Утром 2 апреля выпуски новостей на федеральных телеканалах начинались с прямых включений из Благовещенска, где спасатели боролись с крупным пожаром в клинике кардиохирургии Амурской государственной медицинской академии. В это же время на первом этаже здания продолжалась операция на открытом сердце. Прерваться хирурги не могли, это автоматически привело бы к гибели 61-летнего пациента.
Все закончилось благополучно - огонь потушили, аортокоронарное шунтирование завершили, больных и медперсонал эвакуировали. Никто не пострадал, даже дорогостоящее оборудование удалось спасти.
Мои коллеги в репортажах по горячим следам дружно повторяли: случилось чудо.
Я прилетел в Благовещенск через полтора месяца после ЧП, чтобы вместе с участниками событий попробовать в спокойной обстановке найти ответ на вопрос, только ли везение стало причиной счастливого исхода.
Главврач клиники Александр Коротких, проводивший операцию кардиохирург Валентин Филатов и руководивший тушением пожара замначальника ГУ МЧС по Амурской области подполковник Константин Рыбалко, не сговариваясь, пришли к одному выводу...
ГЛАВВРАЧ АЛЕКСАНДР КОРОТКИХ: была легкая растерянность, секунд на тридцать
- Предчувствия были, Александр Владимирович?
- Никакого чувства тревоги или чего-то похожего. Скорее наоборот. Главврачом клиники кардиохирургии я стал 4 февраля этого года, за два месяца до ЧП, и, конечно, нацеливался только на позитив. Вошел в курс дел, наметил, с чего нужно начинать, выстроил стратегию, хотел провести лицензирование по определенным отраслям - эндокринология, гинекология, урология, собирался развивать новые технологии, которые у нас слабо представлены...
А 2 апреля все планы рухнули.
Я уроженец Благовещенска, вырос здесь, окончил школу, медицинскую академию, но десять лет назад уехал. Сначала в ординатуру в Хабаровск. Отучился там, отработал три года. Стали предлагать работу. Во Владивостоке, Петербурге и Тюмени. Я выбрал последний вариант.
- Почему?
- Сперва собирался во Владик, потом думал про Питер. Это, безусловно, красивый город, но дорогой для молодого специалиста. Ведь надо было квартиру снимать, жить на что-то.
А Тюмень оказалась в 2016 году в самый раз. Приехал, посмотрел, и все понравилось. Новое отделение, хорошее оборудование... За несколько лет заработал неплохую репутацию как сердечно-сосудистый, эндоваскулярный хирург. Все шло к тому, что стану завотделением областной клинической больницы N 2, но пригласили главврачом в Благовещенск, и я решил вернуться. Как говорится, где родился, там и пригодился.
Клиника у нас, повторю, университетская. Ректору Татьяне Заболотских рассказали обо мне, мол, парень из местных. Я прилетел сюда в декабре 2020-го, обговорил все моменты. Ну, думаю, надо соглашаться. Взял жену Дашу, сына Мишу, шпица Пончика, собрал семь кубов вещей, поставил машину на автовоз и - вперед. В смысле - назад, на малую родину.
25 января 2021-го был здесь. За неделю принял дела и начал работать.
- В 34 года не рановато становиться главврачом?
- До меня клиникой руководил Евгений Сергеевич Тарасюк. Сейчас он возглавил областную больницу. А на клинику его назначили в 29 лет. Очень талантливый!
- Сколько народу у вас в подчинении?
- Относительно немного - 120 человек. Около сорока из них - врачи. Мы оказываем плановую высокотехнологичную медицинскую помощь, делаем сложные операции, которые недоступны районным или городским больницам.
- А домик у вас старый.
- Да, основной корпус 1906 года постройки. Бывший молитвенный дом молокан. Знаете, кто это? Последователи духовного христианства. В России их долго преследовали, вот они и бежали на окраину империи. Молокане были очень богатыми, делали все на совесть и дом такой шикарный выстроили.
А клинику кардиохирургии создавал наш выдающийся земляк Ярослав Кулик. Активно внедрял инновационные по тем временам начинания. На уровне Советского Союза. Потом тут работали ученики Ярослава Петровича.
