Зимой 1944 года, освобождая Правобережную Украину, 19-летний лейтенант Василь Быков и его ровесник-красноармеец Виктор Астафьев оказались причастны к окружению врага под Корсунем.
Задача: окружить армию Вёлера!
Грандиозные сражения на Украине, начавшиеся в июле 1943-го, не прекращались. Форсировав в конце сентября Днепр, Красная Армия начала освобождать Правобережную Украину. И к январю 1944-го в линии фронта образовались два огромных выступа, обращенных на запад, - западнее Киева и между Черкассами и Запорожьем. А между ними - выступ, обращенный на восток. Там, западнее Черкасс, войска 8-й армии вермахта (генерал пехоты Отто Вёлер) все еще стояли на берегу Днепра.
Неудивительно, что в Москве решили срезать этот выступ и окружить армию Вёлера.
Для этого силам 1-го и 2-го Украинских фронтов (генералы армии Николай Ватутин и Иван Конев) надлежало нанести удары навстречу друг другу и соединиться под Уманью, возле узловой станции Христиновка.
Для войск Конева путь к Христиновке (да и к другим целям январского наступления) лежал через район Кировограда - и 5 января 1944 года 2-й Украинский начал Кировоградскую операцию.
"Каждый десятый из воевавших в России знает Кировоград, - подытоживал собиравший воспоминания немецких ветеранов Второй мировой журналист Пауль Карель. - Это было одно из тех мест, где война шла особенно ожесточенно"1.
Севернее города удар наносила 5-я гвардейская армия, где в 399-м стрелковом полку 111-й стрелковой дивизии командовал взводом лейтенант Василь Быков.
Музей истории Корсунь-Шевченковской битвы. Фрагмент панорамы.
В бой идут писари
В наступление под Кировоградом 399-й пошел, не отдохнув после тяжелых декабрьских боев под Александрией и Знаменкой.
Лейтенант Василь Быков:
"Тогда "не спали сутками. Бессонница и усталость вызывали состояние полного безразличия. Даже под огнем не хотелось окапываться или искать укрытие: убьют, и черт с ним! Только бы поскорей, чтобы не мучиться, не мерзнуть. Лютая стужа была сильнее страха. Особенно ночью, в степи. Мороз не давал сомкнуть глаз, пробирал до костей. Дрожишь всем телом, топаешь ногами. Даже лежа в снегу сучишь ими, как в агонии. До сознания доходили только команды командиров вперемежку с матюками. Или обстрел с близкого расстояния. Почти в упор. Или, когда мины ложились рядом. Тогда на короткое время охватывал страх. А затем опять наваливалась усталость и безразличие ко всему"2...
Шли вперед, не отдохнув и не пополнившись после декабрьских боев, каждый из которых обходился в сотни убитых и раненых. Таких боев, что не хватало даже пополнения из местных жителей, которых сразу после освобождения их села призывали в ближайшую часть...
В стрелки и пулеметчики пришлось зачислять писарей и других тыловиков; с такими-то стрелковыми ротами 399-й и пошел наступать под Кировоградом...
Правда, измотаны были и немцы. Они, описывали декабрьские бои юго-восточнее Кировограда ветераны 2-й парашютной дивизии вермахта, "спят в ямах, пьют воду из растопленного снега, грызут замерзшие куски хлеба. Даже в зимних костюмах они промокают, их продувает ветер, они замерзают до мозга костей. Их осунувшиеся грязные лица прорезаны глубокими морщинами, глаза лихорадочно горят"3...
Лейтенанту Быкову тоже довелось разрубать "немецким ножевым штыком" в новогоднюю ночь "замерзшую буханку хлеба"4.
Ручной пулемет и два автомата
В 1944 году советское командование уже умело создать перед наступлением такой артиллерийский кулак, что немецкая оборона под Кировоградом была прорвана. "Куда ни глянь, - вспоминали парашютисты 2-й дивизии, - линия между белым снегом и черным небом полна огнедышащими орудиями"5. Затем снег на перепаханных снарядами полях исчез, осталась лишь черная мерзлая земля...
Однако уцелевшая немецкая пехота дралась упорно, была хорошо обучена, насыщена скорострельными пулеметами MG42.
