Последний выстрел дальневосточного Чапаева

Полгода назад, в июне 1923-го, он поставил последнюю победную точку в Гражданской, уничтожив со своим экспедиционным отрядом войско белогвардейского генерала Пепеляева на побережье Охотского моря.

Его, штурмовавшего Спасск, победно входившего с частями Красной Армии во Владивосток, лихо разбившего пепеляевцев, называли дальневосточным Чапаевым. На груди - четыре ордена Красного Знамени. На январь 1924 года таким еще мог похвалиться только Ян Фабрициус. Впереди успешная военная карьера, семейное счастье...

Но весной 1932 года 49-летний комкор Вострецов покончил с собой.

И эта тайна по сей день не раскрыта.

Штурм без выстрелов

"Мы кузнецы, и дух наш молод..." Эта песня - про него, сына уральского кузнеца. Не было на карте России фронтов, где бы ни воевал бравый Степан Вострецов. До октября 1917-го, в старой армии, "навоевал" три Георгия. Гражданская война, с каждым годом отступая из центра страны на Дальний Восток, перенесла умелого и храброго красноармейца туда, где требовалось покончить с последним врагом.

Считается, что Советская власть окончательно победила во Владивостоке 25 октября 1922 года со вступлением в город отрядов Народно-революционной армии под командованием Уборевича. На самом же деле Гражданская война еще восемь месяцев продолжалась в Якутии. Со стороны белых ее вел колчаковский генерал Анатолий Пепеляев. Уничтожить врага и его дружину командарм Уборевич поручил своему боевому товарищу Степану Вострецову.

Два старых парохода "Индигирка" и "Ставрополь" перед отправкой в рискованную экспедицию были спешно отремонтированы во Владивостоке. Их снабдили пушками и назвали... крейсерами. "Не пройдем. Сплошной лед. Надо назад", - пытались убедить Вострецова опытные капитаны. Но тот мирно пыхтел своей вечной трубкой и твердил, что должны проскочить. И "крейсера" упрямо ползли вперед.

В судовых журналах - перечисление ЧП: "Ставрополь" за месяц похода получил шесть пробоин, "Индигирка" - двенадцать. Всякий раз объявлялся аврал. "Штопали" дыры, клепали борта...

И "крейсера" вышли из льдов. Впереди, по чистой воде, открывался Охотск. Да, их совсем не ждали. "Начальник" Охотска белогвардейский генерал Ракитин был на... охоте. Увидев вышедших на него красноармейцев, в тот же миг застрелился.

Городок взяли стремительным штурмом. Над вражеским штабом взвилось красное знамя.

Следующей целью был Аян. Расстояние - сто с лишним километров по непроходимой тайге - одолели марш-броском, тихо, без стрельбы.

"На втором дню пути во время привала встретили стадо оленей, по которым командиры отдали приказ не стрелять (сохранение богатств края)", - вспоминал тот поход в своем письме охотскому краеведу Е.Ф. Морокову бывший боец отряда Лука Веслополов.

Когда один из красноармейцев вывихнул ногу, командир Вострецов посадил его на свою лошадь, а сам пошел пешком. Это запомнил другой участник броска на Аян, Иван Чупрынин. Рассказывал и о том, как "бесстрашный командир не раз смотрел смерти в глаза, но едва сдерживал слезы", когда говорил о погибших при штурме Охотска своих боевых товарищах.

Вострецов всегда побеждал. И всегда - малой кровью. Вот и в Аяне "категорически запретил открывать огонь без приказа. В ответ на более ста выстрелов красные не сделали ни одного".

Пепеляева взяли в плен, остальные сдались. Ни один из пленных не был расстрелян.

Прошение за врага

Так летом 1923 года, на излете Гражданской войны, волею Степана Вострецова красный террор на отдельно взятой дальневосточной территории был решительно отменен. Его выключили, как лампочку. "Обращаются хорошо. Оскорблений нет. Люди порядочные. Рад, что не пролилась кровь", - позже напишет в своем дневнике генерал Пепеляев.