- Но на всю страну вы прогремели благодаря пожару.
- Да, говорят, дескать, звездный час пришел... Даже не знаю, как реагировать. Мы делали все, чтобы эвакуировать пациентов и максимально помочь операционной бригаде. Я находился в своем кабинете, когда позвонил врач Алексей Анатольевич Томкин: "У нас дым".
Выбежал во двор, там уже стояли работники хозяйственной службы, вахтерша вызвала пожарных по номеру 112. Я зашел к врачам в ординаторскую, говорю, такая ситуация, не кипишуем, спокойно выводим пациентов, начинаем эвакуацию.
Маломобильных выносили, на выходе всех пересчитывали. В тот день на улице было прохладно, и часть людей отправляли в лечебный корпус, где тепло. Я поручил начмеду связываться с областной больницей, чтобы готовили места для тяжелых. Один человек находился у нас в реанимации, его сразу перевезли. Потом - еще пятнадцать пациентов, требовавших наблюдения. А параллельно следили за операционной, где продолжали работать хирурги...
Здание мы обесточили в первые же минуты, подключили резервный генератор. Пожарные развернули свои мощности, хотя могли запитаться и от машин скорой помощи.
- Паника была?
- Легкая растерянность. Секунд на тридцать, потом все мобилизовались, действовали слаженно.
У меня есть небольшой опыт тушения бытовых пожаров. Родители живут в восьмидесяти километрах от Благовещенска, у них дом. Как-то мы с отцом поехали за дровами, и загорелся кузов грузовика. Краска быстро вспыхнула, мы не сразу заметили, едем, а встречные машины нам сигналят. Оглянулись: батюшки, борт горит!
Остановились, выбежали из кабины, давай тушить. Огнетушителя не хватило, мужики из тормознувшей легковушки отдали свой плюс снегом стали закидывать. Благо была зима...
Однажды на даче отдыхали. Я уже в Благовещенске жил. Соседка участок чистила, и у нее трава вспыхнула. Огонь по земле буквально стелился! Мы вместе навалились и быстро справились.
Словом, и 2 апреля мелькнула надежда, что очаг маленький, дым-то поначалу шел не слишком сильно. Поднялись на чердак, увидели открытое пламя, и вот тогда, может, возник короткий ступор из серии "Да, блин, дело плохо".
Стали ждать профессионалов. Вернее, не ждать, а делать, что положено. Эвакуация ходячих больных заняла шесть минут, еще столько же - всех остальных.
Когда первый этап закончился, я отправился в операционные. В горевшем корпусе у нас находились две - малая и так называемая открытая, где проводилось аортокоронарное шунтирование. Сначала зашел в рентгеноперационную: там стоял ангиограф, с которым при выключенном электричестве ничего не сделаешь. Объяснил ситуацию хирургу Шепелеву, спросил: можете закончить операцию? Александр Андреевич ответил: "Да, мы только начали, поставили катетер, провели ангиографию. Сейчас все уберем". Безболезненно прекратили.
В открытую операционную я не заходил, чтобы не нарушать стерильность. У заведующего реанимацией Виктора Никитина был телефон, связались с ним, предупредили, что вырубаем электричество. Новое оборудование может автономно до получаса работать от батареи.
Следующий вопрос - станция по снабжению кислородом. Чтобы ликвидировать угрозу взрыва, надо было ее отключить. В операционной на всякий случай стоял кислородный баллон. Виктор Николаевич говорит: "Перехожу на него". Я убедился, что все получилось, и станцию отрубил.
Операцию выполняли оба наших кардиохирурга. Александр Сергеевич Филиппов, мой одногруппник по институту, в тот день ассистировал, а вел Валентин Викторович Филатов. Он помоложе, ему 29 лет, исполняющий обязанности заведующего отделением.
Филиппов и Филатов всегда работают вместе.
- Теперь надо говорить в прошедшем времени.
- Почему? Мы уже 7 апреля возобновили операции во втором корпусе, где есть малая операционная и стоят двадцать коек. Развернули там мини-реанимацию. Да, это аварийный вариант, но ритмологические, небольшие сосудистые операции идут.