И с первых же часов под Кировоградом образовался "слоеный пирог". На одних участках наши танки и пехота прорывались вперед, а на других враг продолжал держаться. Его окружали, он прорывался к своим - и в советских тылах вновь вспыхивали бои...
Опыт декабрьских боев - когда "пулеметным огнем выкашивало в степи роту за ротой за несколько часов" - в 399-м все же учли. Днем старались ослабить врага огнем, а ночью - проникнуть через разрывы в обороне, обойти "фрица" с фланга.
Но какой огонь могли дать остатки быковской роты? Из автоматического оружия - ручной пулемет и два автомата. Артиллерийскую же поддержку наступления (в отличие от артподготовки) организовывали еще плохо.
Лейтенант Василь Быков:
"Не спали порою целыми сутками. Иногда - ни одного часа. Так вот, сонные, топаем по наполовину заметенному шляху, многие спят на ходу, спотыкаются, падают. Хлесткий мат поднимает их, и люди, едва разлепив ресницы, бредут дальше"6...
Фронт без линии фронта
Сила обороны вермахта заключалась не только в MG42, но и в умении наносить контрудары. Тут помогали привычка командиров к маневру и хорошо налаженное взаимодействие родов войск. В дивизии вермахта воевали не пехотные полки или танковые батальоны, а боевые группы - их командиры имели в своем распоряжении и пехоту, и танки, и артиллерию, и саперов.
3-я танковая дивизия врага была окружена в Кировограде. Но прорвалась, сманеврировала - и обрушилась на советские войска, наступавшие северо-западнее города.
Под удар одной из ее боевых групп и попал 399-й стрелковый - совершавший в ночь на 10 января 1944 года очередной ночной марш.
Лейтенант Василь Быков:
"Вдруг смотрю - рядом, в невысоких зарослях, замелькали какие-то фигуры. Я не успел еще толком их разглядеть, как одна за другой полоснули автоматные очереди - трассирующими по всей колонне. Кинжальный огонь. ...
В зарослях - танки. Сколько их там, в полутьме не разберешь - может, четыре или пять. Может, еще больше. Вот уже, рыча моторами и строча из пулеметов, они движутся на нас. А между ними - автоматчики, кричат на бегу: "Рус, сдавайся!""
Лейтенант Быков был ранен в ногу, контужен в живот и едва не раздавлен танком - гусеница уже "придавила полу шинели и обдала снежной пылью..." Но тут "кто-то поднимается во весь рост с гранатой в руке и размахивается так, что аж в воздух взлетает полевая сумка. Такая сумка была только у ротного, лейтенанта Миргорода. Он! Раздался взрыв". Танк остановился и загорелся...
А дальше снова "слоеный пирог". По селу, куда доставили раненых, утром ударили минометы и танковые пушки - опять немецкая боевая группа в советском тылу! Хату санчасти, из которой успел выбраться Быков, разнесли снаряды...
А дальше - пикировщики "Юнкерс-87". Они могли добиться прямого попадания в танк, и Быков предпочел свалиться с подобравшего его Т-34 и заползти в придорожную хату.
Лейтенант Василь Быков:
Утром 11 января - "выстрелы, разрывы, крики", дверь чулана, где лежал Быков, распахивает немец. "Одной рукой за скобу держится, в другой - автомат. Глаза наши встретились. Уложить его из пистолета - секундное дело. А ему, чтобы дать очередь, нужно перебросить автомат в правую руку. Мгновения... Я не нажал на спусковой крючок, а он не перебросил свой "шмайсер", отпустил дверную скобу - и опрометью на улицу..."
А дальше - в село входят свои. Быкова подвозят до железнодорожного переезда. И там опять "немцы, похоже, окопались". А поодаль - "едут крытые немецкие машины, видно, драпают из Кировограда".
Только в ночь на 12 января, "опираясь на чью-то винтовку", лейтенант Быков "докульгал" до села, где были свои. И лишь к вечеру (попав под еще одну бомбежку) его привезли в армейский госпиталь7.
А 7 марта лейтенант Быков был исключен из списков Красной Армии. Как погибший 10 января в районе деревни Большая Северинка и похороненный там же в братской могиле!
Отменили этот пункт приказа только в мае 1950 года.
И еще 2500
Контрудары врага вынудили Конева прекратить 16 января Кировоградскую операцию. Не пробились к Христиновке и наступавшие от Белой Церкви войска Ватутина.
Там, на левом крыле 1-го Украинского фронта, все было так же, как и на 2-м Украинском.
И наступление с совершенно истощенными войсками. В 29-м и 48-м стрелковом полку 38-й стрелковой дивизии к 14 января из 18 стрелковых рот остались две. Остальные выбило полностью8.
И контрудары немецких боевых групп.
И новые тяжелые потери. В отличие от быковской 111-й дивизии, многие командиры все еще били врага в лоб - а войска были почти не обучены. Молодежь, мобилизованная в ноябре 1943-го в Фастове, не прошла на войне и сорока верст - уже в январе погибла под Белой Церковью9...
- Там, где наступали батальоны
- и прошли верст двадцать к высоте,
- при дороге список поименный
- в два столбца на мраморном щите.
- Вглядываюсь, всматриваюсь, вчитываюсь,
- сверху вниз и снизу вверх гляжу.
- Слишком многих недосчитываюсь
- и в столбцах не нахожу...
- Сквозь ковыль и буйство иван-чая,
- кипень одуванчиков, осот
- вдруг в просвете замечаю:
- "И еще 2500"10,
- писал в 1980-е, посетив места, где воевал зимой 44-го, ветеран 1-го Украинского фронта Владимир Жуков.
Корсуньский "котел"
12 января Ставка уменьшила замах и нацелила войска Ватутина и Конева на окружение не всей армии Вёлера, а лишь двух ее корпусов. Для этого клещи надлежало сомкнуть под Шполой.
И 25-26 января 5-я гвардейская и 6-я танковые армии (генерал-лейтенанты танковых войск Павел Ротмистров и Андрей Кравченко) рванулись на Шполу.
Советские офицеры-танкисты на глазах учились воевать. Передовые отряды уже не боялись действовать в отрыве от главных сил. Это нормально для танкиста!
Немцы сомкнули фронт за прорвавшимися бригадами Ротмистрова, но те продолжали идти вперед! И 28-го, у Звенигородки, соединились с передовым отрядом Кравченко. Окружив тем самым 11-й (генерал артиллерии Вильгельм Штеммерман) и 42-й (генерал-лейтенант Теобальд Либ) армейские корпуса в районе Корсуня (с мая 1944-го - Корсунь-Шевченковский).
1 февраля на Украине стал таять снег. Техника вязла в размокшем черноземе...
3-й танковый корпус (генерал танковых войск Герман Брайт) попытался деблокировать окруженных, но пробился лишь до деревни Лысянка, что на реке Гнилой Тикич. И там, не дойдя до "котла" с десяток километров, выдохся.
Тогда в ночь на 17 февраля 11-й и 42-й - сосредоточившиеся к тому времени близ деревни Шендеровка - сами стали прорываться на Лысянку, навстречу Брайту.
Колоннами, напролом!
Свидетелем этого и стал красноармеец Виктор Астафьев - связист 92-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады 17-й артиллерийской дивизии прорыва (входившей в 27-ю армию 1-го Украинского фронта). Отразивший потом свои впечатления в повести "Пастух и пастушка".
Красноармеец Виктор Астафьев:
"Из круговерта снега возникла и покатилась на траншею темная масса людей. С кашлем, криками и визгом ринулась она в траншею, провалилась, завязла, закопошилась в ней.
Началась рукопашная.
Оголодалые, деморализованные окружением и стужею, немцы лезли вперед безумно и слепо. Их быстро прикончили штыками и лопатами. Но за этой волной накатила другая, третья. Все перемешалось в ночи: рев, стрельба, матюки, крик раненых, дрожь земли, мерзлые, с визгом откаты пушек, которые били теперь и по своим и по немцам, не разбираясь, кто где. Да и разобрать уж ничего было нельзя".
Затем "бой откатился куда-то в сторону, в ночь"11.
Обо всем этом писали и немцы. И о том, что пустили в ход штыки, и что всякая организация у них в ходе боя исчезла, и что не сумевшие пробиться на Лысянку забирали южнее (где опять бросались вперед)...
Но внутреннее кольцо окружения (где и стояла 92-я артбригада) они прорвали.
Красноармеец Виктор Астафьев:
"Впереди тявкала полковая (76мм. - Авт.) пушчонка, уже одна. Смятая, растерзанная траншея пехотинцев вела редкий ружейный огонь, да булькал батальонный миномет трубою, и вскоре еще две трубы начали бросать мины; затрещал припоздало и обрадованно ручной пулемет, а станковый молчал, и бронебойщики выдохлись. Из окопов то тут, то там выскакивали темные фигуры чужих солдат, от низко севших касок казавшихся безголовыми, и бросались во тьму, вдогон своим, с криками и плачем.
По ним редко стреляли, и никто их не догонял"12...
Не на этом ли участке дрался отряд 18-летнего старшины Ивана Мельникова? "У нас имелся, - вспоминал он, - "максим", два ручных пулемета, мы поддерживали батарею 76-миллиметровок.
Лежали прямо в снегу, выкопав окопчики в колеях от машин, укрывшись в воронках. ... Немцы прорывались отчаянно. Правее нас опрокинули и полностью уничтожили стрелковую роту. В прорыв устремились сотни немцев. Мы стреляли им во фланг, некоторые падали, остальные продолжали бежать".
Еще и через сутки, в ночь на 18 февраля, "в снежной полутьме мелькали вдали тени. Выходили из окружения остатки немцев. Мы давали очередь-другую, иногда посылала снаряд батарея, в которой остались два орудия, оба поврежденные"13...
Финал
Через внешнее кольцо окружения враг прорывался уже утром 17 февраля - когда его колонны и толпы стали прекрасной целью для пушек и пулеметов танков Ротмистрова и Кравченко.
Красноармеец Виктор Астафьев:
"Из села, что было за оврагами и полем, на плоскую высотку, изрезанную оврагами, помеченную редкими деревцами, высыпала туча народа - не стало видно снега. Из оврагов тоже вываливали и вываливали волна за волною толпы людей и катились навстречу тем, что взлохмаченным прибоем наплывали от села. Между ними сужалось и сужалось белое пространство. С двух сторон на всех скоростях катили танки, стискивая все плотнее в кучу людей, закруживая их водоворотом, разметывая на стороны грудью, прорубая пулеметами просеки, вбивая в толпы бегущих снаряды..."14
На других участках немцы избежали встречи с танками и артиллерией, но многие утонули в Гнилом Тикиче.
Из примерно 54 тысяч окруженцев 30-32 тысячам все-таки удалось вырваться из кольца15. Но шесть дивизий и бригада, в составе которых остались эти тысячи, были уже небоеспособны. Всю технику, все тяжелое вооружение они бросили - да и людей потеряли слишком много.
Дивизии направили на переформирование - и на фронте их у врага не стало.
Не зря их разгром назвали потом "Корсунь-Шевченковским побоищем".
- 1. Карель П. Восточный фронт. Кн. 2. Выжженная земля. 1943-1944. М., 2003. С. 298.
- 2. Быков В. Долгая дорога домой. М.; Мн., 2005. С. 55-56.
- 3. Мабир Ж. Война в белом аду. Немецкие парашютисты на Восточном фронте 1941-1945 гг. М., 2005. С. 283-284.
- 4. Быков В. Указ. соч. С. 60.
- 5. Мабир Ж. Указ. соч. С. 295.
- 6. Быков В. Указ. соч. С. 55, 62.
- 7. Там же. С. 64-73.
- 8. Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры. М., 2004. С. 422, 435-436.
- 9. Драбкин А.В. На войне как на войне. М., 2012. С. 411.
- 10. Жуков В. "Там, где наступали батальоны..." // Новый мир. 1987. N 5. С. 165.
- 11. Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль // Повести о войне. Кишинев, 1983. С. 242, 246.
- 12. Там же. С. 246.
- 13. Першанин В. "Мы пол-Европы по-пластунски пропахали..." М., 2010. С. 424-425.
- 14. Астафьев В.П. Указ. соч. С. 281-282.
- 15. Манштейн Э., фон. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, 1999. С. 599.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем