Защитник Порт-Артура Павел Гроссман: Волной прибило к берегу два кожаных мешка с письмами

Стилистика и орфография авторов сохранены.

Александр Чичерин, поручик, участник наполеоновских войн

18/30 января. [...] Сегодня утром мы вышли в поход. Колонна направляется к Плоцку. Меня разбудили еще до семи часов. Завтра, как говорят, будет очень трудный переход. Но зато я получил письмо от матушки, одно это письмо может возместить самые большие неприятности. Может ли быть лучшее употребление искусства письма, чем облегчение обмена мнениями? Расстояние и огорчения уменьшаются, когда можно разговаривать на бумаге; одно маленькое письмо может дать величайшее счастье.

Матушка прислала мне письма от г-жи Стурдза, и на минуту мне показалось, что я в Бессарабии, где находится мой друг [А.С. Стурдза (Алеко)]. Трудно передать, какое наслаждение доставляют мне письма. Я двадцать раз перечитал их, двадцать раз пожелал счастья этому прекрасному семейству и двадцать раз проливал слезы радости и благодарности. [...]

Александр Тургенев, государственный деятель, историк

27 декабря. Получил письмо от моего милого Жуковского, и сердцу моему стало легче. Он не писал ко мне тогда, как дни его текли в безмятежном положении души; но когда бедствие настигло его и Россию, в сердце его отозвалось старое, прежнее чувство его ко мне, которое во мне никогда не затихало. Жалею, что не мог отвечать ему с курьером, который уехал в 5-м часу. [...]

Елизавета Попова, дочь книгопродавца и издателя И.В. Попова

20 января/1 февраля. Понедельник. Катерина Александровна Свербеева оставила меня обедать. Зная мои чувства, она велела накрыть стол для нас двух в своем кабинете. Она прочла мне свое письмо к Гоголю; оно писано от любящей и верующей души потому прекрасно. Она просила меня его поправить, но, кроме некоторых неважных ошибок, мне хотелось сохранить прелесть душевной простоты и свободы ее писем к друзьям своим. [...]

Павел Бартенев, историк и литературовед, основатель и издатель исторического журнала "Русский архив".

23 ноября. [...] Наконец, Кошелева утешилась, получив письмо от сына из Севастополя. Мальчик, чуть из младенческих одежд, он уже стоял под ядрами и бомбами; пишет, что хотел бы многое сказать, да нельзя. Как известно, письма из Крыма деятельно перехватываются. Калугин сказал мне, что у них кто-то получил письмо, вытертое как иностранные газеты. П.М. Бестужева очень испугалась, увидав на письме своего Володи надпись, сделанную чужой рукой: подозрительное! Однако А.П. Зонтаг исправно получает письма от старого своего приятеля Воеводского (племянника Нахимова и капитана на потопленном корабле "Сизополе"). [...]

Вера Аксакова, общественный деятель, мемуаристка

9/21 января. [...] Иван получил письмо от Смирновой, всех поразившее. Она последнее время писала к нему очень часто, высказывала полное сочувствие и даже говорила, что теперь не время быть осторожной, и вдруг сегодня пишет ему такое письмо: "Милостивый государь. Я вас не знаю, не разделяла никогда и не разделяю ваших убеждений и мыслей. Запад гибнет от гордости и пустословного порицания. Россия спасется смирением, любовью и т. д. Служить надобно не фантастической России, а такой, какая она есть" и т. д.

Это письмо всех удивило, и после многих толков мы не могли его иначе себе объяснить, как тем, что в настоящую минуту знакомство с такими людьми, как Аксаковы, опасно, и то, о чем она в другое время охотно бы стала рассуждать, теперь вовсе неуместно. [...] Под влиянием нового решения при дворе, т. е. решения на мир, она сама быстро перестроила свои убеждения на новый лад и уже оскорбилась, что к ней могли относиться в другом тоне. Придворные люди всегда придворные, и связь их с двором так тесна, что их собственные взгляды и убеждения (незаметно, может быть, для них самих) изменяются, расширяются и суживаются, смотря по тому, какой ветер дует на дворцовом флюгере. [...]

Лев Толстой, писатель

[8?] октября. Ясная Поляна. Вчера получил письмо от Тургенева, в кот[ором] он обвиняет меня в том, что я рассказываю, что он трус, и распространяю копии с письма моего. Написал ему, что это вздор, и послал сверх того письмо: Вы называете мой поступок бесчестным, вы прежде хотели мне дать в рожу, а я считаю себя виноватым, прошу извинения и от вызова отказываюсь. [...]