Хочу отметить коллектив, люди в чрезвычайных условиях отработали великолепно. Не только медики, но и сотрудники вспомогательных служб. Экономисты и бухгалтеры вместе с пожарными выносили из горящего здания дорогостоящее оборудование. Мы все спасли! Аппараты ИВЛ, функциональной диагностики, наркозно-дыхательные, прикроватные мониторы, компьютеры... Это больших денег стоит.
В тот день еще и дождь пошел. Словно природа плакала по случившемуся.
- Выпили вечером трудного дня?
- Не хотелось. Домой пришел, жена налила за ужином буквально двадцать капель коньяка, говорю: "Не, не буду, пойду спать". Вымотался страшно, упал на диван и отключился.
- Что ждет здание?
- Пока законсервируют, потом реконструируют. Думаю, года полтора уйдет. Тут останутся кафедры академии - эндососудистой хирургии, рентгенохирургии, кардиологии, а нам построят новое здание. Решение уже принято. Три операционные, семьдесят коек. Как и было. Этого вполне достаточно для оказания квалифицированной помощи. Под площадь, которую выделили, пробуем сделать что-то функциональное и красивое...
- Получается, нет худа без добра?
- Как сказать. Можно было построить и без пожара. Мы спокойно работали бы здесь, а потом переехали на новое место.
Конечно, ЧП привлекло внимание к клинике. Мне в тот же день позвонил знакомый, говорит: "Если все выживут, это один путь. А умрет кто-то, ну, тогда... как пойдет". У нас все выжили.
- Награды нашли героев?
- Губернатор Амурской области Василий Александрович Орлов вручил грамоты.
Еще мы ездили в Москву на запись телепередачи на Первом канале. Так сказать, минута славы. Елена Васильевна Малышева позвонила мне в день пожара, высказала слова поддержки и пригласила к себе в программу. Летали вчетвером - хирурги Александр Сергеевич Филиппов, Валентин Викторович Филатов, анестезиолог Станислав Владимирович Фукс и я.
Вроде бы и государственные награды должны быть. Не знаю, какие, но документы подали. Ректор писала представление на десять человек - операционную бригаду и меня. Согласование делается долго, наверное, год или больше. Хотя, может, в нашем случае оформят быстрее.
- А у вас в семье есть орденоносцы?
- Муж сестры - военный, его награждали. Отец - кавалер ордена "Шахтерская слава" III степени. Он работает экскаваторщиком на Ерковецком угольном разрезе. С 1985 года трудится. Правда, называет себя не шахтером, а горняком, поскольку добыча ведется открытым способом, в карьере.
Если глубже копнуть, надо назвать деда по маминой линии Анатолия Пантелеевича Кобцева. Он 1934 года рождения, в войну, мальчишкой, был ранен в живот, потом поднимал целину в Казахстане, окончил высшую партшколу в Хабаровске, работал секретарем райкома КПСС в Константиновском районе Амурской области. Вот у него много орденов и медалей.
...Знаете, так вам скажу: награды очень важны, но главное, что у пациента из Февральска, которого оперировали во время пожара, все в порядке. Ради этого мы и работаем, как бы пафосно ни звучало.
- В вашей практике летальные случаи бывали, Александр Владимирович?
- У каждого врача есть свое кладбище. Увы, этого не избежать. На втором году ординатуры я устроился в отделение сосудистой хирургии Хабаровска. Было по десять дежурств в месяц. Нам привозили людей с ножевыми ранениями, огнестрелами. Потом работал рентгенхирургом, принимал пациентов с инфарктами, инсультами, субарахноидальными кровоизлияниями... В девяноста процентах случаев это были экстренные больные, тяжелые...
- К смерти можно привыкнуть?
- Сложный вопрос. Свой первый летальный исход хорошо помню. Мне было 27 лет, и пациенту столько же. Он получил ножевое ранение с повреждением большого количества сосудов, а доставили его поздно. Мы провели экстренную операцию, все, что могли, сделали, но не спасли. И это было очень тяжко.
В такой ситуации важна помощь старшего, более опытного коллеги. Заведующий отделением поддержал меня, сказал: "Александр Владимирович, не переживай. Так у всех бывает..."
Уход, допустим, 80-летнего пациента с инфарктом или инсультом переносится гораздо легче, честно вам говорю. Во-первых, человек уже пожил, во-вторых, это реально тяжелые патологии. А когда умирает ровесник, и ты понимаешь, что какие-то все же шансы были...
Поговорите с врачами-гематологами из детских отделений. Вот где реальный ад! Они лечат маленьких пациентов, многие из которых обречены умереть. И те умирают чуть ли не каждый день... Я не смог бы там работать.
Знаете, когда случилась трагедия в казанской школе, сутки не находил себе места. Пришел в кабинет и начал переставлять мебель, разбирал какие-то бумаги в столе. Так было и в 2004-м после Беслана. Я тогда еще стихи сочинял, написал что-то вроде реквиема, выплеснул эмоции на бумагу.
Привыкнуть к смерти сложно. У меня жена реаниматолог-анестезиолог, вижу, как каждый раз переживает... Но мы сами выбрали такую работу. И я не хочу другую. Каждое утро в восемь часов я уже на службе. И ухожу почти всегда последним.
Наукой обязательно продолжу заниматься, увлекся ею в студенчестве. Кандидатскую диссертацию надеюсь защитить в этом году. Работа уже давно написана. Каждый год публикуюсь в научных журналах. Многие на пандемию жалуются, а я очень доволен 2020-м. Во-первых, у нас с Дашей родился сын. Во-вторых, купили квартиру в строящемся доме.
В-третьих, несмотря на COVID-19, я очень много оперировал. Реально много! И, в-четвертых, за время самоизоляции успел написать десять статей в зарубежные журналы. Сидел дома и работал, работал...
Школу я окончил в селе Варваровка, там никто не думал, что я стану врачом. У меня от природы физико-математический склад ума, вот все и полагали, что пойду на физмат или на юриста.
- Хорошо учились?
- Золотая медаль. Вторая в истории школы. Сестра через год стала серебряной медалисткой. Вот она и выучилась на юриста. Мы очень старались порадовать родителей. Семья у нас простая: мама - учитель труда, папа - экскаваторщик...
- Думаю, последняя история добавила родным поводов гордиться вами.
- Не моя личная заслуга, что никто не погиб и не пострадал. Говорят, мол, нам помогло чудо. А я так не считаю. Если бы вспыхнул пожар, и начался сильный ливень или повалил густой снег, которые потушили бы огонь, можно было бы сказать, что мы везунчики. Но этого ведь не случилось. Все сделали люди - медики и пожарные. Если и чудо, то сотворенное нашими руками.
Вот такое мое мнение.
КАРДИОХИРУРГ ВАЛЕНТИН ФИЛАТОВ: Спасая пациента, мы спасали и себя
- Бывали у вас операции труднее, чем 2 апреля, Валентин Викторович?
- С точки зрения кардиохирургии - да. Аортокоронарное шунтирование - не самая сложная манипуляция на открытом сердце. Но в таких экстремальных условиях раньше не работал. И, надеюсь, больше никогда не буду.
- Правильно понимаю, что вы самый молодой в той операционной бригаде?
- Сейчас попробую сообразить... Да, все, включая средний и младший медперсонал, постарше меня. Но мы руководствуемся не возрастом, а более важными критериями - компетентностью, знаниями, умениями.
Я был оперирующим хирургом, Александр Сергеевич Филиппов ассистировал. Работали все вместе - анестезиологическая группа, перфузиологи, сестры, санитары... Операции на сердце не делаются в одиночку.
- Когда к вам стали обращаться по имени и отчеству?
- Лишь некультурные люди могут окликнуть доктора: "Эй, ты! Как тебя зовут?" Обычно говорят уважительно. Все-таки я с 2018 года исполняю обязанности заведующего кардиохирургическим отделением.
- С двадцати шести лет?
- Ну да, рано назначили. Наверное, заслужил своим трудом...
Многие великие люди главные открытия в жизни совершали в молодости, а потом уже становились академиками и нобелевскими лауреатами. Считаю, самое плодотворное время - лет до тридцати, может, до тридцати пяти. Затем уже опыт накладывает отпечаток, и амбициозные планы человека, его поиски постепенно угасают.
- У вас в семье есть врачи?
- Двоюродный дядя судмедэксперт. Мама всю жизнь проработала медсестрой в поликлинике. Я родом из Алданского района Якутии. В 2009 году окончил школу в городе Томмот и решил идти в медицинский институт. Выбирал, куда ехать - в Новосибирск, Питер или Москву. Тогда еще была иллюзия, что в столицах учат лучше. Хорошо, вовремя понял: стандарты и программы везде одинаковы. Остановился на Благовещенске. Все же поближе к дому - полторы тысячи километров, по дальневосточным меркам не так и много. В Амурской области много выходцев из Южной Якутии. Без всякого напряга поступил на лечебное дело, в 2015 году с отличием окончил факультет. Потом была клиническая ординатура на базе федерального центра сердечно-сосудистой хирургии в Хабаровске. После нее вернулся сюда работать.
- Давайте вспомним 2 апреля.
- Обычный рабочий день. Начали с врачебных пятиминуток, потом разошлись по операционным. Было запланировано четырнадцать операций, большинство, естественно, пришлось отменить. Когда загорелась крыша, мы прерваться не могли - шел основной этап шунтирования. Не тот случай, чтобы сказать: "Откладываем и переносим на завтра". Никаких вариантов не оставалось.
Конечно, мы живые люди, и после новости о пожаре всякие мысли в голову лезли. Спасатели сразу объявили, что всем нужно срочно эвакуироваться. Нам требовался минимум час для завершения начатого. Попросили пожарных помочь. И те дали шанс. По большому счету, успешность этой операции - их заслуга.
В итоге мы получили дополнительно еще минут двадцать и закончили все согласно любым стандартам. Работали максимально быстро, но не в ущерб качеству. Это не нога и не рука, операция на открытом сердце ошибок не терпит.
- Наверное, пациента на всю жизнь запомните?
- Имя точно не забуду: Андрей Анатольевич Ключкин, ныне - пенсионер, в прошлом - сотрудник МВД, служил сначала в милиции, потом в полиции. Он сильно удивился, когда после операции очнулся в другой больнице. Его же под наркозом перевезли в областной стационар и только через несколько дней сказали, что произошло. Ключкин сначала не мог поверить в случившееся, а потом благодарил всю бригаду. Мы вели Андрея Анатольевича вплоть до выписки. Он давно дома, периодически звонит, сообщает о самочувствии. Все с ним хорошо.
Хотя, ясное дело, история могла закончиться и по-другому, не столь радужно. В операционной мы не до конца понимали масштаб бедствия. Огня же не видели, лишь чувствовали запах дыма. А потом вышли на улицу, и, как говорится, холодок по спине пробежал. Большое чудо, что обошлось, не было пострадавших и погибших.
- Значит, все-таки чудо?
- Конечно, каждый на своем месте сработал на совесть - и пожарные, и персонал клиники, но, думаю, в мирное время такого не должно быть. Пусть следствие разбирается, как это стало возможным. Сейчас не война, нельзя на ровном месте рисковать жизнями людей. А если бы какая-нибудь ошибка спасателей или неудачное стечение обстоятельств? Вряд ли мы сидели бы сейчас здесь с вами и разговаривали...
Повторю: грамотно повели себя все, кто был задействован в эвакуации и спасении. Но нас не обучают, как поступать в таких случаях. Конечно, готовят к разным чрезвычайным ситуациям, однако не к операции на открытом сердце в условиях реального пожара. Коллеги действовали слаженно, никто не паниковал. Переживания, понятно, были, но работали четко.
- Родные ваши как узнали?
- Едва появилась возможность, позвонил, успокоил. Список пропущенных звонков и непрочитанных сообщений набрался длинный. До глубокой ночи отвечал. И так продолжалось не один день. Откровенно говоря, устал от внимания. Мне же работать надо, операции никто не отменял. Не ощущал себя героем или звездой. Как был врачом, так и остался. Получил пятнадцать минут славы и - достаточно.
Морально это тяжелая ноша. С непривычки оказалось трудно сдерживать натиск СМИ. Все хотели подробностей, эксклюзива. "Расскажите о ваших чувствах поконкретнее". Да какие чувства? Я оперировал человека и думал: поскорее бы закончить, пока потолок не рухнул на голову или мы не попадали от угарного газа. Каждый день прокручивать ту ситуацию - что в этом хорошего?
- Сколько на вашем счету операций?
- Не веду такую арифметику. Наверняка более трехсот. Опять же дело не в количестве, а в качестве. Хочется делать сложные операции, оказывать высокотехнологичную помощь, а для этого нужны ресурсы. Все упирается в федеральное финансирование. Сам человек оплатить операцию не сможет, это очень большие деньги. Поэтому государство ввело квоты. Для сравнения: в федеральном центре сердечно-сосудистой хирургии в Хабаровске делают пять тысяч высокотехнологичных операций в год, а у нас - триста. Хотя могли бы больше. Возможности, желание, умение есть...
И пациентов много. Приходится направлять их в другие регионы.
- А почему вы до сих пор исполняющий обязанности, Валентин Викторович?
- Вы же сами спрашивали про возраст. Наверное, и другим кажется, что я еще молод для руководства отделением, надо походить и.о. Наверное, есть какие-то формальные критерии для утверждения в должности, но меня это не слишком беспокоит, приставка не мешает работать. С 2018 года числюсь исполняющим обязанности и еще побуду, раз так решили. Хотя, по идее, в этом году уже должны утвердить.
- Успешная операция во время пожара вам только на руку. Победителей не судят.
- В России часто нужен триггер, толчок, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Шевелиться начинают после трагического эпизода. Не знаю, почему так. Может, менталитет виноват. Прискорбно, на самом деле.
Ведь 2 апреля, спасая пациента, мы спасали и себя. А могли бы и погибнуть. Тот же угарный газ не почувствуешь...
- Вам предлагали противогазы?
- Уже говорил: первым делом спасатели предложили нам покинуть помещение. Потом объяснили, что постараются минимизировать риски. Когда запах гари усилился, принесли лицевые маски с кислородными мини-баллонами. К счастью, те не понадобились. Нас обеспечили всем необходимым. Чтобы не проникал дым, пожарные развернули специальные средства, но в итоге от моей одежды еще недели три разило гарью, хотя я неоднократно ее стирал. Очень стойкий запашок.
Конечно, это стресс. Словно побывал внутри голливудского боевика. На экран смотришь - и то страшно, а тут сам попал в гущу событий... Я себя к таким испытаниям не готовил. Однозначно! Даже, как говорится, в кошмарных снах не видел. Да, знал, что здание старое, нас всегда обучали, предупреждали на инструктаже, рассказывали о возгораниях в больницах, всякие проверки приходили, но не думал, что такое может произойти именно с нами!
- Открыли в себе новые качества?
- Не предполагал, что окажусь настолько выдержанным. Меня спасатели поразили: как они кидаются в пламя, насколько их обучают жертвенности. Это очень страшно.
- Врачом быть легче?
- Наверное, да. Мы тоже постоянно в напряжении, под давлением, но это другое. Доктора переживают за жизнь пациента, а спасатели и свою подвергают опасности. Совершенно иной уровень ответственности.
Я бы так не смог...
ЗАМНАЧАЛЬНИКА ОБЛАСТНОГО МЧС КОНСТАНТИН РЫБАЛКО: Не дали пламени просочиться вниз
- В жизни всегда есть место подвигу, Константин Викторович?
- В случае с профессиональными спасателями - каждый день. Это наша работа, ее неотъемлемая часть.
- Но знаете, как говорят: часто подвиг одних - разгильдяйство других.
- Соглашусь, и такое бывает. Кто-то недоглядел, а нам исправлять... В основном я имею дело с пожарами, и одна из основных их причин - личная безалаберность, неосторожное обращение с огнем, отсутствие элементарных навыков и знаний у людей.
- А в клинике кардиохирургии что случилось?
- До сих пор проводятся следственные действия, причина возгорания не установлена. Несколько версий рассматривается. Пожар произошел в чердачном помещении, куда доступ посторонних лиц был невозможен. Стационарных лестниц снаружи здания нет, единственный вход изнутри закрывался на ключ... Скорее всего, замыкание электропроводки, человеческий фактор исключен. Здание хоть и старое, сто лет ему, но напичкано современной медицинской аппаратурой, а значит, много дополнительной проводки, электрических кабелей...
- А почему вы лично поехали на вызов?
- В соответствии с должностной инструкцией. Я должен принимать активное участие в тушении пожаров. Стараюсь всегда выезжать, чтобы оценивать действия подчиненных, указывать на недостатки, видеть работу изнутри и снаружи, со всех сторон.
- Руководство тушением вы приняли на себя?
- Да. Потом приехал первый замначальника главного управления МЧС по Амурской области, и мы совместными усилиями управляли процессом...
- Сколько от вас по прямой до места ЧП?
- Километр. Мы выехали сразу после получения звонка, минут через пять были на месте. Открытым пламенем горела кровля, в этом не было ничего необычного, я удивился, узнав, что на операционном столе лежит человек.
- Такое у вас случалось?
- Ни разу. Но похожие действия отрабатывались. За неделю до пожара в кардиоклинике мы проводили плановую тренировку в детской областной клинической больнице и обсуждали с главврачом, что делать, если вдруг в момент пожара проводится операция. Мы постоянно эти вопросы ставим.
В чрезвычайных ситуациях всегда вызываются специалисты медицины катастроф. Вот и в горящую клинику прибыли четыре машины для эвакуации тяжелых пациентов. Один оставался в операционной, поэтому было решено организовывать дальнейшее тушение пожара так, чтобы спасти и пациента, и здание. Ограничили излишний пролив воды, тушили с помощью пены - компрессионной, воздушно-механической. Чтобы избежать сильного задымления, развернули пожарные дымососы. Внутри выставили связного, который вел диалог с врачами у операционного стола. Приготовили аппараты на сжатом воздухе и самоспасатели, они в течение получаса обеспечивают дыхание человека даже в задымленной среде. Специально их привезли.
Пожар тушили шесть машин, площадь-то горения была приличная - 1600 квадратов. В какой-то момент у нас упало давление в системе наружного противопожарного водоснабжения. Улицу Горького, на которой находится клиника, буквально накануне закрыли на капитальный ремонт. Мы только подключились к гидранту, начались перебои с водой. Пришлось брать ее на значительном удалении от места пожара, тянуть рукава, машины ставить в перекачку друг к другу...
Но так часто случается, редко обходится без накладок.
- Повезло?
- Нет, все сработали профессионально, слаженно. И пожарные, и медики.
Посудите, ну какое везение на пожаре? Огонь распространяется моментально. Ушел по перегородке в одном месте и выскочил в другом. Это нужно вовремя увидеть...
Опыт, конечно, и мастерство. Пламени не дали просочиться вниз, не допустили протекания воды в операционную, избежали жертв. Значит, результат есть.
- Вы, Константин Викторович, более половины жизни на пожарной службе...
- Да, двадцать пять лет. Так получилось. Пришел случайно, остался навсегда. Затянуло.
Изначально я оканчивал сельхозтехникум и всегда тянулся к технике. В четырнадцать лет отец подарил мне мопед, в шестнадцать передал свой мотоцикл. Потом у нас появились тяжелый "Днепр" с коляской, машина "Москвич", 21-я "Волга"... И в армии я служил водителем.
Вернулся, и мне посоветовали обратиться в пожарную охрану. Я жил возле 1-й части Благовещенска, буквально в пятистах метрах. Пришел по-соседски и вот до сих пор здесь. Начинал рядовым пожарным, был командиром отделения, помощником, начальником караула, возглавлял часть, заочно окончил две академии, различные курсы повышения квалификации...
- Самый сложный ваш пожар?
- Много было разных... Два года назад горел "Меркурий" - небольшой магазин, тоже объект культурного наследия. Огонь с кровли перешел на второй этаж, была угроза распространения на соседние здания. Кровля рухнула, упала в метре от меня, я чуть не пострадал. Было неприятно.
- Мягко сказано.
- В горячке такое не замечаешь. Ну, упала и упала. Потом, когда уже немножко остынешь, все сознаешь, начинает подбрасывать от нервной дрожи...
Поэтому 17 февраля 2019-го отмечаю как второй день рождения.
- Медиков представили к государственным наградам. Для них они станут первыми, а у вас, смотрю, вся грудь в орденах.
- Есть немного.
- За что давали?
- Медаль "За спасение погибавших" вручили в 2000 году за дом престарелых и инвалидов. Я был еще командиром отделения.
Выехали на место, а там сильное задымление второго этажа. Мне поставили задачу подняться и организовать эвакуацию людей. Пошли мы вдвоем, в нарушение инструкций. Полагалось идти втроем, но с нами поехал стажер без права допуска. Ждать подкрепления было некогда - объявили повышенный ранг пожара. Мы прибыли первыми, ну, вдвоем и поднялись на второй этаж...
До сих пор вижу картину: старик-ветеран ползет на четвереньках, ищет выход, в дыму теряет ориентацию и движется в тупиковую часть здания. Подхватили мы его, вынесли... В тот вечер вдвоем мы вытащили на улицу семнадцать человек. Передавали с рук на руки и обратно бежали.
- Кто был вашим напарником?
- Александр Романовский. Он и сейчас трудится водителем специализированной пожарно-спасательной части.
Тот пожар был одним из самых сложных - и психологически, и физически. Людей выносить на себе трудно. Брали на руки и бежали на улицу. Опять же - в нарушение инструкций. Работать полагалось в паре - вместе заходить и выходить, страховать друг друга. Но если бы все делали вдвоем, чем бы это закончилось? Кто-то мог пострадать или даже погибнуть. Поэтому и носили по одному. Благо старики оказались худощавые, а мы были помоложе, покрепче.
- За что дали медаль "За отвагу на пожаре"?
- Станция Малиновка в районе Новобурейска, 2010 год. Сход груженного нефтью состава с последующим возгоранием цистерн. Я возглавлял специализированную пожарно-спасательную часть, меня отправили на место ЧП. Из-за угрозы взрыва надо было постоянно охлаждать цистерны... Деревня стояла прямо у железнодорожного полотна. Если бы рвануло, могла быть беда. Все обошлось.
- А травмы у вас случались?
- Ожоги были, самый сильный - поражение 25 процентов. Лицо под маской, руки через краги обгорали, кожа сходила. Берцовую кость ломал после падения с кровли. Больше ничего серьезного. Нормально!
Знаете, мне неловко рассказывать о своих медалях. Мой прадед Василий Исидорович Вожейко был потомственным машинистом, награжден орденом Ленина. Он первым провел паровоз в тоннеле под Амуром в 1941 году. Погиб в Литве в феврале 1945-го. Его отправили на фронт в составе 46-й паровозной бригады. Доставлял грузы, попал под авианалет, эшелон разбомбили...
- Были на могиле прадеда?
- Пока нет. Долго писал запросы, а архивные документы получил лишь в конце прошлого года. Эту историю я знал от родителей.
Другой дед, Федор Иванович Рыбалко, воевал с японцами в 1945-м. Его награды сохранились.
Так что мне есть кем гордится. Важно не уронить поднятую планку.
Знаете, я вот сказал вам, что во многом случайно выбрал профессию пожарного. Пришел и остался. Но ведь многие новички уходят, порой спустя два-три месяца. Не выдерживают нагрузку и стрессы.
- Вы мобильный выключаете когда-нибудь?
- Исключено. Даже ночью или в отпуске. Если долго не звонит, начинаю переживать, все ли в порядке со связью. И номер у меня один, не делю звонки на личные и служебные. Должен быть на посту круглые сутки. Иначе нельзя. Работа у нас такая...
Благовещенск - Москва
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем