам сталинского руководства.

Правда, весной 1945-го вопрос ещё не был окончательно снят с повестки дня, он всплыл через считанные недели после присоединения Закарпатской Украины к СССР 29 июня. На сентябрь 1945-го была намечена первая сессия Совета министров иностранных дел (СМИД) Великобритании, США, СССР, Франции и Китая, которому, в соответствии с решением Потсдамской конференции, было поручено заняться разработкой мирных договоров с бывшими европейскими союзниками Германии. Подготовкой советских предложений для вынесения на сессию занималась комиссия НКИД СССР по подготовке мирных договоров и послевоенного устройства во главе с Максимом Максимовичем Литвиновым, в то время замом наркома. Как известно по скрупулёзным архивным исследованиям Л. Я. Гибианского, комиссия рассматривала вопрос о целесообразности некоторой корректировке границы в районе Сигета, с обязательным выходом к железной дороге. Пересмотр мотивировался тем, что построенная ещё при Габсбургах железная дорога между маленькими закарпатскими городами Тячевым и Раховым разрывалась как раз при подъезде к Сигету границей с Румынией, что исключало возможность использования её СССР для внутренних перевозок.

До войны аналогичная проблема также стояла, ведь железная дорога разрывалась тогдашней чехословацко-румынской границей, но вопрос о перевозках был легко решён договорённостью стран-союзниц по Малой Антанте. Труднее было дело с СССР: прорыв "железного занавеса" пусть даже на участке в несколько десятков километров казался в Москве немыслимым даже такому последовательному стороннику сотрудничества с Западом, как Литвинов. Отдать кусок железной дороги соседней стране по существу означало отказаться от её эксплуатации на всём протяжении, а провести соответствующий отрезок пути чуть севернее, по другому берегу Тисы, на советской территории, было невозможно из-за высоких скалистых гор - этого не было сделано и в последующие десятилетия.

Претензии к Румынии не ограничивались участком железной дороги в Закарпатье. В комиссию поступила записка с пожеланиями Генштаба о корректировке границы в дельте Дуная. Речь шла о том, чтобы два наиболее судоходных русла Дуная, не только Килийское, но, если удастся, то и расположенное южнее Сулинское, с множеством мелких островов в дельте Дуная, а также более крупный остров Змеиный в Чёрном море около устья Дуная оказались под контролем СССР. При этом были заявлены претензии на некоторые земли, которые России никогда не принадлежали. Вопрос этот находился в поле зрения НКИД ещё летом 1940 года при возвращении Бессарабии и присоединении к СССР Северной Буковины. Тогда, однако, Москва ограничилась занятием нескольких маленьких островов в Килийском русле. Что касается румынской стороны, то она, приняв ультиматум относительно Бессарабии и Северной Буковины, не только в 1940-м, но и в сентябре 1944-го всячески уклонялась от того, чтобы в письменно-договорной форме выразить согласие с каким-либо пересмотром границ в дельте Дуная.

Ставить перед западными союзниками вопрос о пересмотре границ в дельте Дуная Сталин не считал целесообразным, предвидя жёсткий отказ. Он надеялся, что ему удастся решить этот вопрос непосредственно с Петру Грозой, приведённым к власти, как уже отмечалось, в обмен на согласие Москвы восстановить румынскую администрацию в Северной Трансильвании, находившейся под властью Венгрии с 30 августа 1940 года.

В сентябре 1945 года, в ходе обсуждений у Сталина предложений по мирному договору с Румынией взвешивалось, возможен ли торг с Бухарестом. Если допустить некоторое упрощение, вопрос ставился примерно так: можно ли отказ от претензий на участок железной дороги в районе Сигета компенсировать требованием о существенной корректировке границ в дельте Дуная. Это предложение, однако, осталось только в проектах, как и другое - внести в условия мирного договора с Румынией положение о том, что порт Констанца арендуется на 50 лет Советским Союзом у Румынии для строительства военно-морской базы - таково было другое предложение Генштаба, поступившее в комиссию Литвинова.

От аренды Констанцы отказались из опасений, что западные союзники взамен предложат включить в текст мирного договора с Италией пункт об аренде итальянских портов, что не было в интересах СССР. Что же касается вопроса о Сигете, то очевидно, что в отказе от притязаний на участок железной дороги и часть земель уезда Марамуреш сыграли решающую роль вышеназванные соображения: не создавать ненужных внутриполитических трудностей прокремлёвскому румынскому правительству. По данным Гибианского, Гроза в ходе двухчасовой беседы со Сталиным в сентябре 1945 года убедил его отказаться от этих планов. Румыния согласилась лишь передать СССР остров Змеиный, да ещё пять мелких островов в Килийском русле. Как мотивировал премьер-министр уступку Румынии, "дружба с СССР для нас важнее этих островов".

Член Военного совета Юго-Западного фронта Никита Хрущёв и начальник политотдела 18-й армии бригадный комиссар Леонид Брежнев. 1942 г. Фото: из архива журнала "Родина"

Если же вернуться к событиям весны 1945 года, то при попытке присоединения Сигета к Украине налицо было несовпадение интересов центральной (московской) и местной (украинской) партийно-советской элиты, в результате чего события в приграничном румынском уезде были по-разному расценены в Москве и Киеве. Слишком самоуверенных украинских коммунистов пришлось одёрнуть из Кремля. Эта версия всецело подтверждается одним из документов - донесением уполномоченных советской части СКК в Румынии от 16 апреля 1945 года, где речь идёт как раз об одобрении Хрущёвым инициативы по присоединению Марамуреша к Закарпатью.

Сама же инициатива действительно исходила от Туряницы.

В этой связи заслуживает внимания высказанное как-то в начале 1945 года чехословацким президентом Эдуардом Бенешем мнение о том, что украинский национализм, и в частности в Закарпатье, "отбился от рук" Москвы и иногда "перехлёстывает через край"; этой мощной волной решили, согласно Бенешу, воспользоваться и украинские коммунисты, которые, преследуя свои цели, хотят поставить и Москву, и Прагу перед свершившимся фактом скорейшего - не дожидаясь окончания войны - присоединения Закарпатья к СССР.

Слова опытнейшего политика едва ли следует воспринимать как проявление политической наивности или лукавства. Как известно из исследований последних лет, проводившиеся в Закарпатье местной коммунистической властью меры по реализации избранной Кремлём линии на присоединение этого края к Советской Украине на самом деле часто опережали темпы, продиктованные центром, и, более того, выходили за установленные Москвой рамки. События в Марамуреше в этом отношении как раз показательнее всего, хотя и не являются единственными в своём роде. Аналогичные случаи касались ряда сёл Восточной Словакии; Сталин в телефонном разговоре с Хрущёвым, о котором тот вспоминает в своих мемуарах, упомянул также о занятии закарпатскими вооружёнными отрядами районов на левобережье Тисы, которые должны были отойти к Венгрии.

У румынского коммунистического режима, прочно утвердившегося у власти к концу 1947 года, были свои виды на Марамуреш и город Сигету-Мармацией. В конце 1940-х небольшой город в живописном междугорье Карпат, в километре от нынешней румынско-украинской границы - кстати, одно из излюбленных мест творчества венгерских художников эпохи австро-венгерского дуализма - стал местом заключения наиболее опасных оппонентов компартии. Именно здесь умрёт в старой габсбургской тюрьме многолетний лидер национал-царанистов Юлиу Маниу.

Режим Георге Георгиу-Дежа, осознававший свою неукоренённость в обществе, враждебность огромных масс населения и никогда не отключавший машину превентивного террора, считал целесообразным держать этих и им подобных арестантов именно в Сигете - ведь в случае каких-либо серьёзных беспорядков в Румынии они могли быть в течение часа переправлены на советскую территорию. А в 1990-е годы Сигету-Мармацией стал местом проведения международных конференций по истории коммунистических режимов в Центральной Европе.