Аполлинария Суслова, писательница

27 августа/8 сентября. Среда.

Сейчас получила письмо от Ф[едора] М[ихайловича] [Достоевского] по город[ской] уже почте. Как он рад, что скоро меня увидит. Я ему послала очень коротенькое письмо, которое было заранее приготовлено. Жаль мне его очень.

Какие разнообразные мысли и чувства будут волновать его, когда пройдет первое впечатление горя! Боюсь только, как бы он, соскучившись меня дожидаться (письмо мое придет не скоро), не пришел ко мне сегодня, прежде получения моего письма. Я не выдержу равнодушно этого свидания.

Лев Толстой

[16/28 мая.] Получил письма. Отвечал Толст[ой], Урусову, барышне не послал и памятке не послал. Как чужой, ненужный человек письмом может отравить жизнь! [...]

Вера Тымняк, уроженка Ковно, в период ведения дневника учащаяся курсов в Москве

9/22 декабря. Вторник. Вчера опять получила письмо от Жени и такое длинное и хорошее! В своем ответе на его первое письмо я писала, что удивляюсь как это он пишет мне больше 4-х стран[иц] а на этот раз он написал целых 8. Как это мило с его стороны. [...]

Павел Гроссман, корреспондент газеты "Новый край", свидетель обороны Порт-Артура

31 июля/13 августа. [...] Сегодня на нашу долю выпала большая радость. После трех месяцев изолированности от всего мира мы получили письма от родных и близких. Волной прибило к морскому берегу около Голубиной бухты два кожаных мешка с письмами из Чифу в Артур. Джонка, везшая эту почту, вероятно, расстреляна японцами.

Море сжалилось над нами!

Целых 7 писем получил я на одну мою семью. Доставили много радости, но и возбудили много грустных мыслей эти измятые, вымокшие в морской воде клочки бумаги. Высказать этих ощущений нельзя, их надо пережить, надо прочувствовать. Некоторые из этих принесенных волной в осажденную крепость писем пришли слишком поздно. Адресаты их уже сложили свои головушки в бою за свое отечество. А близкие их узнают о том лишь после, когда-то.

Федор Шикуц, старший конный ординарец Кирсановского полка, участник Русско-японской войны

1 июля. [...] Я начал сам подниматься на постели и мог уже сидеть несколько минут, чему был очень рад, и принялся писать два письма на родину. Наши письма, проходя все ступени цензуры, сильно задерживаются, так как везде их переводят на японский язык и снимают копии; эта процедура недели на две задерживает отправку писем, но тем не менее писать было необходимо, так как дома ничего не могут знать обо мне. [...]

Николай Гусев, литературовед, личный секретарь Л.Н. Толстого (1907-1909 гг.).

7 апреля. [...] Упомяну здесь, кстати, о том, что недавно Лев Николаевич получил письмо от сестры одного юноши, почти мальчика, который участвовал в экспроприации и сидел в тюрьме, ожидая суда. Сестра его писала, что боится, что брата ее приговорят к смертной казни, и просила Льва Николаевича сделать, что он может, для спасения его жизни.

Лев Николаевич написал письмо командующему войсками Казанского округа, генералу Сандецкому, который должен был утверждать приговор суда над этим мальчиком. По-видимому, письмо вышло очень задушевным, так как Лев Николаевич передал его мне для отправления запечатанным в конверт, на котором сам написал адрес, и сказал, что он не желает, чтобы с этого письма снималась копия, как это обыкновенно делается со всеми его письмами. Так что содержание этого письма осталось не известным никому из близких Льва Николаевича.

Татьяна Де-Метц, гимназистка

15/28 декабря. [...] Вообще папа сам многим сделал массу добра; студенты его любят, в прошлом году как-то он получил письмо от одного из них, кот[орый] говорил, что в то время, когда папа будет читать его письмо его уже не будет на свете, потом он описывал свою несчастную жизнь. Папа сейчас же отправился к нему на квартиру, утешил, помог, и вот теперь этот студент счастлив, не знает, как благодарить "доброго профессора" за спасение своей жизни. Он просит папу располагать им как угодно: ведь папа спас его действительно, он совсем приготовился к смерти.

Николай Шубкин , педагог-cловесник Барнаульской женской гимназии

10/23 ноября. Получил письмо от одной бывшей ученицы (прошлогоднего выпуска), которая служит теперь классной дамой в одном глухом городишке. Добрая память учениц для меня всегда приятна, и я с удовольствием читаю те письма, в которых некоторые из них делятся своими первыми впечатлениями от жизни.

Моя корреспондентка на этот раз пишет о том странном чувстве, какое испытывает она, оказавшись вместо учительницы в разряде начальства, опекающего учениц. Душой она еще такая же гимназистка, и ее больше тянет в их общество, чем в общество педагогов. Но те уже смотрят на нее как на человека другого лагеря, дичатся, сторонятся ее. А она, душевно одинокая, ищет сблизиться с ними не по-начальнически, а просто по-человечески, как с подругами. И как рада она, что хотя одна из учениц стала сближаться с ней, стала делиться своим горем. [...]

Леонид Саянский, писатель, участник Первой мировой войны

12/25 октября. Не было ни гроша, да вдруг алтын! Сразу груда писем. И из дому, и от знакомых, и от жены.

Из этих конвертов, с изорванными в нетерпении краями, пахнуло таким теплом, такой радостью, что мы забыли все: и дурную погоду, и нудное сиденье в своих ущельях, и раны, и смерть товарищей - все, все, что делало тяжелым наше сердце... Все обменивались новостями, говорили о своих местах, о своих тамошних делах, и атмосфера войны потускнела. Мы все будто бы перенеслись в уютные, светлые комнаты своих далеких, родных домов и вдохнули их атмосферой. И эти вздохи были, как оттягивающее жар лекарство. Они отвлекли нас от войны и, на мгновение, мы дышали не ею.

Это ничего, что сейчас горит на столе, убогом и покатом, масляный фонарь с австрийского вагона; ничего, что на нашем столе лишь котелок с мутным чаем, и твердые, как камень, сухари; ничего и то, что в пробитый швабским, или нашим (Бог весть!) снарядом, потолок нашей убогой "халупы" заглядывает слезливой и холодной темнотой угрюмая ночь, - мы веселы! Пусть наши постели - хлопья соломы, раскиданные тут и там по грязному полу избы; пусть наши тела ноют от усталости и от тяготы, неснимаемой даже на ночь, вот уж с неделю, амуниции; пусть мы не знаем, кого из нас опустят завтра в грязную и склизкую братскую яму - все ничего! У нас есть драгоценность; с нами сейчас души и мысли наших далеких и близких, в одно и то же время, людей. И вот мы веселы; любезны друг с другом; услужливы и ласковы. Нам приятно, и мы делаем друг другу удовольствие, болтая о чужих, в сущности, невестах, братьях, женах и матерях. Сейчас все они и нам близки. Невеста вот этого долговязого хорунжего близка и понятна и мне. И я разделяю его радость при чтении дорогого письма. И он, не конфузясь меня, целует подпись-шифр любимого имени.

Есть зато и несчастливцы - это те, кто или не получил писем, или же получил, но тревожные.

Один подъесаул мрачен, как ночь. Он не успел переслать воинскому начальнику аттестаты для своей жены, а самому трудно регулярно высылать деньги (поймайте-ка нашу полевую почту!). И вот жена в пиковом положении - без денег... Скверно. И мы не утешаем, хотя и хотим. Ведь все равно не утешишь - ибо нечем!

О. Козельский, командир батареи, участник Первой мировой войны

17 ноября. Утром получил первое в госпитале письмо от жены, написанное в тот день, когда она узнала, что я ранен и нахожусь въ Варшаве. Сколько в этом письме страха и заботы обо мне и как это старательно скрывается. Думаю, что теперь, после целаго ряда моих телеграмм, Сонечка успокоилась. В полученном письме жена сообщает о своем твердом решении приехать навестить меня. Но из вчерашней телеграммы я знаю, что намерение это она оставила. В самом деле, не ехать же с детками, а, с другой стороны, как оставить их? [...]

Николай Кузнецов, прапорщик, участник Первой мировой войны

3/16 сентября. [...] Вечер прошел великолепно. Вечером, читал газету и получил 6 писем. Есть [письма] старые и новые. Все очень и очень хорошие и интересные. Очень много нового. Отец зовет домой, да не мешало бы дома быть. Эх, Господи, Господи, помоги! Кувшинов тоже одно и тоже пишет. Алексей Попов: это мне совсем не нравится, его все размышления и взгляды. Тося пишет все одно, почему не отвечаешь на мои вопросы, но, кроме того, она проговорилась что любит. Но одно интересно - Тайса первая написала мне и прямо говорит, что любит и ждет меня. Всего более интересно письмо от Зинаиды: "Милый Коля, скучаю, почему молчишь..., пиши, твоя Зина". Да все это сразу меня перенесло в другую обстановку и все-все вспоминается. Эх-ма, дела, дела. Я бы еще не то мог делать с Вами, если бы был там. Но ничего, [на] все Господь.

Нина Агафонникова, выпускница Вятской Мариинской женской гимназии

12/25 февраля. Воскресенье. Сегодня мне было хорошо. Так ярко было солнышко, и такой милой стариной веяло от давно полученных писем. Я сортировала их сегодня. Так, механически. Только 2-3 перечла. И захотелось написать З. А. что-нибудь.

Написала открытку о счастье. Смешно... Ведь обе здесь живем. Но когда еще я смогу пойти куда-нибудь. И потом мы в письмах лучше разговариваем - спокойнее и находчивее.

Владимир К., поручик

14/27 августа. {вторник} Сегодня для меня день светлый и радостный. Наконец-то я тебя увидел, моя дорогая Н! Сегодня в 2 часа дня получил письмо из России от 8-го января 1918 г., а теперь 27-го, шло ровно 7,5 месяца. Пишет - она, моя милая: на карточке, которая была в письме, она, как живая! Что со мной? Так ли уж сильно я люблю ее? Когда увидел карточку, хотелось кричать и петь от радости. Должно быть у меня за уроком была идиотски глупая улыбка, ибо [нрзб] из офицеров переглядывались, недоумевая моему повыш[енному] настроению.

Владимир Даватц, подпоручик, активный участник Белого движения, профессор-математик Харьковского университета

1 февраля. Кущевка. База. Недавно в дивизионе супруги Н. получили письмо из Екатеринодара, от профессора К. Сейчас же стало известно это всему поезду и произвело большую сенсацию, ибо письмо получено по почте, а не с оказией. Мы уже перестали верить в почту и живем в этом отношении настоящими дикарями; теперь будем понемногу к ней приучаться. [...]

Николай Мендельсон, филолог, преподаватель

12/VII. [...] Из сегодня полученного письма Веры вижу, что не все ее письма до меня доходят. Ужасное свинство! А ведь посылает она с оказией, а не по почте. [...]

Лидия Авилова, писатель, мемуарист

17 февраля. Я начала эту книжечку со слов: "Пусть в нее заглянет солнышко", и вот солнышко заглянуло: 25 дек. по ст. ст. я получила письма от моей ненаглядной, от Алеши и Володи. В день рождества, только что ушли священники с крестом и я сидела за кофе с Асей и Васей Живаго, как принесли эти письма. Миша родился 4 декабря, ему минул год. Он уже почти ходит, у него шесть зубов, он начинает лепетать: - Пука, бука... Ангел мой!

Нина обещает прислать его фотографию. Вот и получила я "возможную мне радость". Теперь опять могу ждать и жду, всегда жду вестей. И сама пишу и воображаю себе, как эти письма идут, доходят, как они их получили, читают...

Сергей Корешков, житель Ново-Николаевска (Новосибирска)

16 октября. [...] Идя на службу, зашел на почту получить письмо и сразу же по почерку на конверте увидел, что оно не от Вовки. Распечатал его лишь в конторе. Пишет Надя. Милая девочка! Сколько приятного доставило мне ее письмо. Если бы, кажется, не присутствие людей, я бы расцеловал письмо, но пришлось удовольствоваться тем, что я два раза перечитал его, а затем нужно было ехать на пристань узнать, не пришел ли мой багаж из Камня.

Оказывается, все еще нет. Результатом моей поездки было лишь то, что я положительно окоченел, так как погода наисквернейшая - холод, резкий ветер. В конторе меня ожидало второе письмо и тоже от Нади - поздравляет меня с прошедшим днем Ангела (письмо написано 20/IX, т.е. шло месяц). Вот неожиданное поздравление и очень приятное: никак не ожидал, что она его помнит. [...]

Несмотря на то, что пришел страшно усталый, уселся писать письмо Наде и написал страницы четыре. [...]

Дмитрий Фурманов , писатель, революционер, военный и политический деятель

5 сентября.

Я ПОЛУЧИЛ ПИСЬМО ОТ М. ГОРЬКОГО

Какая же это непередаваемая радость: Максим Горький прислал письмо. Пишет там о "Чапаеве", о "Мятеже", о моей литературной работе. Так хорошо бранит, так умело подбадривает...

Настя вошла ко мне в кабинет:

- Тебе два письма.

Смотрю, на одном: Луганск - это товарищ. На другом: Сорренто...

Занялся дух.

- Настя, говорю, ты никого ко мне не впускай минут десять... Очень буду занят.

Разорвав письмо, читаю.

Грудь распирало от радости за каждое слово, за каждый совет. Я ему умышленно сдержанно написал от себя, когда посылал книжки:

во-первых, есть, верно, перлюстрация;

во-вторых - что же буду нежность свою передавать: а может, он подумает, что я гоститься к нему, заигрывать лезу?

И потому написал сухо, хоть хотелось много-много сказать ему, как любимому.

Письмо не хвалебное это, его письмо - он, наоборот, больше бранит, указывает. Но какую же я почувствовал силу после этих бодрящих строк.

Он, такой большой и чуткий, советует писать мне дальше и говорит, что будет хороший толк.

Он мне советует больше рвать, жечь, переписывать многократно то, что пишу, - да, в этом я уже убедился до тысячи раз, что надо именно... не жалеть того, что написал: жги, рви его, пока не сделаешь отлично.

В последних словах он дает понять, что не прочь поддержать переписку.

Я ему напишу. Теперь уж напишу что-то по-настоящему, от сердца: он ответил хорошо, он ждет письма! Значит, я имею право сказать ему про самое дорогое.

Василий Маклаков, подросток, постоялец Морозовского дома-изолятора для детей с инвалидностью

14 октября. [...] Сегодня товарищ Зубов получил письмо от брата Миши и описал Миша, что помер брат у Саши Олеша и как Саша прочитал письмо так и заплакал. [...]

Анатолий Стародубов, житель Днепропетровска

7 июня. Четверг. Какая глубокая радость! Сегодня получил письмо, написанное торопливым женским почерком, нужно ли говорить - от кого? Я весь дрожал, улыбался, целовал письмо, прижимал к сердцу... Какая милость с ее стороны! Письмо необыкновенно написано, очень просто и проникнуто таким прекрасным чувством. Смысл строк? Самые неудавшиеся обороты фраз, зачеркнутые слова казались милым присутствием ее, прерывистой от волнения речью... Прочитал и с грустью остановился на словах "... если мы с вами увидимся"...

Галина Зайцева, школьница

6 октября. [...] Вчера утром получила письмо. В конверте находилась розовая бумажка. На ней было написано Гале Зайцевой. Вся бумажка была исписана знаками Морзе.

Я не все поняла.

Но начало расшифровала. "Галя ты наверное знаешь сие товарища" дальше шла какая-то по моей расшифровке ересь. При моем тщательном исследовании оказалось что бумажка имеет внутренность которая была исписана русскими буквами. Но боже мой не возможно описать моего удивления когда я узнала что это от Толи Бобкова. Он пишет что я забыла его, а он помнит меня т. е. школьного товарища. Разочарован в отряде и пишет что выгнали из отряда Сахарова и просит прислать карточку.

Это последнее уже совсем на Тольку не похоже. Я ни как не предполагала что он меня так хорошо помнит. [...]

Нина Летова, библиотекарь, сотрудница Библиотеки Академии Наук в Ленинграде

15 ноября. Сегодня, наконец-то получила письмо от Бориса, правда, от 15 октября - ровно месяц назад. За такой огромный срок многое могло произойти. И все-таки стало легче на душе. Вероятно, цензура не успевает просматривать письма. Он пишет:

"Не сомневаюсь, что немцев на подступах к Ленинграду выгоним, а дальше есть надежда, что дела сложатся в лучшую сторону".

Вообще в этом письме чувствуется его настроение, он больше не пишет о событиях, как в предыдущих письмах, а главное о Ленинграде:

"Вы, вероятно, думаете, читая в газетах о боях под Ленинградом, что у нас большие разрушения от бомбежек и снарядов. Это далеко не так, а о Ленинграде, так же, как некогда о Лондоне, можно сказать, что если он будет подвергаться прежним налетам, то немцам и за 10 лет его не разрушить! А мы собираемся их перебить намного раньше, но понятно, жителям не раз приходилось пережить неприятные часы. На войне не без того, но особенно злит, когда знаешь, что варварскому нападению подвергается твой родной город, такой замечательный город как Ленинград.

Ничего, вспомним все, когда будем в Германии!.."

И это пишет такой мирный человек как Борис, ненавидящий войну, терпимый, добродушный человек, всецело погруженный в свои литературные занятия!

Публикация подготовлена М.А. Мельниченко за счет гранта Российского научного фонда (проект N19-18-00221).

Материалы спецвыпуска "Родины", посвященного фронтовым "треугольникам" Великой Отечественной войны, можно прочитать на сайте rg.ru/pobeda-dok/#pismo