Старая, 1923 года, фотография. Пароход "Индигирка", взяв на борт поверженную белую дружину, с победой возвращается во Владивосток. Они сидят рядом, как ни в чем не бывало, будто и не враги - красный командир и "отъявленный белобандит".

А через пять лет, в 1928-м, когда Пепеляев после суда будет сидеть в тюрьме, Вострецов (в ту пору уже комдив 27-й Краснознаменной Омской стрелковой дивизии) напишет руководству партии удивительное письмо "О рассмотрении вопроса об освобождении А.Н. Пепеляева":

"Личные качества: очень честный, бескорыстный... Имел громадный авторитет среди подчиненных. Не время ли выпустить его из заключения? ...И использовать как военспеца".

Степану Сергеевичу было, конечно, отказано. А сам он брошен на юг - командовать 51-й Краснознаменной Перекопской стрелковой дивизией. Сюда, в Одессу, в августе 1929-го прилетела совсекретная телеграмма: "Согласен ли работать со мной? Пойдешь ли на 18-й? Срочно телеграфируй. Блюхер".

"Конечно, он немедленно вылетает в Хабаровск - Читу - Даурию, - писала в своих воспоминаниях, хранящихся в Приморском краевом государственном архиве, вдова комдива Александра Кондратьевна Вострецова. - О том, что он вылетел из Москвы на Дальний Восток, я в момент его отъезда не знала, настолько эта поездка была засекреченной, неожиданной для меня. Прошел месяц. Писем от С.С. не было, и я буквально извелась от тревоги, а я была тогда еще и кормящей матерью. Лишь через месяц зашел помполит дивизии т. Грубер и тогда только сказал: "Нам поручено сообщить, чтобы ты немедленно собиралась в Москву, откуда тебя перебросят куда нужно. Вещей много не бери. Ребенка отвези к матери". Срочно отлучаю от груди свою маленькую годовалую дочурку. ...Решила, раз нужно Степану, - ехать срочно. Оставила учебу на курсах иностранных языков. Стала собираться.

...В Москве связалась по телефону с И.П. Уборевичем, выславшего за мной порученца, который отвез меня на дачу в Серебряный Бор, где жили М.Н. Тухачевский и И.П. Уборевич. От них я узнала, что Степан Сергеевич назначен командующим Забайкальской группой войск, имевшей своим костяком 18-й стрелковый корпус с приданными ему частями. ...Мне была разрешена поездка к нему, в пограничную зону, в качестве секретаря (я умела немного стенографировать, печатать на машинке, да и знания английского помогли). С.С. лично просил об этом наркома Ворошилова. Я ему была нужна как друг, помощница, кем и старалась быть всю нашу совместную жизнь.

Провожаемая добрыми напутствиями семьи И.П. Уборевича, я уехала из Москвы".

Молодая жена не знала, что едет на войну - советско-китайскую войну 1929 года, более известную как конфликт на КВЖД. Вместе с командармом Блюхером Вострецов победит и здесь.

"Тыловое" назначение

Александра Кондратьевна не пишет про боевые действия. Вспоминает все больше "мелочи". Как по просьбе мужа отдала теплые носки единственной в дивизии женщине-политработнику, ходившей со всеми в атаку в тяжелых и холодных солдатских сапогах. А морозы-то доходили до минус пятидесяти да с ветром...

Как оказывали помощь, в том числе продовольствием, населению отбитых у белокитайцев поселков и городов...

Как тяжко горевал ее непобедимый Степан по погибшим бойцам - 128 человек были похоронены в Даурии в братской могиле, и она, командирская жена, накануне шила всю ночь траурное знамя...

На войне как на войне. Тем удивительней читать боевые документы - депеши комкора Вострецова с передовой. Их содержание таково, будто он не боевой командир, а ...председатель колхоза: "30 октября 1929 г. Обстрел ст. Олочинская ружейно-пулеметным и артогнем продолжается 8 дней. Задерживается обмолот хлеба, срываются хлебозаготовки. Белобандиты и китайская военщина обстреливают население".

Он не мог, конечно, предвидеть, что через два года борьба за хлеб будет волновать его куда больше, чем боевая подготовка в 9-м стрелковом корпусе Северо-Кавказского военного округа (штаб в Новочеркасске), куда был назначен командиром и комиссаром. Думал, что послан в тыловую глушь, возмущался...

"Ушел Степан и долго не возвращался, - пишет Александра Кондратьевна. - Я с нетерпением ждала его. Пришел мрачный, злой: "Поругался с Климом" (нарком К.Е. Ворошилов. - Авт.). Пристаю к нему с вопросами, что же ему все-таки предложил Климент Ефремович? Оказывается, 9-й корпус в Новочеркасске. Степан, который всегда был на передовом крае борьбы, не хотел мириться с тем, что его направляют в тыловой корпус".

Если бы Вострецовы знали, что это был за "тыл"...

"Так как большинство населения не поймет нашей линии, то проведение операции по изъятию кулака... требует обеспечения крупной и надежной вооруженной силой", - писал в совершенно секретном обращении к наркому обороны Ворошилову тогдашний командующий войсками СКВО И.П. Белов. Он же разработал "План использования войсковых частей... на случай внутренних осложнений".

Выполнять план по проведению "линии" обязан был боевой командир Степан Вострецов.

Некролог в "Правде"

На сохранившейся фотографии той поры он - и не он. Дело даже не в странных усах и бороде. На нас растерянно смотрит старик, которому еще нет и пятидесяти. Болезнь? Последствия ранений? Переживания по поводу раскулачивания, когда веру в идеалы все сильнее заглушает внутренний раздрай?

"Весна 1932 года принесла обострение недовольства среди красноармейцев, даже начсостава", - читаем в исследовании В.В. Бешанова "Кадры решают всё". Автор приводит примеры контрреволюционных высказываний в войсках. "15 марта 1932 года в школе 10-го артиллерийского полка Северо-Кавказского военного округа (СКВО) у члена ВКП(б) курсанта Ясько была обнаружена записка: "Братья, пахнет порохом. Бей коммунистов!" 23 апреля 1932 года при входе в комнату партячейки отдельной химической роты СКВО обнаружена анонимная листовка: "Товарищ комиссар ...придет пора, когда мы коммунистов и такую сволочь, как вы, защищать не будем..."

Командир корпуса застрелился 3 мая 1932 года. Некролог, опубликованный в "Правде", подписали нарком Ворошилов и боевые товарищи - Тухачевский, Уборевич, Якир, Блюхер.

По официальной версии, Вострецов ушел из жизни в связи с болезнью и тяжелыми боевыми ранениями. Впрочем, даже об этом старались не говорить. Но память о герое хранили. Его именем называли деревни и села, улицы, пароходы. Ему ставили памятники...

Впервые о самоубийстве обмолвились в перестройку. Потом этот факт упомянет в своей книге "Зимняя дорога" писатель Леонид Юзефович: "...Вострецов... был назначен командиром корпуса. Ему прочили блестящую карьеру, но в 1932 году, в Новочеркасске, он ночью один ушел на кладбище... [...]. Причиной самоубийства будто бы стал рецидив старой душевной болезни, но эти слухи могли инспирироваться сознательно и скрывать за собой все что угодно. Предсмертной записки Вострецов не оставил".

Его вдова в дневнике, написанном в 1983 году, раскроет немногое: "Не могу написать всю правду..." Внук из Ванкувера на мой вопрос тоже ответил неопределенно: "Все события последнего года деда очень личного характера..."

По сей день бесспорно единственное: после выстрела на Новочеркасском кладбище ни сломать, ни победить дальневосточного Чапаева было уже невозможно.

Автор благодарит за помощь в подготовке публикации внука С.С. Вострецова - Степана Владимировича Вострецова-Печенежского (Ванкувер, Канада).